Мысли свои «несвоевременные» по поводу всего этого дерьма я, конечно, не высказывал, ломать носы и без «революционеров» было кому, а посему тоже делал озабоченное лицо. Тем более, что это было совсем несложно – мне действительно тоже нужно было в центр до зарезу! Во время этого трогательного, «до поносу», единения масс в праведном порыве защиты свобод демократии меня интересовало лишь одно – как добраться до моих «ништяков на пиратке».
Дело в том, что при всей общей замшелости, городок у нас был невероятно продвинут в смысле музла! А «ништяками» было принято называть всё, что еженедельно приходило в лавки благородных «подвижников» и «просветителей», то есть барыг – тех, кто это нам все доставлял и сбывал за невеликие, впрочем, деньги.
Тогдашние новички «Porno For Pyros», «Faith No More», «Concrete Blonde», «Mr. Bungle», а также маститые мэтры «околоавангарда» «Coil», «DAF», «Psychic TV», всё это «модное» появлялось в нашей дыре чуть ли не в день официального релиза. От души, по-честному и без дураков, я так благодарен суровому, но обаятельному чуваку Максу – «центровому» поставщику чудесной новой и старой музыки всех самых невообразимых жанров. Не знаю, где он сейчас и чем коммерчески дышит, но было время, когда к нему, как к почитаемому гуру, стекались толпы жаждущих приобщиться к неизведанному доселе миру кривой, и не очень, музыки.
Итак, вожделенная «пиратка» находилась в центре, а вот я-то был тут, в захолустье, а между тем какая-то мажорская личность с верхней части города, без сомнения, перебирала холёной ручкой МОИ, МОИ ДИСОЧКИ!!! Тиражи «ништяков», как правило, были мизерными, и если ты не успевал ворваться в помещение в первых яростных рядах, то, пиши пропало, останутся только слушанные-переслушанные Заппа и Стоунз, и «радость многих детских сердец угаснет», как было витиевато написано в знаменитых «письмах счастья».
Сколько же я отстоял на жутком морозе перед стеклянной дверью царства благодетеля-Максима… Как мы тряслись и мёрзли, волосатики в некрасивых и негреющих куртках – вот прошел час, ещё один… И раздается страшный вопль отчаяния и боли – Макс заболел, он не приедет! Вот это было самое страшное для изломанной меломанской души! С каким чувством потери и обиды мы тащились обратно без привычной «дозы» искусства…
Зато уж когда, оттирая ушлых соперников локтями, мы врывались в родное помещение, где теплее-то, чем на морозном ветру было едва ли, то ряды картонных коробок со стеклянными драгоценностями тут же согревали наши негнущиеся пальцы и дрожащие от предвкушения сердца! Ниш-тя-ки-и-и!!! Выбираешь намного больше, чем сможешь купить – а иначе зоркие конкуренты тут же захватят бесценную добычу, урча и сопя от вожделения. Потом, через час судорожного осмотра, начинаешь заставлять себя трезво смотреть на безжалостный мир. Денег хватит только на три дисочка… Начинаешь с кровью и мясом отдирать от себя и откладывать не первоочередное, потом делишь на кучки джаз, авангард, классический рок и дрожащими руками оставляешь то, что, быть может, заберут немедленно и не будет твоим никогда…
Спаситель и отец родной Макс, когда бывал в настроении благодушном, позволял даже взять пару-тройку «пластиночек» в долг, вот тогда это был праздник! Ты шёл, да нет, летел домой, держа в побелевших пальцах шесть-семь компактов с такими шедеврами, что бормотал посиневшими от стресса губами тихонько, словно помешанный: «Все, все мои, фик я их теперь отдам, где хочешь денег найду, займу, украду, но красавчики эти – мои, мои на веки вечные!».
А теперь у нас тут «путч» этот поганый!!! Уходят-уходят родные компактики! Так и вижу плотоядно-победно хохочущую морду богатенького покупателя, как загребает он пригоршни моей музыки, не разбирая, торжествуя, роняя часть на прилавок…
Б-р-р! Не-е, я вне политики, раз от неё одни лишь несчастья нашей меломанской касте. Да только легко было не знать имени нового президента (а я и не знал, реально, почти никогда) лет десять, а даже и пять назад, но теперь же наш «индепендент-интернет», наш отдельный свой мир «олбанского языка» и «сальвии» уже настырно суёт в растерянное лицо портреты, имена и речи этих новых, кто крутит, рулит и знает, что нам нужно…
Эх, украли даже панковский «тыр-нет», на его месте та же помойка, что и в «ящике»! Ну ничего, «наши заботливые», «будем искать, будем искать»…
Алкаши-братья
В который раз расшаркиваюсь в извинениях за свою бесконечную «пьяную тему», да только, как там, бишь, романчик-то у меня называется? То-то…
Итак, когда я с жестокого качественного похмелья выползаю куда-то с утра, я почти сразу же зорко примечаю возле метро человечка, который тоже накануне чрезвычайно грамотно выпил, и, вообще, пьёт. Нет-нет, это вовсе не малоароматный бомжик или просто неприятный абстинентный субъект, а вполне себе интеллигентный дядечка, либо просто честный работяга, одним словом, душевный человек. То есть тот, у кого есть душа!
