Боб завел глаза к потолку.

– Ладно, а кроме этого? Чем ты, к примеру, занимаешься сейчас? Мне, видишь ли, совет нужен.

– С этим вы припозднились, приятель. В прошлом, когда вы играли вермишелью «Алфавит» в «Подбрось колоду»[3] и называли это творением, я мог бы дать вам кучу советов. Но приняли бы вы их?

– Алло!

Мистер Б примолк. Положил ручку. Потер ноющий лоб.

– Так чем могу быть полезен?

– Ты тратишь все свое время на заботы о людях, которых даже не знаешь. И никогда не задумываешься – а может, я тоже страдаю.

– Вы? – Мистер Б приподнял одну бровь. – Что же, прошу прощения. Рассказывайте.

Экк залез на стол и попытался слямзить булочку к чаю. Мистер Б подхватил ее и перенес на тарелку. Экк попробовал куснуть его руку, но промахнулся.

Мальчишка скрестил на груди руки и отвернулся.

– Рассказывать я тебе ничего не собираюсь.

– Великолепно. Если мы закончили, я, пожалуй, вернусь к работе.

Боб притопнул.

– Ты вообще на меня внимания не обращаешь! Тебе наплевать на всех, кроме этих паршивых людишек и твоих паршивых папок. – И он запищал, как младенец: – Ох, посмотри на меня, я болен СПИДом. Кругом война, мой ребенок умер. Если они так тебя заботят, почему ты не переехал в клятую Демократическую клятую Республику Тонга…

– Конго.

– В клятую Демократическую клятую Республику клятого идиотского Конго.

Мистер Б бесстрастно взирал на него.

– Так чем могу быть полезен?

– Люси.

– Только не это.

– Нет, именно это. Мы любим друг друга.

– Любите? Звучит идиллически. И в чем же проблема?

В чем моя проблема, я знаю, думал мистер Б. Всякий раз, как ты влюбляешься, число моих проблем возрастает по экспоненте.

Боб поежился, отвел взгляд.

– Я хочу переспать с ней. Возлечь. Ну, понимаешь, должным порядком.

Лицо его смягчилось.

Если бы после многих проведенных с Бобом тысячелетий мистер Б сохранил хотя бы унцию интереса к его эмоциональным метаниям, он, возможно, и испытал бы приступ соболезнования.

– Должным порядком? И в чем же этот порядок состоит?

Рот Боба покривился, в глазах заблестели непролитые слезы.

– Ты же знаешь. Цветы, серенады и прочее. Как у них.

– У них – это у людей?

Мистер Б вспомнил другую девушку из других времен, девушку с лицом ангела, прелестнейшими повадками, мягкими губами ребенка и выражением таким же открытым и доверчивым, как у ягненка. Она видела Боба насквозь и тем не менее любила его. Мистер Б снял очки, пытаясь изгнать это видение из головы. Тот роман завершился наводнениями, смерчами, моровым поветрием, землетрясением и казнью обвиненной в ереси девушки за несколько недель до того, как ей исполнилось четырнадцать лет. По специальному указу папы Урбана II.

Боб кивнул.

– Ну, и то и другое сразу невозможно. Вы не можете быть Богом и жить как человек. Что вы собираетесь делать, полюбив «должным порядком»? Купить хорошенький домик в пригороде? Работать в офисе? Ходить к соседям на барбекю?

– Мне кажется, ты не понял, – ледяным тоном произнес Боб. – Мы с Люси собираемся быть вместе навек. Пожениться.

– Вместе навек? – Мистер Б слегка рассвирепел. – Вы хоть понимаете, что означают эти слова? Если бы сотворенные вами человеческие существа не старели, не умирали и не сгнивали в земле за время меньшее, чем то, что уходит у вас на утреннее одевание, тогда, быть может, вы и смогли бы остаться вместе навек. Но вы и Люси не проведете вместе время, даже отдаленно похожее на вечность. Это невозможно.

Боб молчал. Смотрел перед собой и выглядел обиженным.

– Послушайте. – Разговор становился утомительным, а мистера Б ждала работа. – Почему бы вам не пригласить ее на ужин, не посмотреть, как все пройдет, не назначить следующее свидание? Предпринимать по одному шагу за раз. И потратить на это неделю, а там уж и начать подбираться к вечности.

