Недолгое время они шли в молчании.
– Я слышала в новостях, что счет погибшим идет уже на тысячи.
Боб засунул руки в карманы и отвернулся.
– Я тут не виноват, – пробормотал он.
Люси недоуменно усмехнулась, взяла его под руку.
– Конечно, не виноват, – сказала она.
Однако Боб подергивался, раздраженный, обуреваемый смутным чувством вины, и Люси пришлось убирать волосы с его глаз, строить ему рожицы, обвивать его ногу своей, отчего он едва на плюхнулся в доходившую им до колен воду. Куда подевался прежний Боб, удивлялась она. Тот, что не мог рук от меня отвести?
– Пойдем домой, – прошептала Люси в ухо Боба, уткнувшись носом в его шею, и это наконец отвлекло его от загадочных, сложных размышлений. Боб обнял ее. Он был в рубашке с короткими рукавами. – Тебе не холодно?
Нисколько.
– Мне не бывает холодно, – ответил он, и это была чистая правда.
Они шли и шли. Со всех сторон полыхали огромные развилистые молнии, над головами грохотал гром. Но небо оставалось чистым, и дождь с него не падал.
Боб явно был не в себе, и в конце концов она не выдержала – затащила его в какой-то дверной проем, страстно поцеловала, – тут он ее, похоже, наконец-то заметил. Они поцеловались еще раз, Боб погрузил пальцы в ее волосы, погладил Люси по лицу.
– Так-то лучше, – пробормотала она, прижавшись лбом к его шее.
Дойдя до своего дома, Люси повозилась с дверным замком, и они вошли, продолжая целоваться, внутрь. Боб, взяв лицо Люси в ладони, приподнял спадавшие ей на шею волосы и наклонился, чтобы поцеловать обнажившееся плечо. Вкус у ее кожи был острый и сладкий. Он взял руки Люси, обвил ими свою поясницу и, держа их так, ткнулся носом в мягкую ямочку под ее подбородком, поцеловал ухо, сомкнутое веко, уголок рта. Люси чувствовала, как ее затягивает темнота, все глубже, глубже, как она кружит за границами времени.
Новый удар грома. Внезапно в душе Люси начала нарастать сменявшая страстные чувства паника. Что, ошалело подумала она, что происходит? Вырвавшись из рук Боба, она краем глаза увидела свое отражение в зеркале и испуганно замерла. Волосы смотревшей на нее девушки свободно свисали перепутанными светлыми нитями, а еще – горящие щеки, немыслимо расширившиеся зрачки, измятые губы. Она казалась одичавшей от желания, от страха, неспособной владеть собой. И это я, изумилась Люси. Это я?
Вспышка! Шарах!
Задыхаясь, она повернулась к Бобу и изумленно уставилась на свет, который источало его тело, – свет плыл из кончиков пальцев, из глаз, как будто Боб был переполнен им настолько, что не мог его удержать.
Люси задрожала, обхватила себя руками. Кто он?
Ошеломленно помаргивая, она отступила в кухню.
– Чашку чая?
– Чая? – Свет замерцал и погас. Боб вытаращил глаза.
– Есть ромашковый, есть простой.
Она пыталась улыбаться Бобу из-за стойки, за которой обычно завтракала, но ощущала при этом подобие скорби. Скорби, замешательства и страха.
– Нет. – Он обогнул, направляясь к ней, разделочный столик, с некоторым недовольством положил ладони ей на плечи.
Люси поспешно отступила.
– Я просто поставлю чайник. Если ты не против.
Боб обиженно смотрел, как она наполняет чайник, проверяет телефонный автоответчик, аккуратно складывает поступившую почту в деревянный ящичек рядом с тостером. Когда она взяла губку и начала стирать пятнышко джема с пластинчатой поверхности разделочного стола, ему захотелось завопить.
– Боб, – осторожно начала она, не смея взглянуть на него, – думаю, тебе лучше уйти.
Он еще раз подступил к ней, с нешуточным желанием притянул к себе, однако она выскользнула из его рук.
– Прошу тебя. Если мы начнем снова, я не смогу остановиться. А мне требуется… – А что ей требуется? Кто угодно, только не Боб? – Мне требуется… больше времени. Много больше.
– Ну что же, я бы сказал ей так: молодчина!
– Это несколько неестественно, вам так не кажется, дорогуша? – Мона насупилась. Затем просветлела. – Однако полезно.
Она заглянула в свой список, уже немного обтрепавшийся. Обратить Боба в лучшего Бога ей пока что не удалось… поправить погоду тоже… что же до Люси…
Мона вздохнула и исчезла.
