Людмила не пришла, и я этому рада. Она на меня давит. А, может, дело просто в том, как и почему я здесь оказалась в первый вечер.
— Ну что? Едем? Я готова.
Уже одетая, вылетаю из своей комнаты. Уже вечер. Пора.
— Софья Львовна, — Денис мнется, отводит глаза…
Нет!
— Что, Денис? Ему хуже? Он… Да говори уже, черт подери!
Нет. Не может. Этого просто не может быть!
— Станислав Михайлович пришел в себя.
— Так это же замечательно!
Чуть не подпрыгиваю, хлопая в ладоши. Вот теперь я целый мир. не только Дениса, готова расцеловать!
— Едем скорее, Денис! Ну! Чего ты ждешь!
Как же жаль, что меня не было рядом, когда он очнулся! Просто безумно! Но ничего! Еще каких-то пару минут, и я смогу ему все сказать! И он услышит!
И вот теперь волнуюсь совершенно по-другому!
Что он скажет? Как изменятся его глаза?
А если… Если это не взаимно? Если моя любовь ему не нужна?
Я все равно ему скажу. Скажу! И будь, что будет!
— Станислав Михайлович приказал вас не привозить к нему. Запретил. Очень однозначно и категорично.
— Нет, Денис… — качаю головой, чувствуя, как улыбка сползает с лица, будто наклеенный кусок резины. — Нет, что ты такое говоришь… Ему хуже? — тут же током бьет догадка. — Не молчи! Он правда пришел в себя? Или… Или пришел, но все настолько плохо? Денис!
Я готова его взять за грудки и тормошить. Я в секунде от этого!
— Все в порядке. Софья Львовна. Это чистая правда. Пришел в себя, состояние тяжелое, но не критичное. Прогнозы благоприятные. Он может даже говорить. Но… Однозначно приказал именно вас не привозить.
Ничего не понимаю.
Стас не хочет, чтобы я видела его слабым? Почти беспомощным?
Боже, какая же это ерунда! Ведь главное, что он живой!
Но для мужчин важны такие вещи. Как для женщин их внешний вид.
Это я могу понять.
Как и то, что вот сейчас спорить и просить — действительно бесполезно. Если Стас приказал… Никто не нарушит его приказ!
— Могу я хотя бы поговорить с ним?
— Нет, Софья Львовна.
А вот этот ответ лупит уже, как пощечина.
— Состояние все же тяжелое. — Денис пытается меня утешить, видимо, это очень сильно отразилось на моем лице. — Ему нужно отдыхать. А скоро ночь. Вы поймите…
— Хорошо, Денис. Я понимаю, — киваю, медленно, не чувствуя деревянных ног, возвращаясь в свою комнату.
Ладно. Слава Богу, он жив! И прогнозы благоприятные! А завтра… завтра я обязательно пробьюсь к нему!
* * *
— Денис! — еще не рассвело, но я уже в полной готовности.
— Простите, Софья Львовна, — снова отводит глаза. — Приказ. Вы должны оставаться в доме.
— Ты говорил с ним? Ему лучше? Денис!! Дай мне хотя бы сказать Стасу пару слов!
— Его состояние улучшается. Но… Приказ категоричен. Простите, но даже поговорить вам с ним не могу дать возможности.
Ну, что он за упертый баран!
Только качаю головой.
Верю Денису. Вот где-то глубоко в сердце знаю, что говорит правду. Он не смог бы мне соврать о состоянии Стаса.
— Ладно, — машу рукой. — Когда будешь с ним говорить, напоминай, что я очень хочу его увидеть. Или услышать хотя бы. В сад-то я могу выйти?
— Конечно, Софья Львовна.
Брожу по саду, наверное, впервые оценив его великолепие. Его аромат и пеструю красоту разноцветных роз.
Каменная плита уже свалилась с груди.
Так почему он так категоричен?
Или считает, что опасность по-прежнему угрожает, потому и приказал не выпускать меня из дома?
Но почему тогда не хочет хотя бы сказать пару слов?
Безумно, безудержно хочу его увидеть!
Прижаться к нему, почувствовать, как сгребает в охапку мощными руками! Выдохнуть ему в губы самые важные слова! Так хочу, что голова кружится и мурашки охватывают всю кожу!