Боб возвел глаза горе.

– Ну спасибо. Потрясающий совет. Огромное тебе спасибо.

– Результаты могут получиться лучшие, чем если вы явитесь к ней гигантской рептилией в огненном шаре и станете навязывать ваше присутствие.

– Почему ты вечно лезешь ко мне с этим? Почему не можешь просто оставить меня в покое?

Боб вылетел из дома, хлопнув парадной дверью.

Удар грома. Полотнища насыщенного электричеством дождя.

– Я очень привязалась к нему, папа.

Отец даже не взглянул на нее.

– Прискорбно.

Хед сидел с калькулятором в руках, складывал какие-то числа.

– Все это хорошо и прекрасно – для тебя, но как быть с моими выигрышами? Что будет, если я перестану собирать долги? Что? Каждый захочет, чтобы я сделал для него исключение, и его пингвин тоже. – Теперь он на нее взглянул. – Извини, но этого я допустить не могу. Кто тогда без штанов останется?

Без штанов? Эстель молча смотрела на него.

Он нетерпеливо вздохнул.

– Что ты предлагаешь мне сделать? Сказать Моне, что все было ошибкой? Что долг – это не долг? – Взгляд Хеда смягчился. – Конечно, она красивая женщина. Занятно, ты можешь столько лет просидеть напротив кого-то за карточным столом…

Тут он сообразил, что Эстель смотрит на него не без участливости, и мгновенно лицо его потемнело от гнева, и он ударил кулаком по столу.

– Нет! Никаких исключений. И не приставай ко мне больше.

Эстель прождала очень долгое время, неподвижная, а Хед продолжал упражняться в сложении. Она не из тех девушек, что тратят ценное время, которое намного лучше посвятить размышлениям.

– Я же не говорю, что тебе следует простить ей долг, – наконец сказала она и сделала новую паузу. – Но у меня есть идея.

Ее отец снова вздохнул.

– Какая?

– Хорошая. Состоит в том, чтобы принять нечто. Взамен.

Глаза Хеда были черны и бездонны, как вечность.

– Не пойдет.

– Ну, это зависит от того, что представляет собой нечто. – Теперь они не сводили друг с друга глаз. – Ради всего святого, папа. Тебе же не так уж и хочется съесть Экка, правда? Да я и уверена, Мона попросту выдумала, что он такой уж упоительно вкусный.

– Надеюсь, ради ее же блага, что не выдумала.

Взгляд Эстель остался твердым. Хеду показалось, что он уловил в ее глазах проблеск улыбки. Он откинулся на спинку кресла, перекрестил руки.

– Хватит ходить вокруг да около. Я готов выслушать твою идею.

– Нет, – сказала она. – Пока еще нет.

Он пожал плечами:

– Как хочешь. Но на чем основана твоя уверенность, что я сочту ее приемлемой?

– Ни на чем, – ответила она.

Мгновение, и лицо Хеда расплылось в улыбке, как будто солнце из-за тучи вышло. На дочь он смотрел с обожанием.

– Ты так мне нравишься, Эстель. Какая жалость, что я не могу убедить тебя играть в покер. Ты бы всеми нами полы подметала.

Уголки губ Эстель чуть приподнялись.

– Это я и так умею.

Всего минуту назад мистер Б сидел один-одинешенек, а вот уже и нет. В кресле напротив Мона выжимала сероватую воду из вязанной крючком салфетки, которая заменяла ей платье.

– О! Здравствуйте, дорогуша. Какая жуткая погода. Как вы ухитряетесь выживать на этой скучнейшей планетке?

Мистер Б содрогнулся, хоть и не от холода.

– Да, – сказал он. – Жизнь здесь ужасна.

И становится все ужаснее. Ливни, морские штормы, гром, ураганные ветра – каждая пакостная стихия, какую только можно припомнить, воспроизводит приступы скверного настроения Боба. Если он в скором времени не соединится с Люси, их всех сдует, или побьет молнией, или они утонут.

А если соединится? Мистер Б вздохнул. Скорее всего, будет еще хуже.

Мона изучала его кабинет.

– Стало быть, здесь вы и укрываетесь.

– Укрываюсь, Мона? – Он приподнял бровь. – Как приятно снова увидеть вас.