— А есть разница?

— Легче будет резать палубу там, где больше полостей, вроде вентканалов и техношахт, вот только мы с Радэком все еще не уверены, что эта модель достаточно точно повторяет нашу.

— Ничего не поделать, придется резать наугад.

— Будем резать без учета разницы в конструкции, — предложил Радэк. — Так мы хоть как-то сократим вероятность ошибки.

— Согласен, — ответил Ленар и переключился обратно на частный канал.

Они с Вильмой смутно представляли, во что превратились нижние палубы, но те очертания, которые вылавливались фонарями из мрака, выглядели чистыми, нетронутыми и ничем не выдающими прогремевший где-то неподалеку термоядерный взрыв. Это внушало оптимизм — взрывная волна действительно обошла первую палубу стороной, оставив ее в первозданном виде, функциональности и строгости линий… но Вильма с Ленаром были полны намерений это исправить.

Они зависли с горелками в руках над тем участком палубы, который предположительно было легко прорезать насквозь. Одна из горелок зажглась, добавив немного света в мрачный коридор, и вдруг…

— Если ты не против, я пока что поработаю отдельно, — сказала Вильма и оттолкнулась от переборки, направляя свое тело вглубь коридора.

— Куда ты?

— Я хочу выяснить, что это за корабль и кого именно мы спасаем.

— Хорошо. Но далеко не улетай и будь на связи.

Как и многое из того, что говорил Ленар, эти слова звучали как издевка. Даже если бы Вильме было куда идти, она со всех сторон окружена непреодолимыми препятствиями. Один из выходов лежал по другую сторону от Ленара, а другой выход вел на вторую палубу и был не доступен из-за того, что люк приварился к палубе, а Вильма как раз улетела без своего плазмореза. Ленару он нужен сильнее, решила она. В космосе любой прибор перегревается быстрее, а остывает медленнее. В космосе в принципе большая проблема с теплоотдачей, поэтому плазменные инверторы ощетинены ребрами радиаторов вместо гладкого корпуса. Пока Ленар занят резкой, ему придется чередовать плазморезы, чтобы давать им время остыть, а Вильма тем временем справится с дверью на мостик при помощи гораздо более неприхотливого к условиям инструмента под незамысловатым названием «аварийный ключ». Этот грозного вида гибрид разводного ключа и консервного ножа висел у нее на поясе и временами колыхался от нетерпения вонзиться во что-то листовое и металлическое. Такие вещи встречались рядом с каждой дверью, и она быстро нашла красную рамку «вскрывать здесь» рядом с дверной панелью. Согласно инструкции к аварийному ключу Вильма должна была крепко взять ключ обеими руками, размахнуться и врезать острие прямо в панель, но в условиях невесомости даже ударить себя по голове требовало определенной сноровки. Она не была приспособлена ко внекорабельной деятельности. Да, она, как и все, прошла подготовку, но за свою карьеру она настолько редко выходила в космос в скафандре, что так и не приноровилась к таким операциям, да еще и со временем растеряла часть былых навыков. Для человека, который готовится стать капитаном, такой пункт в резюме стал бы позорным пятном, поэтому Вильма стоически молчала, стиснув зубы, отрицала действительность и снова и снова пыталась продырявить аварийную панель, пока сердце не начало отстукивать лозунги с призывом освободить его из грудной клетки. Расслабленно раскинув руки в стороны она решила, что тот старый козел по фамилии Ньютон был чертовски прав со своим третьим законом, именно поэтому он и козел. Ленар поинтересовался, почему помехи в эфире так сильно похожи на одышку, но она из чистого упрямства ответила уклончиво, заверив его, что у нее все под контролем, и она практически вскрыла дверь на мостик.

Спустя пол-литра потерянного пота она смогла пробить злополучную панель, и со злостью во всем теле расковыряла ее самым небезопасным образом, чтобы острые края торчали во все стороны и грозили повредить скафандр. Настолько был тернист путь к капитанскому креслу.

Проникнув в рваную рану в переборке свет распоролся на лоскуты, и множество кривых теней затанцевали на трубе гидравлического механизма. Клапан сброса давления робко оттопыривался от трубы, и его шестигранная форма толсто намекала на то, что нужно делать дальше.

