— Сзади ударил? Не справился, так исподтишка нанес удар? — как-то недоуменно спросил Иван. — А потом?

— Потом я её связал и подвесил к потолку. Решил проучить. А она только смеялась надо мной. Когда не могла уже смеяться, она плюнула мне в лицо. Кто бы такое выдержал? Вот я и нанес ей удар в сердце. А что, я в своём праве, заплачу за ущерб стабу и уйду. У меня есть чёрная жемчужина… возьмите её. Только отпустите.

— Кто же такие законы писал? — поинтересовался Иван.

— В стабе «Южный».

— И вёл бы себя там таким образом. Как наш стаб называется?

— «Новая жизнь».

— Вот. Что скажете, господа?

— Что тут сказать? — начал Седой. — Это понятно, что мы его кончим. Весь вопрос как? Может, бабам отдадим. Пусть разорвут.

— Это слишком легко, — заметил Каплей. — Давайте сожжем.

— Только огонь поганить, — сказал Славик.

— Знаю, — закричала Бандерша. — На кол посадить.

— Всё как-то не то, — покачал головой Иван. — Изюминки нет.

— Братишки! — закричал Рома. — Отдайте мне его. Я его как живую наживку буду использовать. Мы нашли залив, там много зараженных. В воде, которые живут. Мы этого супчика привяжем к канату, поставим на водные лыжи и будем катать. Поранят, мы его живчиком напоим, заживёт немного, и вновь за добычей. Я уж постараюсь, чтобы от него по кусочку откусывали. Будет всем вразумительно.

— Мы сделаем из этого классный репортаж, — неожиданно согласился Валериан. — Будет наглядное пособие, что случается с теми, кто не чтит наши законы.

— Все согласны? — спросил Иван. — Тогда, Рома, забирай свою наживку. Никогда не думал, что ты такой затейник.

— Я такой, — не растерялся Рома. — Ну что, моя рыбка-наживка, пойдем опробовать новый способ охоты на зараженных. На живца.

От этих слов от рейдера стало пахнуть как-то слишком резко и неприятно.

— Да не расстраивайся ты так. В море отмоешься. Так даже лучше, на запах крупнее клевать будет. Отнесите его мне на корабль.

Рейдера отправили на корабль.

— С ним вопрос решили, — сказал Иван. — Что делать с телом Лауры.

— Ты знаешь, — обратился к нему Седой. — Хорошая она была баба. В рейды ходила, за спины не пряталась. Даже на зараженных охотилась. У нас есть традиция похорон. Давайте и её так проводим в последний путь.

У Бандерши вдруг загорелись глаза:

— Она уйдёт как женщина-воин. Как валькирия. Мы пойдём с подругами готовиться. Седой, позаботься о плоте.

Седой молча кивнул головой.

Вечером все жители стаба собрались на берегу. Женщины были в военной форме и с оружием в руках. Они внесли тело Лауры, аккуратно положили ее останки на плот. Потом столкнули плот в воду. Он, покачиваясь, начал отплывать от берега. Из их глаз не текли слезы, так как они провожали в последний путь женщину-воина.

И зазвучала песня:

Ты говоришь, что здесь достаточно зла,

И ты спешишь скорее отсюда уйти,

Ты говоришь, что мне неволя мила,

И свято веришь в правду другого пути.

Бежать и плыть, лететь, куда, всё равно,

Лишь бы туда, где нет и не было нас.

Ты говоришь, здесь всё погибло давно,

И слишком много чужих среди нас.

Одна из женщин вышла вперёд и протянула руки к отплывающему плоту. Огонь рванулся к небесам. А рядом с ним рвалась ввысь песня.

Но я, я остаюсь.

Там, где мне хочется быть.

И пусть я немного боюсь,

Но я, я остаюсь.

Плот потихоньку растворился вдали. Люди медленно начали расходиться. Перевернута ещё одна страница их жизни.

Стаб «Южный» был по меркам Стикса очень большим. Он существовал не один десяток лет. Его территорию окружала каменная стены вышиной больше десяти метров. По всей стене были расположены укрепленные пулеметные гнезда, оборудованы закрытые площадки для артиллерийских орудий и минометов. Для каждого бойца подготовлено место для ведения огня. Каменная стена смотрелась как мощное долговременное укрепление. По углам и над воротами возвышались башни.

