— Не думаю, что это хорошая идея, — отозвался король. — Во-первых, мы не нуждаемся в провожатых. Во-вторых, вы, насколько я помню, не умеете ездить верхом.

— Но я могла бы поехать с вами.

Показаться навязчивой не так уж страшно, когда нечего терять.

— А обратно?

— Если честно, Торойя — мой родной город. Там живут мои родители. Мы очень редко видимся. Я хотела воспользоваться возможностью увидеть их и немного погостить доме, где провела детство. Служение Маритэ — дело моей жизни, но я скучаю по родным. А обратно за мной пришлют кого-нибудь из храмовой прислуги с повозкой.

Нармин говорила правду, но только отчасти. В Торойе действительно жили ее родители, но она вовсе по ним не скучала. Виделась с ними раз в год, а то и реже, почитая эту обязанность скорее тягостной, чем приятной. Но сейчас, изображая дочернюю преданность, можно вызвать сочувствие короля.

Расчеты Нармин оправдались.

— Хорошо, мы сопроводим вас до Торойи и там расстанемся.

Валтор обхватил Нармин за талию и усадил на своего коня, а затем сам вскочил в седло. Девушка мимоходом заметила, как недовольная гримаса исказила лицо Лотэссы. Неужели ревнует жениха к ней, Нармин? Знала бы высокородная энья, укравшая сердце короля, как самой Нармин ненавистно ее общество, как бы хотелось провести эти последние часы с Валтором наедине. Но лучше уж так, в компании проклятой соперницы, чем расстаться с любимым прямо сейчас.

Валтор слегка придерживал Нармин за талию — жаль, что не так крепко, как в тот день, когда они ехали к ведьме. Теперь король не торопился, драгоценная Лотэсса была рядом. Она, конечно, умирает, но в этот раз бешеной скачкой ее смерть не остановить.

Лишь когда они выехали за ворота и отъехали на приличное расстояние от Храма, Нармин поняла, что забыла предупредить о своем отъезде владычицу и дать распоряжения о том, чтоб ее забрали из Торойи. Ничего, пошлет кого-нибудь в Храм с весточкой или попросит кого-нибудь из соседей доставить ее в Храм. Местные будут рады услужить старшей жрице. В Торойе, как и во всех окрестных городах и селениях, жриц почитали не в пример остальным краям Элара.

Валтор молчал, Лотэсса тоже, а Нармин ужасно много нужно было сказать королю, но она не решалась прервать это тягостное молчание. С одной стороны, не очень-то приятно изливать душу любимому мужчине в присутствии соперницы, с другой — она обещала избегать всех тем, хоть как-то связанных с болезнью королевской невесты. То ли Валтору тоже надоела давящая тишина, то ли он просто сжалился над Нармин, но король решил прервать затянувшееся молчание.

— Тяжело было расставаться с родителями, когда вас отдавали в Храм? Сколько вам тогда было?

— Мне было восемь, — Нармин с благодарностью ухватилась за предложенную тему. — Конечно, тяжело покидать дом, вверяя себя незнакомым женщинам. Хотя в наших краях служительницы Маритэ пользуются большим уважением и я даже тогда понимала, какая мне выпала честь, поначалу все равно очень скучала по дому и родителям. А потом меня полностью захватила жизнь в Храме.

— Да уж, — фыркнула Лотэсса, соизволившая присоединиться к разговору. — Жизнь в Храме чрезвычайно захватывающая. По мне, там скорее можно помереть со скуки.

— Не вам так говорить! — вскинулась Нармин. — В вас открылся величайший дар, сама Маритэ явилась вам! И после этого вы почитаете наше служение скучным? Это настоящие чудеса, о которых за пределами Храма никто и помыслить не может!

— Чего-чего, а чудес я за последние месяцы насмотрелась куда больше, чем хотелось бы. Большую часть из них — за пределами вашего Храма. Так что собственная способность залечивать раны или интересный сон с Богиней не так уж и впечатляют.

— Но разве не ради этого сна вы отправились в путь?

— Я уже готова отправиться куда угодно, хоть к Изгою в гости, лишь бы подальше от вашего Храма и его захватывающей жизни.

