Своего второго сына она назвала Уорриком. Впечатлённая «Бертами» в моей семье, она решила, что все её дети будут «Риками». Уж не знаю, где она выкопала нужное количество таких имён, но, по её словам, у неё припасены имена и для мальчика, и для девочки, хотя родится её следующий малыш только через пять лет. Очень предусмотрительно. Но у меня свои взгляды на имена наших будущих детей. Когда они родятся, то сами нам подскажут, как их зовут.

За прошедшее время вампиром успела стать только Каролина. Мама Вэнди. Остальные жёны, те, что уже были до моего появления в семье оборотней, отказались. В принципе, они ведь не были настоящим половинками, к тому же все они уже выглядели намного старше своих мужей. Они посчитали вполне достаточным замедлить своё старение, чтобы успеть увидеть своих детей взрослыми. Что ж, их право.

Но Каролина согласилась. Конечно, ей приходится нелегко, но наша кровь, в минимальных количествах, убивает жажду, а ведь именно это прежде доставляло больше всего страдания вампирам, ну а голод вполне утоляется кровью животных.

Остальные, более юные жёны, пока думают. Но, мне почему-то кажется, что Сара, жена Стивена, согласится. Время у неё пока есть, ей всего двадцать девять, а, благодаря регулярному приёму нашей крови, выглядит она года на двадцать три, не больше. Они со Стивеном женаты уже десять лет, и у них есть очаровательная шестилетняя дочка. К сожалению, они не половинки, так что следующий малыш родится у них только через двадцать четыре года, а Сара решила обязательно родить второго малыша. Но, после этого, она, несомненно, согласится стать бессмертной. Они слишком любят друг друга, чтобы позволить смерти разлучить их.

Я была просто ошарашена, когда узнала, кого именно сделал своей женой Стивен. Ею оказалась та самая малышка, видящая будущее, которую мы когда-то спасли из «тюрьмы». Оказалось, что все эти годы Стивен так и не смог забыть ту девочку, которая так радовалась нашему появлению и так доверчиво прижималась к его ноге. Он решил проследить за её судьбой – всё ли у неё сейчас в порядке, и не грозит ли ей какая-нибудь беда или опасность, не нужна ли помощь? А когда снова встретил её, уже повзрослевшую, то влюбился без памяти. А она, оказывается, все эти годы видела его в своих видениях, поэтому просто ждала, когда же он за ней придёт. Вот так, чудеса случаются.

Гейб был очень рад, когда у них родилась девочка. По его словам, чем больше рождается в семье девочек, тем лучше, особенно учитывая, что гаргульи уже «увели из семьи» пять девушек. Пять – это считая и близняшек тоже. По мнению Гейба – этим обездоливались мужчины-оборотни, которым и так не хватало бессмертных жён. На что я резонно ему возразила, что, во-первых, бессмертных жён теперь можно и самим создавать при желании, а во-вторых – от настоящих половинок женщины-оборотни смогут иметь детей. И он заткнулся. Возможность иметь детей – непробиваемый аргумент. Особенно имея перед глазами пример Аланы.

В этот момент я почувствовала, как Гейб легонько трясёт меня за плечо.

– Не спи, Миранда. Последнему диплом вручают, сейчас поедем домой.

Домой – это здорово! Правда, через несколько дней это уже будет не наш дом. Мы возвращаемся в Долину, живём фактически на чемоданах. Дожидались только, когда Томас закончит школу. Младшие дети уже несколько недель гуляют на каникулах, а вот выпускнику пришлось сдавать экзамены. Но теперь уже всё позади. Поместье будет сдано в аренду, а через несколько лет в нём поселятся другие члены семьи. А мы, пожив года три в Долине, переедем в какой-нибудь другой город, где Томас пойдёт в колледж, близняшки и Эрик – в четвёртый класс, а Кевин – в первый.

И вот, наконец – долгожданная свобода! Держа на плече спящего Кевина, которого не разбудил даже шум, неизбежный, когда толпа народа с облегчением покидает зал после долгого и скучного мероприятия, другой рукой Гейб бережно приобнял меня за плечи, стараясь уберечь от возможных толчков. Очень хотелось напомнить ему, что если кто-то со мной всё же столкнётся, то пострадает именно он, а не я, но я молчу. Пусть оберегает. Так ему проще.

