Который через подставных лиц приобрел наш дом и тут же закатывает свой ежегодный маскарад.

Но соперничество, конкуренция, — они ведь тоже могут быть с человеческим лицом. Бывает, победитель и проигравший, жмут друг другу руки.

Здесь этого и близко нет, раз, зная обо всех наших немыслимых трудностях, Ефимов не предложил нам помощь, не пришел открыто даже выкупить наш дом за разумную цену. Выкупил его за копейки и пляшет сейчас на руинах нашей беды. Даже траурный срок, хоть бы для приличия, не выдержав.

А Санников привел меня именно за унижением.

За тем, чтобы наблюдать, как это полоснет по мне самым острым, почти убийственным ножом. Наблюдать и наслаждаться этим сокрушающим ударом!

И я не могу.

Пусть у меня ничего не осталось.

Ни положения, ни денег, ни статуса, никакого-то более-менее вырисовывающегося будущего.

Не могу ни ему, ни Ефимову позволить упиваться своим триумфом. Самой сокрушительной победой надо мной, — сломленным духом.

Нет. Я не позволю этому случиться!

Потому что дух — это единственное, что остается, когда у человека больше ничего нет!

И только он, его сила, способны либо вывести тебя из самого глубокого дерьма или сбросить в канаву, как бы высоко ты ни находился!

И это — последнее, за что я буду держаться до самого конца, чего бы мне это ни стоило!

На удивление, моя нога уверенно становится на дорожку.

Даже не покачиваюсь, когда Санников убирает руки, лишая меня поддержки.

Сама поражаюсь, что сумела встать ровно.

Видимо, и он не ждал, — взгляд по-прежнему ледяной, непроницаемый, жестокий и жесткий, но руки все же держит так, будто в любой момент готов меня подхватить.

Но и этого удовольствия я ему не доставлю!

Выпрямляю спину, пусть даже через адскую скручивающую боль. Уверенно ступаю вперед, расправив плечи на максимум.

И, пусть моя походка вовсе не легка, каждый шаг дается мне уверенно.

Даже несмотря на белесые вспышки перед глазами.

Уверенно поднимаю голову, двигаясь вперед. Оставляя Санникова в полушаге позади себя.

— Виталий, — обойдется без улыбки.

С каменным надменным лицом киваю новому хозяину родного дома, по собственной традиции встречающего гостей у самого входа.

Сколько раз я бывала на его закатанных маскарадах!

Сколько раз он целовал мне руку, вот так же встречая!

Но теперь маска приветливости в миг слетает с позеленевшего лица.

На миг Ефимов замирает, начиная моргать так, как будто у него нервный тик.

Правда, совсем ненадолго.

В этом мире умеют справляться с собой. Умеют скрывать все эмоции и держать лицо.

— Софья, — его бровь надменно летит вверх. — Вот уж не думал…

Пожимаю плечами, продолжая двигаться вперед.

Какой смысл что-то ему говорить в ответ?

Да. Он не думал, что я когда-нибудь вновь переступлю порог этого дома.

Что увижу, как он упивается собственным торжеством.

И я не думала.

Но насладиться этим моментом до конца ему не дам.

Все как в дурмане.

Родные стены.

Все такое до боли, до слез мое…

Веселая музыка, смех, шампанское на подносах.

Все вижу, как в дымке, как в мучительном тумане.

И сердце — оно щемит до безумия.

— Софи-ия, — Стас поспевает чуть позже. С опозданием в каких-то пару секунд.

Почти прижимается к спине своей грудью.

— Почему не дождалась, пошла сама?

И снова — лишь пожимаю плечами в ответ, попутно сбрасывая с плеча его тяжелую руку.

Что говорить?

Что ты издеваешься надо мной?

Что я сейчас воочию наблюдаю крах собственной прошлой жизни?

Никогда еще не было так больно, за все это время. Ни разу. А сейчас — будто точный выстрел в сердце.

Пары замирают. Все, как по команде, разворачиваются ко мне.

Улыбки сходят с лиц.

Но лишь на миг.

Для того, чтобы тут же смениться пренебрежительными уничтожительными взглядами.

Нет. Я гораздо лучше думала о людях.

Но на самом деле им не неловко. Вовсе нет.