Пока девушки обменивались репликами, исполненными взаимной неприязни, король молчал. Обернувшись, Нармин заметила на его лице легкую насмешливую улыбку. Она вновь замолчала, на этот раз обиженно. Впрочем, обижаться на Валтора с Лотэссой не имело никакого смысла, они явно не испытывали угрызений совести и, похоже, вообще не обращали внимания на спутницу. Теперь они разговаривали между собой.

— После Торойи нам не встретится ни одного селения до самой ночи, если верить картам. Думаю, стоит остановиться здесь и поесть.

— Я не голодна, — отозвалась Лотэсса. — К тому же, сейчас слишком рано для обеда.

— Зато потом нам просто негде будет поесть.

— Ну и пусть.

Нармин захотелось закатить капризной аристократке оплеуху. А Валтор вместо того, чтобы разозлиться, с тревогой всматривался в лицо нареченной. Наверняка связывает отсутствие у Лотэссы аппетита с ее смертельным недугом.

— Вы могли бы остановиться в моем доме, — внезапная мысль привела Нармин в восторг. — Такая честь для моих родителей!

Лотэсса тут же состроила недовольную мину, а король покачал головой.

— Не думаю, что это хорошая идея, Нармин. Не стоит смущать ваших родителей неожиданным визитом монаршей четы.

Последнее слово больно резануло по слуху и сердцу девушки. Они ведь еще не женаты! Нармин взглянула на короля, и ей почудилось, что его зеленые глаза вспыхнули ехидным, мстительным блеском.

Девушка вздохнула, настаивать было бессмысленно. Еще совсем немного и покажутся окраины Торойи. Оказывается, верхом туда можно добраться куда быстрее, чем в повозке. Путь близится к концу, а она так и не сказала самого важного. Тянуть дальше просто невозможно.

— Ваше величество, — торжественно начала Нармин. — Вы должна знать, что моя преданность вам безгранична так же, как и преданность Маритэ.

— Не думаю, что Богине это понравится, — усмехнулся король. — Особенно учитывая, что она, похоже, все-таки существует на самом деле.

Ну вот, опять! Она раскрывает душу, а он ехидничает. И Лотэсса еще противно улыбается удачной шутке жениха, а тот улыбается в ответ. Это просто невыносимо!

— Вы не понимаете, как дороги мне! — в отчаянии восклицает Нармин. — Я умру за вас!

У Лотэссы округлились глаза и, как ни странно, в них даже мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. А Валтор нахмурился.

— Это совсем лишнее. Я, безусловно, ценю ваши верноподданнические чувства, но не стоит умирать за меня, Нармин.

Непрошенные слезы наполнили глаза и потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки, холодные от порывов резкого осеннего ветра.

— Так не годится, — неожиданно сказала Лотэсса, в голосе ее звучала укоризна. — Нармин, не принимайте все так близко к сердцу, его величество просто в дурном расположении духа.

Меньше всего на свете Нармин хотела утешений от ненавистной соперницы. Зато слова Лотэссы произвели впечатление на Валтора. Он развернул лицо девушки к себе, касаясь ладонью ее щеки. Руки короля были в перчатках, но даже такое прикосновение вмиг наполнило сердце Нармин теплом и радостью. Особенно когда король принялся большим пальцем утирать ее слезы.

— Я не хотел расстроить вас, Нармин, простите мою резкость, — голос теперь звучал мягко. Как бы она хотела слышать в нем нежность, хотя, скорее всего, это просто сочувствие.

Вместо того, чтобы успокоиться, Нармин расплакалась еще сильнее. Валтор дернул поводья, останавливая лошадь, соскочил и снял девушку. Она отворачивалась, пряча заплаканное лицо, в надежде, что король вновь коснется ее щеки или подбородка, чтоб заглянуть в глаза. Но дальше его величество решил обходиться только словами.

— Право же, я раскаиваюсь в своих словах и тоне. Нармин, успокойтесь, прошу вас.

Вот будь на ее месте плачущая Лотэсса, Валтор наверняка обнимал бы ее, гладил по голове и… Представив эту картину, Нармин разрыдалась еще горше.

— Как вы не понимаете, — всхлипывала она. — Я ведь…

Тут Лотэсса издала какой-то странный звук. Наверное, засмеялась, хотя больше это походило на сдавленный крик.

— Она ведь любит тебя, король, — раздался сбоку шипящий голос, который жрица порой слышала в страшных снах.