Во время моей первой беременности он вообще готов был в вату меня завернуть, глаз не спускал, под ручку поддерживал, как столетнюю старушку. Теперь стало полегче. Он всё же осознаёт, что беременность вовсе не сделала меня стеклянной, и я не рассыплюсь на мелкие осколки, если кто-то случайно меня заденет. Но всё равно, толпа вокруг нас – меня и моего живота, – его сильно напрягала. Ладно, пусть заботится, мне не жалко, наоборот, приятно. Когда мы вскоре окажемся в Долине, станет немного полегче.

Мы разместились в машине Гейба: так и не проснувшийся Кевин в детском кресле и я – на заднем сидении, а Томас – на пассажирском, рядом с Гейбом. По настоянию Гейба я пристегнулась. Закатила глаза, конечно, но молча исполнила его просьбу. Неужели он не осознаёт, что случись авария, врежься в нас хоть грузовик, хоть пароход – я выскочу за секунду до столкновения, успев вытащив из машины не только Кевина и Томаса, но и самого Гейба? Нет, не осознаёт. Всё, что он видит – это мой огромный живот, который вообще-то не делает меня менее сильной, быстрой и неуязвимой.

Когда над женой – не важно, беременной или нет, – трясётся Джеффри, это понятно и оправдано. Она всё же смертная и уязвимая. Но сумасшествие Гейба не лезет ни в какие ворота. Скорее бы прошёл этот месяц – и на ближайшие почти пятнадцать лет всё вернётся на круги своя. Ну, я на это надеюсь…

Гейб вручил мне, в качестве подхалимажа, пару морковок и отошёл перекинуться парой слов с Кристианом. Похоже, ночевать тот сегодня не приедет, судя по тому, как обнимает за талию прилипшую к нему крашеную блондинку. Причём «крашеную» не только в отношении волос, но и всего лица. Я усмехнулась. Оторвись напоследок, Кристиан.

Мы торопились в Долину не только потому, что я хотела, чтобы моя Малышка родилась именно там. Кристиану восемьдесят шесть, и его перерождение уже не за горами. В последние несколько лет он стал активно обрастать мышцами, принимая вид взрослого оборотня. Высоким он был уже давно, и довольно мускулистым, в принципе, тоже. Но теперь он становился просто-напросто могучим, другого слова не придумаешь.

Окружающие, не знающие всей правды, были уверены, что доктор Кристиан увлёкся бодибилдингом и всё свободное время проводит в качалке. И только посвящённые знали, что это – верный признак скорого перерождения. И лучше, если это произойдёт в Долине, среди своих. Теперь пришла и его очередь сломать тот приснопамятный столик. Второй раз.

Обычно оборотни перерождаются лет в девяноста, плюс-минус пару лет, но Гейб, например, переродился всего в восемьдесят пять, так что случаются и исключения. А уже полностью сформировавшаяся фигура Кристиана просто вопит о том, что очередной «серебряный призёр» на подходе. Кристиан вообще был в семье одним из самых высоких, почти догнал Гейба в росте. А это значит, его организм «созрел» несколько раньше остальных. Сам он был безумно этому рад, и с нетерпением ждал того момента, когда сможет впервые промчаться по лесу в облике пантеры.

Понимая, что на долгое время после обращения о какой-либо сексуальной жизни придётся забыть, Кристиан старался «налюбиться впрок». В желающих составить компанию в постели красивому и богатому доктору недостатка никогда не было. И Кристиан никогда не связывался с «хорошими девушками», с теми, кто мог бы испытывать к нему чувства, кому он мог бы разбить сердце. Только лёгкие, чисто физические отношения, когда оба партнёра знают правила игры. Вот и эта у него появилась пару дней назад. И в глазах у неё, когда она на него глядит – сплошные знаки доллара. Такую не грех и использовать, она, впрочем, в накладе не останется – Кристиан никогда не был прижимистым, любовниц своих всегда щедро одаривал. И эту не обидит на прощанье.

Он рассказал Гейбу всё про Пенни и Алекса. Ещё тогда, вскоре после своего приезда. Гейб, узнав всю правду, безумно разозлился на Алекса за его подлый поступок. И лишил его содержания. Полностью. Когда тот позвонил в недоумении, Гейб очень спокойно предложил ему порадоваться, что вообще не прибил за такой скотский поступок, и велел далее выкручиваться, как хочет. Прибавив, что детей его принимал, и принимать будет, но самого его в Долине видеть не желает, и где-то рядом со своими братьями и сёстрами – тоже.