После такого крика отчаявшейся души даже жестокая Людок растаяла и позволила чуть-чуть себя облобызать. Пошатнувшееся самоуважение несчастного ловеласа было хоть немного восстановлено, и этой ночью он, по-сиротски вздохнув со всхлипом, мирно уснул в холостяцкой кроватке.

Великодушие и сочувствие – вот что отличает наших сердобольных девушек от прагматичных иностранок! Но признаться, мне было бы приятней, если бы этому глупому обормоту совсем ничего не обрыбилось… Людок, ты намного великодушнее меня!

Прохладным ласкающим утром я сонным иноходцем труси́л на работку и по обыкновению опаздывал, ибо да, неисправимо грешен, и есть такое «страшное» за мной. Но, несмотря на привычную суету, я неожиданно замер и остановился, хоть опоздал потом уж напрочь. А всё потому, что уязвимое сердце моё так и съёжилось от этой горькой картинки…

Возле торговки пирожками, довольно мерзкой (каждое утро она истошно орёт, цепляясь к ранним прохожим, навязчиво втюхивая вечные свои «с мясом», «с капустой, яйцом», гадко при этом приговаривая, мол, да чего вы два-то берёте, берите четыре, разве этим наешься), в творческом кураже стоит уличный гитарист в лихо заломленном сомбреро и весьма эдак ловко наигрывает какое-то своё «кантри».

Неприятная торговка явно в кантри-роке ни х…я не понимает, но морду корчит такую самодовольную, какую часто видишь в переходах, когда различное быдло заказывает несчастному музыканту за три копейки «любимую, б…я». За эти свои жалкие гроши они, по-купечески расставя ноги и, уперев, словно самодур-хозяин, руки в боки, ждут до самой последней ноточки, когда «музыкантишка» по полной отработает свой оскорбительный «гонорарище» – пригоршню самой непотребной мелочи.

И не музыка им нужна вовсе, а это позорное сладостное ощущение – «эй, играй, как надо, старайся, волосатый, плачу!». И каждый раз с презрением восклицаешь про себя при этом безобразии: «Хоть бы сотняжку бросил, тогда уж, ладно, куражься, гнида!». Но это третьесортное жлобьё всегда кидает в музыкантскую плошку именно пару мелких монеток и всенепременно до секундочки выстаивает всё своё «проплаченное», ощущая себя не меньше, чем в первом ряду Колонного Зала Дома Союзов, да ещё самодовольно полагая, что он реально чего-то забашлял.

Уж извиняйте, граждане читатели, за длинную ремарку, но так всегда оскорбительно больно за своего братана-музыканта, хотя, согласен-согласен – выговорился я довольно ядовито.

Так вот, пирожковая тетёха внимала «иноземному искусству» в точности так, как я и гневно подметил чуть выше. А работал-то «ковбой» как раз за пару пирогов, причём лабал виртуозно и долго, а подлая тётка всё слушала и слушала, однако же, жратву не выдавая – «пускай сердешнай как следоват сыграт!». А он и бесконечно жарил, заглядывая ей в маленькие жадные глазки, словно ресторанный скрипач во время персонального соло на день рождения богатого юбиляра.

И до того страшно и противно было лицезреть эту уличную бесовщину … Да ты же должна была так, без этого марафонского представления угостить его, он же не завтракал, старая ты карга!!! Но нет, она с поспешной радостью согласилась на его наивное предложение и внимала, что называется, «с двойным оттягом». Эх, тётя, тётя… Эх вы, люди добрые…. Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет – давно и точно сказано, и сказано не просто так!

Все мы временами пытаемся представить из собственной малозначительной персоны нечто грандиозное. Потом очень стыдно. Но волна воодушевления, что порой сшибает с ног в минуты чарующего самообмана, заставляет забыть об этом жгучем стыде. А он настигнет, обязательно накроет и всенепременно накажет. Будет страшно неловко, но! Остановить себя в эти упоительные моменты не по силам нам, слабым людишкам. И вот уж несётся поток полуправды, в которую сам страстно веришь, а вот слушатели… Они жалеют тебя. В лучшем случае.

Пафосно приводятся списки имён и фамилий еле знакомых «селебрити», небрежно демонстрируются номера телефонов известных музыкантов и артистов, с которыми виделся полтора раза, и даже (какой же всё-таки позорище) совершаются в их адрес прилюдные показательные звонки. На вежливый вопрос «а на чём вы играете?» следует высокомерное, но не совсем честное: «Да на всём!». И, конечно же, происходят порой и многие другие чудеса человеческого духа. Примеры? Что ж, попробую.

