Моя маска этим жила.
Шлем откинут, но Альтарея смотрела все так же прямо и спокойно. Вопреки моему опасению, ее лицо не дрогнуло, на него не набежала тень, оно не исказилось от секундного замешательства. Мне даже показалось, огромные глаза с широким зрачком заискрились ещё больше, но, возможно, это была видимость, создаваемая играющими бликами от огня. Девушка смотрела и смотрела ровно, и во мне утихал внутренний ураган, рождая упрямую надежду на лучшее. Колкая пустота внутри, безжизненная стихия внезапно заменилась чем-то новым, будто впуская в себя дуновение живого ветра.
И вот девушка неожиданно прильнула, неловко и боязливо, касаясь тёплым влажным ртом меня. В свои тридцать шесть я дождался первого поцелуя. Следовало бы посмеяться над собой, но я оставался напряжен и тревожен, понимая, что не смогу ответить. Это была игра в одни ворота, но от мягкого дыхания, тёплых прикосновений и запаха её кожи, у меня забурлил океан внутри, грозя вылиться в сметающее все желание обладать.
Стараясь не слишком поддаваться ему, я опрокинул Альтарею, с удивлением подмечая как привычная похоть уступает место… чуткости. Тому странному желанию во что бы то ни стало сохранить почти невесомое доверие, каким-то ашером установившееся между нами. Мне показалось, это даже затмило разрушительные силы, царившие внутри меня. Я продолжал касаться своим лицом ее лица, с жадностью ловя прикосновения, которых у меня никогда не было. Я забыл, для чего я живу.
***
Золотое солнце затекло в окно спальни, одинокий желтый лист, словно в унисон, прибился с внешней стороны стекла. Природа пахла надвигающейся осенью, теплой и обворожительной. Я с нежностью посмотрела на спящего рядом Зэлдара, все еще с интересом изучая его необычное лицо. Бледная, редко видевшая свет кожа и странный замес яростного удовлетворения на лице. Невольно я подняла руку, желая дотронуться, но тут же остановила себя, чтобы не разбудить мужчину.
Вот уже который день как наша жизнь в замке превратилась в приятную обыденность. Мы просыпались по утрам на старинной кровати, завтракали продуктами, которые мне почти удалось выучить. От проныры Эндо пришла информация о находящейся неподалеку небольшой ферме экспериментального значения, полностью автоматизированной. Затем Зэлдар чаще всего отлучался с виртуальными схемами в кабинет, оборудованный в малом зале, либо исчезал внутри своего хоть и небольшого, но весьма оснащенного корабля, а то и вовсе улетал куда-то до самого позднего вечера. Военные проблемы не терпели отлагательств.
Я же с большим интересом с помощью Эндо изучала историю освоения планеты, жизни народов и разнообразные традиции, местную флору и фауну. Хотелось объять невозможное! Познать и увидеть каждую тайну, скрывающуюся за неприметным растением или потесанным камнем дома! Понять, что хотели донести до нас древние люди и почему планета оказалась пустынной. Чем они жили и ради кого старались… Приходилось признать, что несмотря на обширные освоенные космические пространства, самая древняя заселенная людьми планета была наиболее подходящим для обитания людей местом. Богатая природой, историей, животными и растениями, невероятными климатическими зонами и безумная по красоте, Земля проявилась для меня как реализация самых ярких и завораживающих снов из детства. Стоило мне засесть за познавательные фильмы и статьи, как день проносился мгновенно, уступая место обволакивающему вечеру.
Возвращался Зэлдар, мы ужинали и ложились спать.
Завтраки и ужины я особенно любила, именно в это время было проще всего разговорить молчаливого дальтерийца, все еще скованного странным напряжением. Я просила его не одевать при мне шлем вовсе. Вскоре я полностью привыкла к облику своего мужчины, но ему, похоже, это давалось тяжелее. Я не раз наблюдала, как его рука тянулась к столь привычному атрибуту, а стоило дальтерийцу куда-либо отправиться, так шлем сразу же оказывался на нем.
Поэтому сейчас, когда Зэлдар спал, я разглядывала его с особым любопытством, таким, которое стыдно выставлять напоказ при нормальном общении.
Его прозрачная, почти светящаяся кожа на лице, такая ранимая по сравнению со страшным обликом мужчины, вызывала у меня внутренний трепет и желание все время касаться. Мне хотелось ощущать под подушечками пальцев то живое, что маскировалось суровым шлемом. Я сдерживала себя, не желая казаться слишком навязчивой.
