Это звучало логично, и я кивнула, делая вид, что поверила. Потом перевела взгляд на поднос, поставленный на прикроватную тумбочку. Отбивная между двумя кусками хлеба, пачка печенья, большой стакан сока. Неудивительно, что приготовление ужина не заняло много времени. Ладно, нужно играть до конца.

– Спасибо. – Меня приучали быть вежливой, и как бы мне ни хотелось выплеснуть стакан сока, приправленного снотворным, ну, не в лицо, конечно, но хотя бы в окно, я должна держать себя в руках.

Больше не было сказано ни слова. Меня оставили одну наедине с ужином. Внизу тоже было тихо. Я, не теряя времени, сложила в свой школьный рюкзачок кое-какие мелочи, деньги, пару книг, пачку печенья – уж в нём-то точно снотворного нет. Насчёт отбивной я сомневалась, поэтому решила не рисковать, хотя пахла она аппетитно. Телефон я так же оставила – во-первых, по нему меня можно вычислить, даже если сменить СИМ-карту, а во-вторых – кому мне звонить? Для всего мира я умерла.

– Сколько ещё ждать? – донеслось снизу.

– Лучше подождать ещё полчасика, чтобы лекарство всосалось в кровь. Не стоит рисковать. Пусть оно уснёт покрепче.

Итак, пора. За полчаса я окажусь уже в другом городе. Хотя прежде мне нужно забрать свой рюкзак, переодеться и снять со счёта оставшиеся деньги, пока карточку не заблокировали. Ничего, с моей скоростью времени предостаточно. И прости-прощай дом, который никогда не был для меня родным, семья, которая так и не приняла меня. Я не позволю запереть меня, изолировав от мира, не позволю сделать подопытным кроликом.

Я сильная. Я смогу. Я выживу!

В последний раз оглядев комнату, в которой выросла, я перелезла через подоконник и прыгнула навстречу новой жизни.

19 октября 2020 года, понедельник

«Привет!» – раздался в моей голове тонкий голосок. – «А мы сегодня едем в Луна-парк! Будем кататься на каруселях!»

«Привет!» – ответила я мысленно. – «Я очень рада за тебя. А с кем ты идёшь?»

«С дедушкой Джерри. И дядей Стиви. И дядей Майки. Они прилетели в гости. Сказали, что каждый уважающий себя мужчина должен обязательно перекататься на всех каруселях в Луна-парке да того, как ему исполнится шесть лет. А мама сказала, что они обязательно обкормят меня сладкой ватой, как в прошлый раз, и если они меня затащат на «Летающий ужас», то она лично открутит им всем головы. А разве можно головы открутить? Там же нет резьбы, как на гайках. Или есть? Я как-то открутил несколько гаек на газонокосилке. И она развалилась. Папа хотел меня наказать, но дедушка Тедди сказал, что кто-то в своё время открутил у него колесо с машины, но его же не наказали. А папа сказал, что не в пять же лет. А если голову откручивать – наверное, нужен очень большой гаечный ключ? Интересно, а где мама его прячет?»

Я с улыбкой слушала щебетание своего маленького друга и вспоминала, как перепугалась, когда впервые услышала его голос у себя в голове. Точнее – плач. Сначала мне казалось, что младенец плачет где-то у соседей, за стеной. Учитывая мой суперслух, ребёнок мог находиться от меня и за километр. Вот только, в отличие ото всех остальных звуков, у меня не получалось «отключиться» от него. К счастью, плач этот был недолгим, и не таким уж и частым. Но всё же достаточно регулярным. Я продолжала списывать его на младенцев, обитающих в округе. Но однажды, когда я была в дороге на абсолютно пустынной местности, то снова услышала этот же плач. Я была уверена, что в радиусе нескольких километров вокруг нет ни одного младенца, поэтому признала очевидное – этот плач раздавался в моей голове.

От похода к психиатру меня удержало лишь то, что я в принципе избегала врачей с той поры, как сбежала из дома. Собственно, я избегала всех людей, сведя любые близкие контакты с ними к минимуму. Но врачи меня просто пугали – после того, как один из них дал моим родителям для меня снотворное, чтобы усыпить и увезти на опыты. Так что, можно сказать, у меня появилось нечто вроде фобии. К счастью, здоровье у меня было просто идеальное, так что в контактах с врачами просто не было необходимости. Поэтому я решила как-то самостоятельно решить свою проблему.