Но ладно. Самое главное, что он идет на поправку. Все остальное мы обязательно успеем.
* * *
К вечеру Дениса убрали из дома. Стас все-таки узнал, что он возил меня в больницу.
На его место пришел другой, настоящий робот. Каменный, без эмоций, без жизни на высеченном из камня лице.
Он отвечал на мои вопросы о самочувствии Стаса. Но на все просьбы с ним увидеться, только отрицательно качал головой.
Бесполезно. Бессмысленно.
Я перестала просить и просто начала ждать. Пока этот несносный мужчина передумает или вернется.
Новый охранник почти не бывал в доме. Я даже перестала его замечать.
— Станислав Михайлович сегодня выписался, — и все же чуть не обняла, когда услышала радостную долгожданную новость.
— Когда его ждать?
Черт, приходится сжимать руки, чтобы не запрыгать сейчас от восторга.
— Он ухал из страны на некоторое время. Нужно выяснить, кто стоял за этим покушением.
Вот так. Дела всегда на первом месте.
Ведь мог бы, хотя бы на минуточку заехать. — ну, чего ему стоило?
Просто на минутку.
Просто увидеть его. Обнять. Поцеловать и прижиться. На короткий миг!
А, может, ему вовсе и не нужна моя любовь на самом деле?
Может, я все себе придумала? Хотела обмануться, вот и обманулась, видя в его глазах, в его прикосновениях то, чего нет? В том, как держал меня за руку и не отрывал взгляда…
Как жадно, голодно набрасывался, рыча от нетерпения и одновременно при этом сдерживая себя?
Он ведь был нежным. Несмотря на то, что даже себе, наверное, не хотел в этом признаваться, и уж тем более меньше всего хотел показать это мне…
Так же, как и я, так сильно отрицал собственные чувства, что делал все, лишь бы они не прорвались наружу!
Только возможность его потерять расставила для меня все по своим истинным местам. Как вспышка, которая на миг ослепила, а после заставила увидеть все по-настоящему отчетливо. Смела пустое, наносное, глупую шелуху нашей с ним якобы ненависти…
Или я ошибаюсь?
Это произошло только во мне?
А он, быть может, всегда относился ко мне только как к той, кого нужно топтать и унизить? А теперь, чуть не расставшись с жизнью, понял, что напрасно растрачивал свое время жизни на никому не нужную месть?
Черт, как же это больно…
Сердце сжимается до невозможности, заставляя воздух в легких просто выгорать, сжигая и меня, — насквозь, навылет, снова и снова простреливая пулями.
Но в то же время бешено колотится. Будто оно знает, что все мои страхи и тревоги напрасны. Будто до сих пор чувствует его рядом…
И я, как последняя дура, реву в подушку. Заламывая руки. Мечтая, что он вернется и подхватит на руки. И снова реву — думая о том, что совсем ему не нужна.
Иначе — разве он не нашел бы времени хотя бы для одного короткого разговора? Как бы занят ни был…
Ничего не изменилось.
Я все та же восемнадцатилетняя дурочка, насквозь отравленная любовью к Стасу Санникову. Дергающаяся от каждого шороха в доме. Мечтающая о том, что он сейчас войдет. И скажет… Скажет мне те самые важные слова. Которые будто клеймом выжжены в моей собственном сердце.
Только сейчас все это в сто, в тысячи, в миллионы раз сильнее!
Глава 54
— Стас! — забыв обо все, бегу по коридору в его кабинет, роняя и теряя на ходу тапки.
Не слышала, как он входил, но двери кабинета приоткрыты. И видна полоска света. Никто, кроме него, не мог бы туда войти! Никто из охраны, которые и в дом-то заходят только по необходимости!
Вернулся!
— Стас!
И мне уже плевать на все, что я успела передумать за это время.
Плевать на все.
На сомнения и боль, на то, что не получила от него ни слова, ни короткой весточки. Что бросил, не пустил к себе, — на все.
Только сердце бешено, счастливо колотится. Так, что его слышно, кажется, не только на весь дом, а на всю округу.
Даже плевать на то, что он обо мне сейчас подумает. На то, что может облить холодом, как ледяной водой. На все, кроме того, что он здесь!