Хорошо укрепили и подходы к самому поселению. Поле перед стеной было усеяно минами. Дорога, проложенная по этому минному полю, петляла, давая возможность защитникам стаба расстреливать противника еще на подходе к воротам.

Бессменным руководителем стаба «Южный» был Белый. Когда-то его так окрестили, и с тех пор он носил это имя. Сам он был рад, что ему попался адекватный рейдер, который не дал ему какой-нибудь собачьей или позорящей клички. Если бы это случилось, то вряд ли тот человек прожил долго, ибо считал Белый, честь прежде всего. А какая честь может быть у Сопляка, Сморчка или Пёсика. И бегай потом целую вечность с таким погонялом. Именно погонялом, а не именем. Будучи сам крестным, он всегда давал нормальные имена. Так у него в стабе появились Черный, Ясень, Ярый, Большой, Блондин, Малыш. Имена эти давались по обстоятельствам. Вскоре его крестники заняли руководящие должности в формируемом стабе.

Белый считал, что без близких людей выжить на Стиксе проблематично. Как доверить спину тому, кто может бросить в самый трудный момент. Тех, кто пытался грабить других, он уничтожал без лишних раздумий. Сегодня его оружие этому уроду понравилось, завтра мое. От таких уродов избавляться надо. На таких принципах Белый образовал вначале свой отряд, потом свой стаб.

Черный появился в его отряде первым. После перезагрузки он прятался в котельной, которая топилась углём. Позже он рассказывал о своем знакомстве так:

— У меня знакомый был дедок, Степаныч. Из бывших военных. Семьи у него не было. А может быть и была когда-то давно, но об этом он не рассказывал. Любил он с нами, пацанами, возиться. Наверное, его заслуга, что из местной шпаны все людьми выросли. Трое моих друзей в Рязанское военное училище поступили, один в лётное. Кто-то стал сварщиком, кто-то токарем. Когда приезжают на родину, всегда идут к Степанычу. Делятся и победами, и поражениями.

Учил он нас и драться по-настоящему. Метать ножи, топоры, саперные лопатки. Смеялся над спортсменами. Зрелищный бой называл искусством, который не имел никакого отношения к выживанию.

Как-то Степаныч собрал нас и сказал:

— Вручаю я вам в руки настоящие оружие. Это не умение драться, а умение убивать. Никогда не поднимайте руку на слабого, даже если он не прав. Вы же сильнее. Вот и думайте об этом. Простите эму эту слабость. Сильный должен научиться прощать.

Мы пытались с ним спорить:

— Он будет нас обзывать, оскорблять, а мы его прощать.

— Учитесь властвовать собою, так классик сказал. А он знал толк в жизни. Не стоит обидное слово вашей жизни.

— А почему нашей?

— Так на вашей совести пятно будет. И вам с ним жить.

Простые были слова, но запомнили мы их на всю жизнь. А еще мы видели, как однажды возился Степаныч с пьяным мужиком. Тот и ругал Степаныча последними словами, и кидался на него драться, а тот всё его успокаивал. Мало того, домой отвёл и спать уложил.

Мы спросили у Степаныча:

— Почему?

Тот усмехнулся и сказал:

— Эх, детвора. Может, горе у человека случилось, может, обидел его кто. Вот и выходит обида наружу. А в жизни это замечательный человек.

Наутро мы убедились в правоте нашего наставника. Тот мужик пришёл к Степанычу следующим вечером с извинением. Сели они за столик в подсобке. Достал мужик коньяк и закуску.

— Ополоумел я вчера. Пришёл домой, а вещей жены нет. Вот я и подумал, что жена бросила.

— А что были какие-то причины?

— Да в том-то и дело, что нет? Жили мы душа в душу. И так со мной поступила. Вот и хватил я лишку.

— Да видел я тебя вчера.

— Ты уж прости, не в себе был.

— Видел, видел.

— Сегодня проснулся, а жена на кухне есть готовит. Я к ней с вопросом, почему ушла, а он говорит: «Ты что, дурак старый, удумал, я к дочери ездила. У неё дочка сильно заболела, так мы с ней всю ночь у кроватки провели. Скорую вызывали. Зачем хорошего человека обидел. Иди, извиняйся». Сунула мне бутылку конька и закуски и отправила к тебе.