К счастью, малыш действительно не так уж часто плакал. Достаточно было просто подождать, и плач прекращался. Но однажды я не стала дожидаться, а просто стала мысленно напевать колыбельную. И малыш умолк. Это было выходом – я стала петь, едва заслышав плач, и он прекращался. Так продолжалось где-то около года, но однажды случилось нечто новое. В моей голове раздался тонкий детский голосок «Пой!». Я была ошарашена и не сразу сообразила, что должна делать. И тут вновь услышала плач. Я привычно, практически уже рефлекторно, запела колыбельную. Плач смолк, я перестала петь и вновь услышала: «Пой!». И тогда я поняла, что малыш в моей голове подрос и теперь уже может общаться со мной не только плачем. Каким-то образом между мной и незнакомым мне ребёнком установилась телепатическая связь. Я стала его «невидимым другом». До этого я читала, что маленькие дети частенько придумывают себе таких друзей. Кто знает, возможно, они вот так же входили в контакт с кем-то, с каким-нибудь другим ребёнком, и были «невидимыми друзьями» друг для друга. Почему это произошло со мной, ведь я уже взрослая – непонятно. Может, это одно из проявлений моей мутации? Не знаю. В любом случае, в моей жизни появилось нечто стабильное – мой маленький друг Джереми.

Он почти ежедневно болтал со мной, конечно, когда научился говорить. А я пела ему, рассказывала сказки, потом подбадривала и поддерживала в его детских проблемах и неприятностях. И, если честно, совершенно запуталась в его родственниках. Дяди и дедушки меняли имена с невообразимой скоростью, насчитав несколько десятков, я просто сбилась и бросила. По словам Джереми, все они были его родственниками, и все по очереди нянчили его. Я не особо верила во все эти рассказы о дядях, которые постоянно прилетали в гости – именно прилетали, а не приходили или приезжали, поэтому просто поддакивала ему. Возможно, это тоже были его воображаемые друзья. Тем более что, по словам Джереми он мог разговаривать с ними со всеми, как и со мной – мысленно. Наверное, у малыша была просто очень развито воображение.

В данный момент болтовня моего маленького друга была как нельзя кстати. Была глубокая ночь, а я ехала по пустынной дороге, отчаянно стараясь не уснуть. Очередной переезд. Семнадцатый. Я не жила подолгу на одном месте. Старалась ни с кем не сближаться, чтобы люди не заметили моих странностей. Благо, с работой теперь проблем у меня не возникало вообще. Это поначалу я бралась за любые подработки, какие только могла найти, не имея опыта и образования. К счастью, я совсем не уставала, по две смены разнося подносы с пивом, выгуливая чужих собак или отдраивая по ночам полы в офисах. Но несколько позже я выяснила, что могу выучить иностранный язык, лишь прочтя словарь и пообщавшись с носителем языка или с недельку посмотрев иностранное телевидение, чтобы освоить произношение. Невероятная память, одна из моих новых суперспособностей, очень помогла мне в этом. Поэтому теперь мне больше не нужно было заниматься физическим трудом, рискуя случайным разоблачением. Я делала переводы для нескольких небольших книжных издательств, получая задания и отправляя готовые работы по электронной почте, поэтому могла работать где угодно, сведя контакты с людьми до минимума. Но всё равно приходилось переезжать довольно часто, чтобы не привлекать внимания соседей. А теперь, видимо, снова придётся менять имя – я уже опять перестаю соответствовать своим документам.

Очередную странность я заметила не сразу. Понадобилось несколько лет, чтобы понять, что я очень медленно взрослею. Когда я покинула дом, мне было всего четырнадцать – на них я и выглядела, хотя врала всем, что мне уже восемнадцать, как было указано в моих фальшивых документах. Сейчас мне уже двадцать четыре, но я всё ещё не выгляжу даже на эти несчастные восемнадцать! Конечно, я подросла, но всё равно выглядела пока как семнадцатилетний подросток. Это доставляло лишние неудобства, но и радовало – если я так медленно старею, может, и проживу гораздо дольше, чем обычный человек? Правда, особо счастливой такую жизнь не назовёшь. Это скорее существование, выживание. Ни дома, ни семьи, ни друзей. Только малыш Джереми, мой невидимый друг – вот единственная постоянная в моей неустроенной жизни.