2004, Москва, МДМ, ждём великого Джона Зорна и его Electric Masada. Ожидаем, признаться, долго, но люди приехали уважаемые, терпеливо сносим и считаем часы и минуты мучительной отсрочки.

В зале – расфуфыренный бомонд, как, собственно, и должно быть, когда приезжает такой «странный и элитарный», а стало быть, «престижный» артист. «Понтонуться» после такого мероприятия можно на всю катушку, так что «все здесь, там – никого».

Я на первом ряду, билетик подогнал сам Леонид Бурлаков через знаменитого импресарио Александра Чепарухина, ну, мол, «звезда будущая, вот, пожелали-с, надо помочь мальчику». «Звезда» была в развалившихся ботах и в курточке, аля «Усть-Илимск рулит».

Начало выступления затягивалось уже просто неприлично долго. Рядом, чуть выше располагались весьма именитые артисты и маститый музыкальный критик с очень симпатичной спутницей. И вот я вновь компетентно узнаю ́это непреодолимое желание дать «влиятельную фигуру» перед молоденькой барышней, ибо «сам этим грешен зело».

Вальяжным критиком небрежно достается мобильник, и он томно произносит: «Саш, ну что такое-то? Почему не начинаете? Давно пора уже!». По всей видимости, это была сугубо доверительная беседа с организатором выступления – тем же маэстро Чепарухиным. Далее после такого запанибратского спича уж вообще должно было следовать логичное, ну то есть, второй повелительный звонок: «Джон, ну я не понимаю, в чём дело-то?! На сцену все и быстренько!».

Глаза приятной спутницы наполняются трепещущим уважением и безмерным восхищением! Работает, братцы! Ещё как работает! Сам тысячу раз проверял…

Далее был концерт. Он был не то что великолепен, он был божественен! На сцене только звёзды «даунтауна», назову только, на минуточку, великого Марка Рибо́! Гениальные музыканты на наших глазах творили запредельное! Был даже бис, которого быть не могло по определению, ибо экстравагантный Зорн не признает «бисирование» артиста, как класс.

Но! Дождавшись стихания шквала громогласных аплодисментов, мэтр музыкальной журналистики очень отчетливо, чтобы слышали все, капризно подытожил: «Лично я разочарован…». А? Каково?! Я был просто сражён и восхищён одновременно! Это, думаю, была одна из недосягаемых вершин «пускания пыли», я лично так бы не смог!

Однако, имеется ещё один конкурирующий эпизод в смысле «во все стороны понтов»… Ко мне в музыкальную лавку категорически заявился некий тип в вызывающе дорогом костюме, с фианитовыми запонками, сияющими, словно твои бриллианты. Он страшно долго и жутко нудно отбирал в высокую, самодовольную стопку самые дорогущие и раритетные релизы, и в конце буржуйского процесса элегантно отодвинул её чуть в сторонку.

А я ведь почти купился на его дутое фуфло! Но этот его подозрительный жест сразу разрушил все мои плотоядные надежды – я был уже слишком опытен в психологии псевдопокупателей. Я просто ждал яркого аргумента для отсрочки этой небывалой покупки.

И она, разумеется, не заставила себя долго ожидать: «Знаете, я зайду попозже, молодой человек! Меня лично всё устраивает! Просто я ведь не один. Я должен провести совещание с моими швейцарскими друзьями!».

По-моему, я просто громко рассмеялся ему в лицо. Тут уж не до политкорректности и «корпоративного этикета»! Это – круто! Сие заслуживает самого искреннего уважения! Когда «понты» убоги настолько, это уже становиться искусством! Салют вам, гениальные понтярщики! Виват вам и неугасаемая Слава!

Как же я мог забыть эти две прелестные истории из «сердитого» детства?! Когда я сейчас забегаю в самый обыкновенный угловой магаз, чтобы купить там дешёвого порошкового «пиваса» в исполинских пластмассовых флягах или соевых пельмешек категории «по тридцать семь рублей», я всё же не могу мимоходом не отметить неприличного изобилия жратвы и бухла на буржуйских прилавках. И невозможно уже теперь поверить, как это могло быть, когда на тех же, но тогдашних социалистических лотках зияла жуткая фантасмагорическая пустота.