— Потому что могу, — парировал Кейн.

— Вы пользуетесь своим положением, вмешиваетесь в судьбы людей! Это по — вашему игры?!

— Да, я пользуюсь! Должен же я хоть что — то получить с этого, — Кейн невесело усмехнулся.

— Я прошу оставить меня в этом корпусе, — попросила я, стараясь не смотреть в глаза монарха.

— Что тебя держит тут? Какая тебе разница, где нарезать круги и учиться убивать людей? — нервно спросил он, конечно, зная ответ. Кейн хотел услышать его от меня. Это причинит ему боль.

— Я только — только привыкла к команде, к людям, которые меня окружают.

— А как же капитан? — горько спросил монарх, и по лицу его пробежала тень, которую я никогда не видела прежде — боль и ревность.

— При чем тут он?

— При всем! — рявкнул Кейн, и я вздрогнула.

— Перестань! — не выдержала я, — перестань притворяться, что тебе не плевать на меня! Перестань делать вид, что заботишься обо мне!

— В это так трудно поверить?!

— Невозможно! Почему я? Почему сейчас?

— Я не знаю, сам не могу себе объяснить, но чувствую, что иначе не могу, — внезапно голос его стал тихим и спокойным.

Я молча смотрела на него, пытаясь унять стук сердца и непрекращающуюся дрожь в коленях. Мысли в голове перемешались, я уже не знала что правда, а что ложь. Чему верить, а чему нет. Взгляд упал на его губы, и воспоминания вихрем закрутились, возвращая меня в ту ночь, когда броня жестокого монарха дала трещину.

— Просто разреши мне остаться здесь, — я шагнула ближе и слегка коснулась его руки.

Кейн тут же напрягся, и весь словно превратился в камень. Холодный и неподвижный. Мне показалось, что он снова надел свою маску безразличия.

— У меня одно условие, — наконец ответил монарх, пристально глядя на меня.

— Какое? — Внутри все сжалось в тугой узел.

— Ты прекратишь отношения с Голдом, — бесстрастно сказал он, словно это было пустяковым делом.

— Что?! — взвизгнула я, не веря своим ушам. По сути Дрейк и был главной причиной моих попыток остаться в этом корпусе.

— Я не стану повторять, — Кейн выдернул свою руку и вскинул подбородок, словно ребенок, который капризничает, пытаясь настоять на своем.

— Ты! — я кипела от гнева, пытаясь сдержать себя, и не залепить ему пощечину. Время, проведенное в тренировочном зале не прошло даром, и я знала, как сделать ему физически больно. Морально же, Кейн был неприступной стеной. У меня не было ни одного козыря против него, ни одного аргумента в свою защиту.

Я должна признаться, что Кейн имел надо мной не только власть монарха над подчиненным, а нечто другое, не поддающееся объяснению и моей собственной логике. Это пугало меня. Я не хочу такой зависимости, я ее боюсь. Но, выбор был не большой — пойти наперекор Кейну из принципа и перевестись, тем самым потеряв и его, этого я тоже не хотела, и Дрейка. Мой эгоизм взял верх, впрочем, как и всегда.

— Я согласна, — сказала я, и развернулась уходить.

— Подожди, — окликнул меня Кейн. Я остановилась, но так и не обернулась, в горле застрял комок, — постарайся больше не попадать в лазарет.

— Не делай вид, что тебе есть дело! — гневно ответила я, — ты все делаешь с выгодой для себя, я пока не знаю с какой, но обязательно выясню. На какое — то время мне показалось, что ты не такой, каким я тебя вижу, но я ошиблась.

На глаза, вопреки моим стараниям навернулись слезы, и плотно сжав челюсти, я насколько могла быстро, направилась к выходу. Внезапно, сильные руки обвили мою талию.

— Стой, глупая, — прошептал Кейн над самым ухом. Его теплое дыхание скользнуло по шее, заставляя сжаться сердце. Я попыталась вырваться, но сил не было.

— Зачем все это? — дрожащим голосом спросила я, забывая свой гнев, еще несколько минут назад одолевавший меня. Навалилась невыносимая усталость, а руки были такие сильные.

— Я хочу, чтобы ты была моей, — снова прошептал Кейн.

— Но почему я?

— Потому что ты это ты. Сильная, как скала, и в то же время слабая как мышонок. Суровая и нежная, холодная и страстная. Именно сейчас я хочу сказать нужные слова, потому что чувствую, как ты колеблешься, но знаю, что слова для тебя ничто, и что уговоры быть моей не подействуют, поэтому хочу, чтобы этот выбор был только твоим, потому что он будет искренним. Свой я сделал.

