— Яна…

Он резко крутанул меня, точно в танце, хотя вообще не умел танцевать, и мы оказались лицом к лицу.

— Зачем ты юлишь? — его руки сжали мне плечи, лоб приблизился ко лбу… — Не надо искусственно поддерживать отношения, которых нет…

Сердце подпрыгнуло к горлу и перекрыло кислород. Даже будь у меня слова для диалога, произнести их не было никакой возможности. О чем он? О нас? Все, конец… Он так решил? За нас обоих?

— Это были самые ужасные три часа в моей жизни. Вымученные слова, ответы, взгляды… Я проиграл эту партию, Яна. Я проиграл сына. Я сам поставил себе мат, считая, что мой долг заработать для семьи как можно больше. И где теперь моя семья, где?

— Здесь, — произнесла я севшим голосом. Горло саднило как при ангине. Ужасно! — И ужасно то, что ты нас не замечаешь. Что для тебя искусственно, то для других людей нормально. Натурально только звери размножаются. А люди строят отношения. Это и называется искусством жить. Строят каждую минуту, каждую секунду. Словами, взглядами, делами… И эти отношения на искусственные, они сделаны руками человека не на уровне инстинктов, а…

Я не смогла подобрать нужного слова и замолчала. А к чему слова? Лис просил Маленького Принца молчать, потому что слова только мешают. Зорко одно лишь сердце. Так почему же сердце моего мужа настолько слепо… Он окружил себя пустыней и забыл, что пустыня тоже прекрасна, потому что в ней спрятан родник, дарующий жизнь. И я слышу этот родник. Это два сердца. Только они, кажется, перестали биться в такт…. Почему?

— Ты веришь, что они любят друг друга?

Я молчала. Почему он не верит собственному сыну? Почему надо подвергать все сомнению…

— Ты не думаешь, что он ищет паспорт, а она деньги? — продолжал Березов.

Неужели я такая в его глазах дура, что мне нужно разъяснять филькину грамоту!

— Нет, я так не думаю! — почти закричала я.

Почти… Голос ко мне не вернулся. В горле стояли слезы. Слезы бессилия перед этой китайской стеной непонимания. Мишке достаётся за меня или Слава стал настолько циничен? Господи, ведь у его сына горят глаза, когда он смотрит на эту девушку! Разве можно быть настолько слепым!

— Что ты делаешь?

Слава вдруг опустился у моих ног на влажные доски.

— У тебя шнурки развязались…

Я видела только его макушку, которой он упирался мне в коленки.

— Слава, я в шлепках…

— Я это уже понял…

Голос сел. Простыл? Нервничает? Что?

— Что это?

Он поднял глаза, следом за рукой, оставаясь одним коленом на мостках.

— Здесь достаточно света…

Да, достаточно — от его глаз. На протянутой ладони лежала раскрытая коробочка, на чёрном бархате которой сверкало кольцо, как упавшая с неба звезда. Та самая, на которой Роза безнадежно ждала возвращения своего Принца.

— Яна, ты выйдешь за меня замуж?

Тишина. Я даже перестала слышать собственное сердце. Оно вообще еще билось? Или уже нет?

— Прости, что с опозданием на четверть века. Как-то замотался, все откладывал на завтра. Но, кажется, мне пора сделать тебе предложение…

— От которого нельзя отказаться?

Голос точно отказался меня слушаться. Что сегодня произошло? Что произошло вчера и месяц назад? Год? Два? Что вообще это было… всю жизнь. Надо ведь еще что-то сказать… Или хватило бы краткого «да», но язык окаменел, точно его заколдовали невидимые силы природы, обступившей нас со всех сторон.

— Я не знаю, что делать и как быть… — продолжал муж полушепотом, все еще стоя передо мной на коленях. — Но я не могу тебя потерять… То есть могу, — он опустил голову, чтобы отыскать взглядом несуществующие шнурки, но руку с коробочкой продолжал держать перед моим опущенным к нему носом. — … могу тебя потерять и, кажется, уже потерял, но если у меня есть хоть один шанс из тысячи вернуть тебя, я хочу попытаться…

Он снова смотрел на меня.

— Ян, о чем ты думаешь?

— Миша знает про это кольцо?

Губы Славы дрогнули в улыбке.

— Нет. Это не инстинкт толпы. Я купил его не сегодня.

— А когда?

