Я не делал ничего. Совсем. Уже полгода с момента торжественного назначения. И вот я подле мрачной трибуны и грозного президиума и лицом к лицу к огромному залу собравшихся «сочувствующих».

Пётр Алексеевич, наш суровейший директор в праведном пафосе восклицает: «Как же так, Матрёнин, человек умирает, а ты, ответственный за политработу, ничегошеньки не предпринял?! Давай, ответь нам всем, перед лицом своих товарищей, ответь, что ты сделал, чтобы помочь человеку?!

Все школы, все, как один, уже выслали и перчаточки, и носочки, а некоторые даже кухонные доски с выжженными на них рисунками о мире во всем мире! А что сделал ты?! Ты подвёл всех нас, всю школу!! Подвёл!!!».

На поддержку старшего экзекутора истерично подскакивает стервозная очкастая училка, вечная КСП-шница, молодящаяся старая дева, что мучила нас методично и каждый год в трудовом лагере своим вечным сусальным «милая моя, солнышко лесное», и истово вопит: «Ты хоть понимаешь, что человек умирает?!!».

Только моя железная воля помогла мне не провалиться на этом самом паркетном полу в Преисподнюю, где, как выходило, мне и самое место за моё преступное бездушие. Как я тогда «уболтал» разъярённых моих обличителей, уже не помню, но камнями побит не был, и одежды мои не порвали на тщедушном тельце. А почти упитанный мистер Хайдер, между тем, вскорости преспокойненько голодовку-то прекратил. Вот так… И наши чистосердечные носочки с перчаточками, боюсь, до него, сердешного, дойти не успели… Кто их теперь донашивает?

А доложил я эту стародавнюю «телегу» лишь только для того, чтобы не без хвастовства отчитаться об очередном своем лингвистическом хулиганстве. Как и было сказано, газет я и в руки не беру, но! Я вынужден порой ездить на диких наших маршрутках, которые просто ненавижу за изматывающее «передавание» мелочи, которая так и норовит с подлым звоном вывалиться из рук, за ржавые двери, что фик откроешь, за позорное проползание к выходу, согнувшись, как в катакомбах, и за проклятый «рашен попс’энд’шансон», в который так поголовно влюблены все водилы.

И ещё! Там читают газеты! И стоит только чуть сместить голову от спасительной книги, за которую прячется перепуганное сознание, как ты натыкаешься на кошмарные заголовки, вроде: «Потомственная ясновидящая Эльвира» или «Дочери олигарха оказались трансвеститами».

Ну и вот, благоволите, снова крайне странная «объява»: «Поздравления – почтой». И естественно, в голову лезет привычный бред: «А чего ж почтой-то? Поздравления – деньгами!». По-моему, так как-то свежее и ярче! А главное практичней и правдоподобней! В общем, газетам – ноу! А книжкам – йес! Пусть хотя бы и сберегательным!

Ражевский замечательный папа, Иван Иванович, разумеется, по-родственному тоже Ражев, служил в своё время в советском КБ блестящим инженером-конструктором. Случилось так, что несмотря на удивительную коммуникабельность и многочисленные «полезные» знакомства, он органически не мог отпихивать кого-то локтями от кормушки с благами, просить и требовать сладких «профитов» у «власть имущих», а посему так и остался скромным преподавателем. Такие одарённые молодые учёные должны становиться академиками, но для этого, как и для статуса «рок-божества» нужно уметь делать много неприятных и неприличных вещей.

Иван Иванович был просто талантлив. А все эти карьеры… Пусть над ними трясутся ловкие, да цепкие, те, что из «правильного теста».

Обожаю, признаться, дегустировать с ним «национальный напиток» и слушать «исторические» байки про славные «шестидесятые» с «семидесятыми». После первой же «апробированной» бутылочки, естественным образом, живо поднялась тема про извечный «еврейский вопрос».

Тут необходимо отметить, что чернобровый Иришкин папа происхождения цыганского, а поэтому сам, будучи русским только отчасти, никогда даже в праздных разговорах пошлого антисемитизма не разводил, а подтрунивал всегда на этот «тонкой счёт» исключительно с мягкой и доброй улыбкой. Вот, привожу забавный блок маленьких весёлых историй на «крупную и серьёзную тематику».