Узнаю я его по полному страдания лицу, и он тоже вычисляет меня сразу же. У нас с ним одни скромные чувства, цели и желания: ну, во-первых, мы друг другу сочувствуем, а, во-вторых, он мне много ближе, чем любая сытая тварь, что суетливо чешет на работку со своим кожаным портфельчиком.
Суровая болезнь похмелья грызет нас, и «вечный человек возле метро» очень хочет, чтобы его пожалели… И я тоже так по детски желаю, чтоб и меня пожалели в этот самый момент! И мы кожей ощущаем сие трогательное взаимное сочувствие и нам уже немного легче от этого.
Бабушка и кладбище
Навестил славных моих родителей, выполнив «святой сыновний», а заодно выпросив триста рублей, кольцо краковской колбасы и пол пиццы. Проблема досуга на тогдашний тот вечерок с далёкой моей девчонкой решена: 0,7 водки, плюс безразмерная дура «Колы» – и мы в ностальгической нирване. А если учесть наличие вышеуказанных «деликатесов» на закусь, то вечер точно обещает быть ярким. Что ж, пока что Нижний встречает тепло…
Истово выбегаю с добычей на остановку и принимаюсь вылавливать чего-нибудь, что домчит меня к той, что всегда меня когда-то ждала. Всегда, постоянно, ежеминутно, мать его, ежедневно и ежегодно… Остались ли ещё силы ждать? Их уже немного… А теперь и вовсе уж нет.
Ладно, лирические сантименты в сторону, живем-то днём сегодняшним, а он же весь, красавец, впереди! На полустанке пыл добытчика остужается – это самая мёртвая остановка «полумёртвого» города. Когда бы ты ни прибыл сюда, ты попадаешь в зону лютой чёрной магии и ровно часа полтора, минимум, будешь ожидать плотно набитой очень провинциальными гражданами маршрутки. Ледяной мрак ожидания (опять это страшное слово) съедает твоё когда-то пылкое сердце, и ты, «одинокий странник», прибываешь домой высосанный этим дьявольским местом и раздавленный нафик «ну очень простыми гражданами» всех полов, объёмов, вероисповеданий, но одинакового, правда, убогого достатку. Чего ж делать, братцы, ждём, терпеливо ждём, а хулиганы Fishbone в обоих ушах дружно нам помогают.
Вижу суетливую бабку, мечущуюся на ветру и холоде в эту осеннюю, но, прямо скажем, не пушкинскую пору. Вот чего-то, шальная, замахала руками. А-а-а… Привлекает внимание, мол, «сымай свои уши, сынок!». Ну чего, старость мы уважаем, скидаю наушники и уважительно так спрашиваю: «Чего надобно, бабуся?». «В Канавино туда?» – деловито осведомляется моя бабка. «Точно так!» – отвечаю я, честно желая подсобить, чем смогу. «Ага, значит, в Сормово туда!» – со сверхъестественной логикой заключает она и устремляет все свои тайные помыслы почему-то именно в моём, «сормовском» направлении. Почему нельзя было сразу спросить про революционное Сормово, а действовать парадоксально от противного, вот вечная загадка необъяснимой матушки-Руси…
«Такси бы мне!» – голосит «хитрая» старушка и кидается ловить жёлтые автомобили, словно стадо разбежавшихся гусей, причём, обращая внимания лишь на кондовые, с советскими шашечками. Других же «такси», ну то есть, бесчисленных частников, для неё не существовало. Я с чистым сердцем начинаю приставать к бедной бабушке: «А куда вам в Сормово-то?». «Да мне бы на кладбище попасть!» – наивно сообщает бабка. Я аж коротенько хохотнул богатырским конём и выдал, почему-то слегка впадая «в народничество»: «Ну, бабуль, сие лекарство нам ещё успеется, поживём покамест! А вот, по-серьёзу ежели, то до погосту можно на автобусе домчать, зачем же на такси-то тратиться?». «Да я бы заплатила за такси, есть деньги-то, лишь бы довезли!» – упорно лопочет старая и всё зазывно сигналит морщинистыми лапками корыстным водилам, которые, словно нарочно, шпарят все в обратную сторону, избегая грустного места на окраине.