— Яна, если ты меня еще минуту продержишь на коленях, то придется звонить финнам, чтобы вместе с бульдозером прислали еще и подъемный кран. Тебе кольцо не нравится или я?

— Ты, — ответила я быстро. — И все, что ты творил последние недели.

— Ты тоже не очень хорошо себя вела. Но я хочу это забыть.

Голос его сел окончательно. Шепот перестал быть шепотом. Нет, я не могу оставить это вот так…

— Слава, давай уж начистоту. Ты мне не веришь, да?

Он молчал. Я тоже молча подняла руку и захлопнула коробочку. Точно комара прихлопнула свою семейную жизнь. Комара, вдоволь насосавшегося моей кровушки.

— Замечательно!

Он не глядя швырнул коробочку в озеро. Благо мы стояли далеко, почти у берега, да и я была слишком близко, чтобы хорошо размахнуться, не съездив мне по физиономии. Да и с колен не особо поиграешь в блинчики. Но кольцо все равно исчезло под водой.

— Что ты сделал?! — вскричала я, и мой крик точно хлыстом подстегнул Березова. Он вскочил на ноги, будто ошпаренный.

— Тебе оно не нужно, а мне и подавно! — он не закричал.

Он контролировал эмоции. В отличие от меня. Меня кинуло в жар от злости и чувства безысходности — идиотка, я уже почти запрыгнула на седьмое небо, а он все такой же… пингвин!

— Яна, что ты делаешь?

Не знаю, просто… Просто встала на колени и зачем-то опустила в воду руку. Тут чуть выше колена, но пальцы до дна не дотянутся, да еще камыши, темно и… черт его знает, куда упала драгоценная коробочка. Как можно быть таким идиотом!

— Яна, брось… — Слава стоял сзади, почти вплотную ко мне, хотя я и не чувствовала его дыхание, просто услышала шлепающие шаги. — Я не стал бы возвращать его в магазин. Хватит, Яна!

Теперь он стоял со мной рядом на коленях и тащил из воды мою руку. Ту, на которой горело другое кольцо. Которое он надел мне на палец без году четверть века назад.

— Наши отношения стоят много дороже. Я так думал…

Я вырвала руку и обтерла о штаны. Но она осталась ледяной и влажной. Как и вся я. Ледяная…

— Я тоже думала, что они чего-то стоят, — голос дрожал и не слушался. — А выходит, они ничего не стоят. Раз дурь какого-то мальчишки может перечеркнуть всю жизнь… Всю мою жизнь… Всю жизнь…

Я теперь стояла на четвереньках, упершись ладонями в доски. Коленки, пусть и скрытые плотными штанами, ныли.

— Господи, — я опустилась лбом на мокрый настил и расплющила до боли нос, оттого голос сделался гнусавым, как у переводчика в старых фильмах. — У меня же в жизни, кроме тебя, ничего не было… Никогда ничего не было… За что же ты меня так сейчас бьешь… За что…

— Ян, прекрати! Прекрати немедленно!

Может, он говорил что-то другое или повторял несколько раз одно и тоже… Я все равно не могла выполнить его приказ. Мои силы, мое терпение, мои нервы… все закончилось в ту минуту. Не осталось сил даже сжать кулак и ударить по мокрому дереву, точно по гвоздю, вгоняемому в крышку гроба нашей семьи…

— Яна!

Он все-таки поднял меня, оттащил от края пристани и стиснул с такой силой, точно решил за раз выжать из меня все слезы, точно воду из полотенца. И я замерла, чтобы услышать:

— Яна, я реально до последнего не верил. Думаешь, иначе я бы явился к тебе с цветами?

Я сумела вырваться — точнее, оторвать мокрое лицо от его груди. Он продолжал удерживать мои плечи. Но я и их вырвала.

— Вот сучка! — выдала я в полный голос. И мой вопль эхом прокатился по озеру, или это все-таки бушевала в моих ушах вскипевшая в гневе кровь. — Я ей сказала, что она дура после того, как она заявила, что ничего не скажет тебе про Артема. Нет, — я подняла палец, чтобы Березов не вздумал меня перебивать. — Тогда бы ты не успел к вечеру. Она позвонила тебе не утром, а накануне, когда Артем ответил ей по телефону, что он у меня… Так ведь? Она вечером тебе позвонила, правда?

Слава вскинул голову, точно хотел расправить плечи.

— Если она — это Настя, то она мне не звонила, — отчеканил Березов. — Я говорил с Костей. И он мне тоже не звонил. Это к слову пришлось…