Многочисленные нити сфонтакса, плотной паутиной заполонившие его лицо, свидетельствовали о неоднократных травмах и, вместе с тем, о развитой хирургии, позволившей сохранить почти безукоризненную ровность лица. Почему же нельзя было восстановить нервно-мышечные соединения?
Его дыхание изменилось, но глаза продолжали оставаться закрытыми. Я немного отвела в сторону лицо, чтобы мое внимание не было слишком явным. Я поняла, что Зэлдар проснулся и мы оба играли в негласную игру, кто первый проявит себя. Солнечный луч скользил по одеялу, я протянула ладони под тёплый свет и не выдержала первая:
— Доброе утро!
— Изучаешь? — моментально отреагировал мужчина. Совсем не сонный.
— Не буду скрывать, мне интересно, — развела руками я и усмехнулась. — Ты выглядишь настолько рассерженным, что невольно задумываешься, как тебя успокоить. Может, есть какое-то лекарство? — наполовину в шутку бросила я.
— Если ты имеешь в виду медицину, то… нет, — отчего-то серьезно ответил мужчина, приподнимаясь на локте. — К сожалению, кожу слатать куда проще, чем привести в порядок эмоции.
— Что же заставляет тебя так злиться? — у меня было игривое настроение и я не ждала серьезных пояснений. В глубине души я понимала — просто не будет. Если я и, главное, он, хотим что-либо изменить, потребуется серьезная работа. Но пока мне хватало легкой беседы.
— Старая история, — поморщился Зэлдар, не желая пояснять подробности. — Союз не даёт мне покоя. Люди Союза похожи на жирных дродов, от переедания утративших всякую связь с реальностью…
— Брось, — отмахнулась я, придвигаясь ближе к прикрытому одеялом телу. Моя рука пробралась внутрь и заскользила по твёрдому животу. — Это старая война. Я знаю, ты не станешь серьезно относиться к моим словам. Но, возможно, пришло новое время. И изжившие себя травмы пора отпустить.
— Глупая девчонка, — произнёс он вполне миролюбиво. — Не стоит тебе в это лезть, а уж тем более рассуждать. Твои познания в этом вопросе слишком узки. Если ты думаешь, Союз готов прислушаться к твоему предложению — ты ошибаешься.
— Я хочу, чтобы был готов ты… — я легла рядом, полностью прижимаясь к Зэлдару.
— Пока я готов совсем к другому, — двусмысленно заявил он, подтягивая меня на себя сверху. Я почти не уловила тот момент, когда мужчина проник в меня, мое тело было уже готово.
— Я хочу, чтобы ты услышал меня, Зэлдар, — упрямо произнесла я, прежде чем свалиться в очередную бездну того притяжения, что каждый раз случалось, стоило нашим телам войти в контакт.
***
Уже вскоре мы завтракали, но мое внимание продолжало крутиться вокруг тех же тем.
— А что, если ты чему-то сильно обрадуешься? — спросила я, искоса поглядывая на свой живот. — Что тогда? Смогут твои мышцы изменить положение?
— Волнует тебя? — казалось, беззаботно спросил мужчина, намазывая молочный белковый продукт на местное зерновое изделие. Хлеб. В свободное время я не оставляла без внимания особенности кухни древних народов Земли.
— Нет, — так же легко отозвалась я. — Если ты подозреваешь, что меня это огорчает. Просто я люблю добраться до сути. В этом смысле — да, мне это любопытно.
— Мы оба знаем, куда обычно заводит твое любопытство, — с некоторым неудовольствием произнес Зэлдар, вероятно, припоминая мою борьбу с солдатами в шлемах либо метания внутри купола среди терийцев. — Надеюсь, ты не станешь ничего предпринимать.
— Ну… — замялась я. — Пока не придумала. И все же? Что сказали врачи?
— Нет технологий, способных изменить глубокое эмоциональное реагирование — корень моих проблем, Альтарея, — глубоко вздохнул Зэлдар. — Возможно, новое потрясение… Но я склонен считать это ложным ожиданием. В своей жизни я видел все, Альтарея, что ты даже себе представить не можешь. То, от чего любой нормальный человек потеряет рассудок. Кровь, боль, предательство и также торжество, могущество, победу. — Я ему верила, учитывая количество ранений на его теле и удушающей темноты в голове. — Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего.