Кейн опустил свои руки, и у меня словно выбили почву из — под ног. Я словно подкошенная, лишенная сил упала на паркетный пол.

— Точно, мышонок, — пробормотал Кейн, и поднял меня на руки словно пушинку.

Вот я уже на мягком диване под теплым пледом. Мысли смешались в кашу. Это все из — за обезболивающего. Не могу сосредоточиться, но признание Кейна крепко впечаталось в память, и закрыв глаза, я пыталась его осмыслить. Чувствовала же я себя просто жалкой и немощной. Эдакой девой в беде, которую спасает темный рыцарь. Я попыталась подняться, и голова предательски закружилась. Со стоном опустившись на мягкую подушку, я закрыла лицо. Я хотела быть сильной, стойкой, храброй, но вместо этого тряслась от страха и стыда, не в силах пересечь комнату.

— Попроси отвести меня обратно в лазарет, — устало пробормотала я.

— Тебе лучше остаться здесь, пока тебе не станет лучше, — ласково сказал Кейн.

— Мне нужно идти, иначе, пойдут разговоры, — предприняв еще одну попытку подняться, я окончательно выбилась из сил.

— Не пойдут, — уверенно сказал Кейн, и плотнее укутал меня теплым одеялом.

— Лучше бы ты пристрелил меня, — простонала я.

— Неужели мое общество так неприятно?

— Приятно, в том и проблема!

— Это не так, ты это понимаешь, и я это понимаю, — Кейн сел на полу около меня, похожий на темного ангела.

— Ты опасный, я боюсь тебя и того что испытываю в твоем присутствии, — слова плавным потоком соскальзывали с губ, и заполняли пространство между нами.

— Что именно?

— Страх, боль, и…страсть, силу которой боюсь узнать, — я притянула колени к груди, словно пытаясь защитить себя.

Кейн молчал, но вопреки моим ожиданиям, он не выглядел довольным или счастливым, ведь именно этого признания он добивался от меня. Напротив, он вдруг как — то погрустнел, и всегда живые и энергичные, горящие холодным огнем глаза, потускнели и словно подернулись пеленой еле уловимой тоски и печали. Я протянула к нему руку, и он, словно ребенок, прижался к ней щекой. В этом прикосновении было столько невыраженной, нерастраченной нежности, что от нее впору задохнуться, но Кейн дышал, и крепко зажмурившись, вдыхал запах моего запястья. Следы от капельниц превратились в синяки, которые никак не добавляли романтики.

Так много заботы, которую мы оставляем при себе, приберегая ее для лучшего случая, для лучшего человека. Так много нежности, которая щемит сердце, рвет его на части, но мы сжав челюсти копим ее, храним для тех, кому она совершенно не нужна, хотя вот он — человек, которому все это нужно как воздух.

— Ты самый противоречивый из всех людей, которых мне довелось встретить, — я коснулась его волос, таких мягких и послушных.

Глубоко вздохнув, Кейн поднялся с пола, и подняв меня на руки, усадил к себе на колени. Осторожно, стараясь почти не касаться меня. Каждое его движение было мягким и бережным, словно я могла рассыпаться в его руках, как слишком сильно сжатый хрустальный бокал. Повинуясь какому — то неведомому инстинкту, я прижалась к нему всем телом, стараясь не думать о том кто он, что я чувствую, что будет дальше с нами со всеми: мной, Дрейком. Есть только этот момент. Его дыхание на моих губах, руки слегка сжимающие мою талию. Я неотрывно смотрела в его глаза, изо всех сил стараясь не утонуть в них. Они похожи на холодное море ранним утром. Чистое, манящее окунуться. Губы потянулись к его губам — мягким, настойчивым, обещающим страсть всепоглощающую, крепкую, настоящую, взаимную. Я послушно следовав за ним, заданному им ритму, и мне не хотелось бунтовать как раньше, напротив — хотелось подчиниться, сдаться в плен, остаться там навечно, наслаждаться его силой, его безгранично властью надо мной, и это было прекрасно. Бесконечный бунт во мне успокоился, по крайней мере на какое — то время. Руки Кейна сжали меня чуть сильнее, и у меня вырвался стон, не то удовольствия, не то боли, но мне кажется, что это было нечто общее и неделимое во всем, что касается этого мужчины, который смешал мне все на свете. Постоянная борьба во мне не дает покоя — остаться рядом с ним, или бежать не оглядываясь? Наверное, я слабая не только физически, но и внутренне, иначе давно приняла бы решение.