— Я не об этом, — закрыл он кейс, словно крышку гроба. — Ты в последние несколько дней какая-то необщительная.
— К слову ничего не приходится.
— Почти не улыбаешься.
— Работа изматывает.
— Стала больше ворчать.
— Что ж, — пожала она плечами. — Видимо, у нас с тобой много общего.
— Это меня и настораживает, — схватил он кейс за ручку и стащил со столешницы. — У нас с тобой отродясь не было почти ничего общего.
Радэку была присуща некоторая грубость в интонации, и порой он мог даже сказать «доброе утро» так, чтобы это было похоже на какое-то страшное оскорбление. Вот и теперь сложно было разобрать, выразил он беспокойство или раздражение. Скорее всего что-то среднее, но по-настоящему Вильму обидело то, что после этих слов он просто взял и вышел из кают-компании, не став углубляться в расспросы.
Кодекс поведения расставлял определенные рамки в манере общения. Нельзя отстраняться от коллег, нельзя навязываться коллегам, нельзя нагружать их своими сугубо личными переживаниями и нельзя совать нос не в свое дело, если это дело действительно не твое. Любое общение должно укладываться в рамки комфорта, и Радэк несколько своеобразно, но все же соблюдал это правило, чего нельзя сказать о Вильме, которая в глубине души ожидала, что однажды Радэк резко отрастит свой нос и засунет его в ее дело по самое не хочу. Возможно, Вильма жаждала внимание, возможно она хотела уже наконец-то кому-то выговориться, возможно, она хотела, чтобы ее наоборот все оставили в покое. В общем, Вильма и сама точно не знала, чего хотела.
Вернувшись мыслями в свое отражение, она уперла руки в бока, склонила голову на бок и оттопырила плечи. Что-то было не так. Тогда мешковатая куртка слетела с ее плеч, и Вильма повторила позу, обнажив из-под улыбки слегка потускневший оскал. Облегающая белоснежная футболка, повторяющая контуры ее тела, позволила произвести должный эффект. Теперь все было как надо. Можно было хоть сейчас украшать собой на настенный календарь. Наконец-то хоть что-то немного приподняло ей настроение. Далеко не каждая женщина могла похвастаться тем, что она самая красивая в радиусе сорока миллионов километров. А те, которые могли, уж точно не могли похвастаться тем, что при всем этом они вот-вот получат руководящую должность на космическом корабле.
«Капитан» — беззвучно произнесла она губами своему отражению, и не почувствовала никакого ликования перед этим словом. Ей казалось, что она должна радоваться, но она почему-то не находила в себе ничего, кроме отдаленного чувства тревоги. Она очень хотела стать капитаном, но при этом отчаянно не желала им быть. Издав недовольный рык, она уселась на свою спальную полку и схватилась за свою дурную голову. Надо взрослеть и как можно скорее, подумала она и бросила полный ненависти взгляд на неуч, лежащий на столике неподалеку. Взрослеть тоже совсем не хотелось.
Грузовая баржа массой в семьдесят два миллиона тонн мертвым грузом препятствовала буксиру Ноль-Девять в наборе скорости. За последние несколько веков технологии компенсации перегрузок и деформационных сплавов сделали несколько уверенных шагов вперед, но миллионы тонн груза — это все еще серьезный аргумент. По бумагам двигатели тяжелого буксира были самой мощной движущей силой в истории человечества, и могли безопасно достигать тяговой силы почти в два с половиной тераньютона. Методом простых вычислений получается, что такие двигатели могут придавать семидесяти двум миллионам тонн объективное ускорение в тридцать четыре метра в секунду в квадрате, однако по инструкции грузовую баржу крайне не рекомендуется нагружать более чем тридцатью метрами в секунду в квадрате, чтобы эта баржа не превратилась в металлолом под собственным весом. Для соблюдения запаса прочности буксир шел на тяге в два тераньютона, что соответствовало примерно двадцати семи с половиной метрам в секунду в квадрате, и когда Ленар наконец-то признался, что маневры все же надо скорректировать, Вильма тихо взревела.