Мистер Б страстно надеялся на то, что ухаживание Боба за Люси увенчается успехом. Ему представлялось, что только это и позволит разрешить всемирные погодные проблемы, если, конечно, Боб не слишком поспешно переметнется в Распрекрасный Мир Сексуального Смятения. И несколько сегодняшних послеполуденных часов дымчатого солнечного света ободрили мистера Б. Даже над Северной Африкой появилась парочка позарез необходимых там дождевых туч. Вот только гром не давал ему покоя.
– Я бы сказал, что девушка явно сходит по вас с ума, – осторожно заметил он.
Боб угрюмо смотрел в пол.
– Я люблю ее больше луны и звезд. И прочей чуши.
– Разумеется. – Мистер Б помолчал, пытаясь представить себе, насколько сильно волнуют Боба луна и звезды, если волнуют вообще. – Что же, весьма разумно. Подобная девушка, безусловно, того стоит.
– Ты не имеешь о ней ни малейшего понятия. Она поразительна. Чудесна. Совершенно невероятная, прекрасная девушка. И это я сотворил ее.
Мистер Б приподнял одну бровь.
Боб спохватился:
– Нет, не так. Я сотворил людей, которые сотворили ее, и тех, кто сотворил их, и тех, кто сотворил этих. И так далее, и так далее, вглубь, вглубь, в глубь времен. И каждый набор совершенных комбинаций составился лишь потому, что их сотворил я.
– Вы гений.
– Это верно.
– А ваше решение не спешить – великолепный образчик…
Боб презрительно усмехнулся.
– Ты собираешься давать мне советы насчет того, как соблазнить женщину? Ты? Мистер Старый Хрен в квадрате?
Сколько остроумия в этом мальчике! Сколько бритвенно острой иронии! Вундеркинд, черт его подери, и, о да, несомненный гений в сферах столь многочисленных, что их и не сочтешь.
– Так что же вы собираетесь предпринять?
– Я же тебе говорил, на этот раз я хочу сделать все как положено. Как принято у людей. Поговорю с ее родителями. Добьюсь, чтобы они отдали мне ее руку. И возьму ее в супруги.
Мистер Б уставился на него. В супруги?
– Чтобы все как у людей, – надменно прибавил Боб.
– Обворожительно. – Мистер Б не сводил с него глаз. – А вы совершенно уверены, что именно этого вам и хочется?
Боб фыркнул:
– Уверен ли? Уверен ли я? Конечно, уверен. Более чем уверен. Уверен до смешного.
Мистер Б снял очки, потер переносицу.
– Знаете, вашей матери очень тревожно за вас.
– Матери? Ты разговаривал с моей матерью?
– Между делом, не более того.
Боб взорвался.
– Разговаривать с моей матерью между делом невозможно. Каждое твое слово будет искажаться до неузнаваемости, прежде чем ты поймешь, что играешь посреди аэродинамической трубы в русскую рулетку с гномом-психопатом и уже поставил свое право первородства против кусочка сыра…
Мистер Б заморгал.
– Забудьте о вашей матери. Наш с ней разговор был совсем коротким. – Он откашлялся. – Однако я хотел попросить вас о маленькой услуге. Мне необходимо решить одну проблему.
– Нет.
Боб надменно развернулся на одном каблуке и выскочил из комнаты. Грохнула дверь.
Мистер Б вздохнул. О, приблизь четырнадцатое июля, взмолился он, обращаясь неведомо к кому.
30
Молиться Бернард всегда немного стеснялся. Проведя почти двадцать лет в армейских капелланах, он обзавелся некоторым смутным недовольством по поводу работы, которую выполнял здесь, на Земле, Бог. Не удивительно поэтому, что связь Бернарда со Всемогущим, самая сильная и крепкая во всей его жизни, сводилась скорее к долгим и трудным разговорам, чем к подлинному служению. И все же другой стези он для себя не избрал бы, ибо пылко верил в способность человека улучшить жизнь на Земле.
То была убежденность столь же политическая и философская, сколь и духовная, она требовала веры в такие концепции, как правое и неправое, добро и зло, спасение и благодать. Бернарду страстно хотелось верить, что цель у него и у Бога единая и что цель эта подразумевает искоренение страданий. Не то чтобы он и вправду веровал в возможность такого искоренения. Но он верил в процесс, в желание усовершенствовать мир. При отсутствии такой цели, как совершенствование человека, он не видел в земной жизни никакого смысла.