Прибыл как-то однажды в скромный техникум, где служил верой и правдой Иван Иванович, новый сотрудник. Вошел он в кабинет бойко, что называется, «на лукавом глазу», и отрекомендовался немедленно и без обиняков: «Давид Соломонович Э́фис! Кстати, русский!». Взрыв дружелюбного хохота раздался в «преподавательской», словно выстрел из ста «катюш», и шустрый «новичок» моментально стал своим! Вот вам легендарная еврейская адаптация на живом примере!

Для пущей справедливости нужно всё же заметить, что преподавательский состав техникума не отличался особым уж «русофильством» – фамилии преподавателей Тренкель, Голубчик и на закуску Майя Бриллиантова живописующее сами говорят за себя. И никто, кстати, косо друг на друга не поглядывал! Ну, дык, Советский Союз, ёлы-палы, пятнадцать республик, пятнадцать сестёр…

Кстати, по поводу фамилий у лукавого Ивана Ивановича имелось в арсенале несколько бронебойно весёлых историй. Одна из которых гласила о некоем всевластном директоре треста столовых Московского района. Фамилия его была ни много ни мало – Медведь. И вот вяло проходит какое-то собрание по делам общепита, все сложнейшие вопросы обсуждены, решения приняты, а выводы сделаны. Наконец, общее формальное действо перетекает в бурное «неформальное» отмечание такого наинужнейшего «соцмероприятия», и кворум «набирается» до состояний фантасмагорических.

И тут неожиданно, подобно гоголевскому «Ревизору», в зал вбегает запыхавшийся гонец и произносит страшное: «Люди, Медведь пришёл!». Этот факт вызывает у половины загулявшего собрания гомерический хохот, дескать, хороша шуточка! Ну а вторая половина уже настолько «отметилась», что даже немного недоуменно и с опаской оглядывает входную дверь – а вдруг и вправду в помещение каким-то чудом, натурально, забрался «косолапый». То, что к ним «на огонёк» заглянул такой крупный чин, не пришло в голову решительно никому. Погуляли…

Одним из неисчислимых знакомых чрезвычайно общительного Ивана Ивановича был человечище с гениальной фамилией, некто Костя Майо́р (!), счастливый обладатель докторской степени, как он сам с удовольствием шутил, «по картошке». И действительно, без малейших там дураков, темой диссертации было доподлинно «условия хранения картофеля». Как можно было получить «доктора» за «мешки с картохой», пусть даже и Майору, мне крайне неясно, но на то она и наука, правда?

Ну и последний, самый яркий, пожалуй, эпизод на тему «библейских имен» от неиссякаемого Ивана Ивановича я с особой симпатией даже выделю отдельно.

Иван Иванович Ражев, отец Иришки и мой дорогой (но так случилось, уже бывший) тесть, поведал мне за стаканчиком, да и другим крепкого пивка про некоего Ванечку Неяќого, жившего в стародавние и, прямо скажем, былинные советские времена.

Ничего не подозревающий агент по переписи населения по долгу службы и зову сердца зашёл к этому самому Неякому Ванечке и на невинный вопрос о национальности получил от него шокирующий ответ: «Еврей!». Ошарашенный агент в ужасе отшатнулся и, ещё на что-то тайно надеясь, робко переспросил его: «Что, так и писать, «еврей»?!!».

Сколько вот ни вспоминаю эту показательную миниатюру, не могу удержаться хотя бы от широкой шутовской улыбки – как же всё-таки «наши люди» бывают поразительно измучены всяческими дурными стереотипами и разными там фобиями! Сквозь здоровый пролетарский смех проступает даже тихая слеза жалости к этим запуганным бедолагам…

К трогательным байкам неподражаемого Ивана Ивановича я ещё обязательно вернусь, не могу же я вот так просто, «за здорово живёшь», да «за рупь, за двадцать» пропасть жемчугу «народного сказания»!

Пацан сказал – пацан ответил! Как и обещал, снова несколько ностальгических воспоминаний из исчезнувшего СССР прямо из первых «социалистических уст». Уютненько сидим с различными рюмочками за тогда ещё семейным столом, и умиротворённый Иван Иванович неспешно заводит свежую байку про некоего Бояркина.