Впереди состава лежал относительно короткий кусок отрезка между Ураном и Нептуном на грани противостояния, а расчет гравитационных маневров подразумевал переход между небесными телами в постоянном ускорении, и поэтому…
— …чтобы обеспечить это чертово тридцатиминутное стыковочное окно, мы должны отключить поле Алькубьерре и резко увеличить тягу! — чуть ли не прокричала Вильма, едва не расплескав кофе по мостику.
Мостик представлял из себя просторную комнату управления, в которой весь простор был почти полностью занят различными приборами, пультами управления, консолями и терминалами. Под живых людей отводилось минимальное пространство, которого не хватало даже для зрительного контакта между членами экипажа, и когда на мостике находилась Вильма, выражение «яблоку негде упасть» резко трансформировалось в «кофе некуда пролить».
— Я это и так прекрасно знаю.
— Но мы не успеем компенсировать получасовой дрейф до встречи с Нептуном! У нас слишком высокая скорость, а значит слишком мало времени.
— Тише, Вильма, не кричи, — приказало капитанское кресло. — Какие альтернативы?
— Только две. Первая — отменяем стыковку и летим как положено.
— Исключено, — отрезал Ленар. — Значит, переходим ко второй альтернативе.
— Ты ее даже не выслушал.
— А мне и не нужно, — равнодушно ответил он. — Тебе скоро становиться капитаном, поэтому привыкай самостоятельно принимать решения.
Как оказалось, капитаном быть совсем не так плохо. В любой момент можно под красивым предлогом сбросить свои обязанности на подчиненного.
— Тогда мы не станем компенсировать дрейф именно сейчас. Скомпенсируем его потом.
— Потом уже будет поздно, — донесся голос Ирмы с поста оператора, — Притяжение Нептуна уведет нас с курса.
— Значит, будем компенсировать еще и смену курса. Есть более умные предложения?
— Нет.
— Ленар?
— Командуй, Вильма.
Командовать Вильма любила. Особенно в те моменты, когда неверная команда не грозила человеческими жертвами и потерей груза. Она решила, что это неплохая репетиция… или правильнее было бы назвать это тренировкой? Ответственность подобна спортивному снаряду — начинать надо было с небольших весов, постепенно привыкая ко все более массивному отягощению.
— Значит так, Ирма, слушай команду ИО капитана, — сказала она важным голосом и хлюпнула своим кофе, — Тягу на два и шестнадцать тераньютона.
— На два и шестнадцать, — подтвердила Ирма, защелкав клавишами и переключателями со своего поста. — Но что потом?
— Потом будет потом. А сейчас надо подготовиться к приему нашего гостя. Ленар?
— Да?
— Передай ему нашу новую расчетную точку рандеву.
— Как скажешь, — вытекли слова через улыбку в его голосе.
У тяжелого буксира были чудовищно мощные двигатели, но у легкого межпланетного челнока была масса всего в двести сорок тонн и не было лишнего груза на прицепе, что делало его транспортом несоизмеримо быстрее исполинского неповоротливого куска металла. Какие бы не произошли изменения в планах полета космического грузовика, челноку не составляло особого труда подстроиться под эти планы, поэтому в точке рандеву он появился в точно назначенное время, и оба космических транспорта синхронно отключили свои двигатели. Хоть подобные явления по редкости и сравнивались со столкновением галактик, встреча прошла бы при куда более удобных обстоятельствах, если бы этот челнок сразу прибыл на околомарсианскую орбиту.
По плану с момента стыковки пройдет целых пятнадцать минут, в течение которых экипажу будет нечем заняться, и ради этих пятнадцати минут весь экипаж собрался в предшлюзовом холле из чистого любопытства и по приказу действующего капитана. На космическом буксире нечасто появлялись гости, и увидеть новые лица было почти таким же праздником, как и возможность вкусить свежие фрукты.
По переборкам пронесся короткий скрежет, с которым стыковочные зажимы сковали челнок в мертвой стальной хватке. Началось шлюзование.