— Ошибаешься, не было ни дня, когда бы я не сожалела о том, что ты оказался в этой истории.

— Смотрю ты сжилась с формой, — Кайл мотнул головой в сторону прихожей, где висела форменная куртка.

— Пришлось. К тому же среди черновых есть хорошие ребята, — я постаралась, чтобы голос звучал как можно более беспечно, но это оказалось куда сложнее чем казалось.

Кайл посмотрел на меня таким взглядом, что мне захотелось провалиться сквозь землю, а еще лучше исчезнуть с этой проклятой планеты.

— Ты слышишь себя? Что ты несешь?! — взревел Кайл.

— Какой у меня был выбор?! Умереть?

— Жить-то тебе зачем? Семьи у тебя нет, — я отшатнулась словно от пощечины.

— Ты моя семья, — ответила я, сдерживая слезы.

— Кажется, больше нет, — Кайл покачал головой, — черновые твои пусть будут, а я обойдусь.

Я стояла словно меня окатили холодной водой. Лед забрался под одежду, в мысли, в сердце. Я чувствовала себя предателем, изменщиком, который поправ дружбу, выбрал для себя другую жизнь и судьбу. Друг развернулся уходить, и я, поддавшись мимолетному порыву, схватила его за рукав. Не останавливаясь, он оттолкнул меня, и я, не ожидавшая толчка такой силы, потеряла равновесие и упала. Боль тут же пронзила раненный бок и я невольно вскрикнула. Замерев на секунду-другую, Кайл ушел, хлопнув дверью. Не виню его. Поступила бы так же. Противная ноющая боль горячим цветком распустилась в самом центре раны. Попыталась встать, но ноги не слушались. В другое время, при других обстоятельствах, и кажется, в другой жизни, мы бы провели вместе вечер, читаали бы друг другу вслух книги, пили чай или кофе, строили планы на будущее, но сейчас нет ни тепла, ни уюта, ни будущего.

Сидела на холодном полу кухни, хранившей воспоминания, ушедших в прошлое. Я коснулась раны, и руки моментально окрасильсь красным. Видимо, разошлись швы. Задрала футболку и увидела струйку крови, стекающую извилистым ручейком. Руки мелко дрожали, и будучи не в состоянии дотянуться до городского телефона, я запаниковала. Мобильного у меня никогда не было, так что либо я собираюсь с силами и встаю, либо истекаю кровью на полу собственной кухни.

Мысленно приказываю себе встать, сделать несколько шагов снять трубку, висящую в коридоре на стенке и позвонить в скорую помощь. Добираюсь до телефона и срывающимся голос прошу приехать. Называю адрес, квартиру, и медленно сползаю по стенке, держась за бок. Кровь сочится сквозь пальцы, и я уже не могу ни о чем думать кроме боли.

И все же, слова Кайла больнее. Не могу винить его, потому что он прав. Я изменила себе, пошла на уступки, поддалась давлению системы. Друг не понимает этого, но дишь потому, что не познакомился с ней так близко как я. Служба в корпусе сильно изменила меня, надеюсь в лучшую сторону.

Приехала "скорая", меня уложили на носилки и увезли в больницу. Она мало чем отличалась от лазарета в корпусе черновых. Те же голые белые стены, жесткие койки. Меня заново заштопали, перевязали, и хотели пристроить в палату, но я наотрез отказалась. Буду ходить на перевязки, только бы больше не видеть этих стен. Вызвала такси и благополучно добралась домой, где меня никто не ждет. Смятая постель, чашка чая, и отцовские книи стали моей компанией и лучшими друзьями. Запретила думать о том, чего я лишилась, запретила жалеть себя. Самоистязание не ведет ни к чему хорошему. Плотно закрыла шторы, потушила весь свет корм прикроватной лампы. Хватит и его. Не знаю сколько часов я так пролежала, но выбираться наружу не было никакого желания. Постепенно тоска по прошлому все-таки пробралась ко мне. Она просочилась сквозь старые фотографии на полках, в альбомах. Спасало только то, что раз в два дня я ходила на перевязки, и за продуктами, видела другие лица, слышала другие разговоры. Это помогало не думать о тех, чьи голоса я больше не услышу. С каждым днем мне становилось все легче, рана затягивалась. Физически я была почти в форме.