Что бы ни скрывалось на мостике, скоро Вильма все узнает.

Накинув аварийный ключ на клапан, она приложила усилия, чтобы отнять друг у друга две сросшиеся с годами резьбы, и когда запах победы разнесся по наполняющему коридор вакууму, она открутила клапан и просто отбросила его в сторону.

Все равно собирать обратно что-либо уже бессмысленно.

Запах победы резко сменился запахом надвигающегося разочарования, когда гидравлическое масло, которое было обязано тут же брызнуть из-под клапана, не брызнуло. Сперва Вильма подумала, что гидравлическая система повреждена, и масло уже давно вытекло через какое-то другое место, но потратив еще пол-литра пота и десять самых бессмысленных минут в своей жизни она убедилась, что гидравлика все так же надежно вдавливает дверь в переборку и не позволяет ей шелохнуться.

От отчаяния она попыталась пнуть злополучную дверь, но вместо этого лишь сделала кульбит, и стукнулась гермошлемом о переборку. Настолько беспомощной она себя чувствовала разве что первые минуты после разморозки, и позабыв, наконец, о своей гордости, она прибегла к крайним мерам.

— Ленааар! — протянула она, и почувствовала себя маленькой девочкой, которая зовет на помощь своего сильного отца.

— Да, я здесь, — не заставил себя ждать ответ. — Ты уже на мостике?

— Я не могу открыть дверь на мостик. Что-то не то с гидравликой.

— Масло не течет из клапана?

— Именно, — удивленно ответила она, чуя, что решение проблемы до смешного очевидно.

— Масло и не должно течь, Вильма, — начал оправдывать Ленар ее опасения. — Это судно уже черт знает сколько находится в режиме жесткого энергосбережения. Это значит, что оно уже давно не обогревается, и все масло уже давно затвердело.

— Ты издеваешься сейчас надо мной? — повысила она тон. — Ты не мог раньше это сказать?

— Раньше мне казалось, что ты и так знаешь, что масло умеет замерзать.

Она сделала глубокий вдох, и медленно выдохнула. Желание снова наорать на Ленара медленно начало отступать.

— Послушай, если это из-за того, что я сегодня немного вспылила, то прости меня. Я повела себя непрофессионально.

Наступила короткая, но очень многозначительная пауза.

— Я даже не знаю, как реагировать на это, — растерянно признался он. — С одной стороны хорошо, что ты попросила прощения, но с другой… Ты что, всерьез решила, что я позволю своим личным обидам как-то повлиять на нашу работу? Ты настолько низкого обо мне мнения?

— Я просто предположила… — начала оправдываться Вильма, и чувство злости на весь мир окончательно вытеснились крепким коктейлем из неловкости и чувства вины.

— Ты ошиблась. Мы тут людей спасаем, на минуточку. Если бы я был человеком, который может позволить себе капризы на такой ответственной работе, меня бы к ней вообще не допустили.

— Тогда почему ты сразу мне не сказал, что я не смогу попасть на мостик без плазмореза?

— Если честно… — теперь неловкость послышалась и в его голосе, — …пока ты мне не сказала о проблемах с гидравликой, я и сам думать забыл о том, что масло могло замерзнуть.

— Ответственный работник… — сорвалось с ее языка против ее воли, и она поплыла обратно к Ленару.

— И так всегда бывает? — спросил Петре, пока его поза изнемогала от непонимания, как еще поудобнее устроиться на этом стуле.

Ирма посмотрела исподлобья на него полными скуки глазами, и это было первое ее видимое движение за последние пять минут. До этого момента она напоминала статую, облокотившуюся на маленький столик радиорубки, лицо которой не способно было выражать ничего из-под упертого в щеку кулака. Из динамиков радиостанции лилась каша из бесконечной, почти односторонней болтовни двух техников и периодических недовольных воскликов Вильмы. Ирма поглощала эту кашу своими ушами без каких-либо признаков интереса, и со стороны могло казаться, что разумом она унеслась в соседнюю галактику в поисках интересных воспоминаний.