Они смотрят на меня сейчас без смущения или сочувствия. Те, кто бывали в нашем доме. Кого я знаю с самого детства. Кто называл меня маленькой папиной принцессой и неизменно одаривали комплиментами, когда я стала взрослой.

Нет.

Они смотрят на меня презрительно.

Как на мусор под ногами.

Как будто грязный вшивый бомж появился вдруг на пороге их дома.

И это бьет сильнее самой хлесткой пощечины.

На самом деле я надеялась, что встречу здесь поддержку.

— Мне надо отойти, — шепчет Санников, увлекая меня под локоть до той самой ниши, из которой я, кажется, миллион лет назад наблюдала когда-то за ним, чувствуя, как по всей коже разбегаются обжигающие мурашки.

— Несколько важных слов. Ты справишься сама, София?

Киваю, даже не поворачиваясь к нему. Медленно беру в руки бокал с шампанским, чувствуя, как знакомый вкус разливается по языку.

Папино шампанское. Ему специально делали на заказ. Такое было всегда только в нашем доме.

Ефимов не постеснялся, залез и в наши погреба. И теперь закатывает пир используя все, что принадлежало отцу.

— Софи! — вздрагиваю, когда вижу приближающего ко мне Вову.

Того самого, с которым когда-то, тысячу лет назад сбежала с отцовского бала в клуб Влада Северова. Тогда мы вроде даже встречались…

Он широко улыбается.

Возмужал.

Совсем не похож на того изящного паренька, каким был тогда.

Широкий разворот плеч, держится уверенно, даже на голову, кажется, стал выше. Выглядит совсем как мужчина, зрелый и уверенный.

А все равно ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ на его улыбку.

Будто и правда на миг все слетело. Стерлось из памяти, времени и пространства. Как будто я снова стала той, прежней, и вот сейчас просто болтаю на отцовском приеме с влюбленным в меня парнем, с которым мне так легко!

— Вовка, — улыбаюсь. — Или Владимир? — окидываю статную фигуру.

— Какого хера ты сюда приперлась, Серебрякова? — улыбка сходит с его лица в один момент.

Лицо — жесткое. Он резко выплевывает мне в лицо слова, не позаботясь даже о том, чтобы их никто не слышал.

Наоборот, такое ощущение, что он специально говорит громко. Так, чтобы услышали все вокруг.

— Ты теперь никто. Нищенка. Мусор под ногами. — лупит, чеканя каждое слово.

— Ты здесь не нужна, Софья. Никто из вашего отребья здесь не нужен. Поверь, так думают все. Каждый из тех. кто здесь есть. Я просто взял на себя неприятную роль высказать тебе всеобщее мнение. И оно таково — убирайся. И больше не появляйся среди нас. Никогда.

Только теперь понимаю, — музыка давно стихла. Все головы развернуты к нам.

Тишина просто звенит.

Что я должна ответить?

Опустить бокал и просто выйти отсюда. Уйти.

Надеясь лишь, что не упаду по дороге.

Молча. С максимально поднятой головой.

— София, — мою руку перехватывает рука Санникова.

Не видела его фигуры среди остальных, но он оказывается рядом тут же

Владимир изумленно вскидывает голову на Стаса. Видимо, не ожидал, что я со спутником. Думал, я сама пришла сюда? Ради чего? Пытаться вернуться в прежний мир? Выпрашивать помощи?

— Стас Михайлович, — Владимир кивает, наклоняя голову ниже, чем для привычного приветствия. — Рад вас видеть, очень, очень рад! Знаю, вы редко посещаете такие мероприятия. Но у меня к вам крайне важное дело. Уже месяц записываюсь к вам на прием. Очень важный проект. Безумно перспективный! Вопрос жизни и смерти!

— На колени, — жестко чеканит Санников.

Его ледяной голос эхом разносится по залу, в котором все так же неотрывно продолжают смотреть только на нас.

— Что, простите? — Владимир криво усмехается, дернувшись лицом.

— Ты оскорбил мою спутницу.

— Стас Михайлович? Простите, я не знал, что Софья с вами. Простите. Конечно, я приношу вам свои извинения.

Он лепечет сбивчиво, бледнея, а мне просто становится омерзительно.