Однажды вечером, в мою дверь отчаянно заколотили. Я почти спала, и от того не сразу услышала. Быстро накинула халат, и заторопилась к двери. Глазка на нашей двери не было, зато была самая надёжная в мире щеколда и цепочка. Я приоткрыла ее, и с опаской выглянула. На пороге стоял Дрейк в полном боевом облачении с автоматом наперевес.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, не снимая цепочку.

— Вай, может впустишь? — голос Дрейка был раздраженным.

— Входи, — сняв все мои охранные системы, я отступила.

— Ты ушла, даже не попрощавшись, попросила окончить наши индивидуальные тренировки. Что происходит?

— Не хочу тебе лгать, и придумывать глупые и нелепые оправдания своим поступкам. Монарх Кейн позволил остаться в этом корпусе, только если я разорву с тобой все контакты кроме служебных. Я выбрала наименьшее из двух зол. Ушла, чтобы не видеть твоего лица, оно слишком…родное.

Дрейк молчал, сжав челюсти так сильно, что выступили желваки. Он снял оружие и поставил его около обшарпанной стены. Сделал шаг ко мне, но я отступила. Не могу объяснить, насколько это больно-ждать того, чего никогда не будет. Никогда. Я не заслуживаю его хорошего отношения к себе, но хочу сохранить его во что бы то ни стало. Вспоминая ощущения и чувства, которые испытываю к Кейну, чувствую себя лишенной права на любовь такого как Дрейк.

Он замер, посмотрел на меня в упор, глаза потемнели, и хотелось только одного, чтобы их темнота утопила меня, чтобы кроме нее я больше ничего в жизни не узнала, чтобы была только она и я, но была лишь пропасть, которая расширяется и расширяется, отдаляя нас друг от друга.

— Выходи на службу, команда ждет тебя, — выдавил из себя Дрейк и подхватив оружие, вышел в темный коридор.

До конца моей увольнительной был еще день, но я не смогу провести еще сутки наедине со своими мыслями. Разговор с Дрейком вывел меня из той задумчивости и мнимого спокойствия, которым я себя окружила. Он был как каскад ледяной воды, выплеснутой на спящего человека. Заслуживаю ли я его? Благородного, честного, любящего, верного. В праве ли я предать его? У меня нет ответов, только лишь вопросы, порождающие новые вопросы. Замкнутый круг.

Собрала вещи, закинув кое-какие фотографии, и не оглядываясь на погасшую и одинокую квартиру, ушла, заперев замок. Впереди еще полночи, а оставаться в одиночестве я была не в силах, ведь теперь для меня это сложнее чем раньше, когда оно было мои спасением.

Единственным местом, где никому нет дела кто ты, кем служишь, кто твоя семья, ты один из миллионов, ты без лица, имени и статуса-клуб "Фобос". В нем нет очередей, фейс-контроля, но не каждый пискнет туда идти, к тому же пост комендантского часа. Черновые часто устраивают облавы, арестовывают людей пачками, не разбирая, прав ты или виноват. Поэтому туда ходят самые смелые, или глупые. Я там бывала раз в месяц, или еще реже, в зависимости от того, будут ли у меня деньги на вход.

Старое, похожее на склад здание, излучало магнетическое притяжение, земля вокруг него дрожала от ударных и басов, и манила зайти внутрь. На входе вручив администратору деньги за вход, я тут же будто погрузилась в океан звуков, ритма и танца.

В последний раз, когда была в подобном месте, то жизнь была иной. У меня был друг, спокойная работа, но не было цели и перспективы.

Сняв шапку, я провела рукой по короткому ёжику волос. Очень хотелось тряхнуть головой, чтобы пряди рассыпались по плечам как прежде. Сильные басы, оглушительная музыка, приступили воспоминания, и я позволила себе расслабиться. Заказала в баре три шота текилы, выпила залпом, и направилась на танцпол. Площадка была забита самой разношерстной публикой, от несовершеннолетних малолеток, до сороколетних мажоров, пытающихся доказать, что они еще могут отрываться. Протиснулась в самый центр толпы, и просто двигалась, позволив музыке направлять меня.

— Эй, Вай! — кто-то дернул меня за руку, — Вайолет, это ты?

Перекрикивая рев музыки на меня смотрел Маус. Он был без формы чернового. Я его даже не сразу узнала.