В ранние дни своей карьеры он считал армию институтом достойным, полезным и необходимым. И даже когда уверенность в этом ослабла, он еще многие годы думал, что его присутствие в зоне военных действий служит доброй цели, делает жизнь солдат лучше. Когда же увяла и эта убежденность, он вернулся к гражданской жизни и теперь сражался на фронтах пригородного среднего класса. Его профессиональная карьера, когда ему удавалось сносить размышления о ней, представлялась Бернарду процедурой медленного износа содержательной ценности.

Бернард никогда не был склонен рассматривать Библию как буквалистское описание подлинных событий, однако нынешняя карающая погода его тревожила. Оглядывая свою церковь, наполненную прихожанами, каждый из которых доблестно старался не пасть духом, хоть и попал в положение безвыходное, Бернард начинал терять надежду. Возможно, конец света и впрямь близок.

– Здравствуйте, миссис Эдельвейс, – сказал он, предлагая ей чашку чая. – Как вы себя чувствуете этим утром?

Она удивленно уставилась на него.

– Как я могу себя чувствовать, проведя ночь в комнате, полной посторонних?

Бернард поежился.

– Да, конечно, это нестерпимо. Но, боюсь, пока мы не подыщем для вас другое жилье… – Женщина восьмидесяти с лишком лет, руки скрючены артритом. Ей не следовало спать на раскладушке в церковном зале, разделять четыре туалета с девятью десятками других людей. – Мы очень постараемся найти для вас место поудобнее, как только… видите, дождь уже…

Однако, повернувшись к окну, оба с определенностью поняли, что дождь не уже. Разве что на дождь это уже не походило. А походило на то, что дно какого-то озера поднялось и вода его перелилась через свесы церковной крыши. Бернард смотрел как завороженный. Сплошная махина воды, плотная, как стена.

Миссис Эдельвейс была одной из десятков наполнивших церковь людей, которые безмолвно извещали Бернарда о своей ранимости и стыде за то, что им плохо живется в здешних условиях. Куда бы ни поворачивался Бернард, он ловил обращенные к нему взгляды – и виноватые, и обвиняющие. Старики уже успели привыкнуть к собственной незримости, чего нельзя было сказать об еще крепких людях средних лет; старики утратили надежду оказаться первыми в очереди за удобством, едой, утешением. Их смиренность смущала Бернарда. Он посмотрел на часы, состроил гримасу человека, внезапно вспомнившего о важной встрече, и удалился в свой крошечный кабинет позади алтаря. Закрыл и запер дверь, тяжело опустился в кресло. Сколь нехристианским ни было такое желание, но ему хотелось, чтобы эти люди покинули его церковь.

В дверь постучали, знакомый голос негромко произнес:

– Бернард?

Он встал, отпер ее.

– Лаура. Прости. Это вовсе не означает, что я не желал видеть тебя.

Когда он открыл дверь, Лаура учуяла аромат чего-то явственно бернардского – намек на хорошую кожу, свечи, накрахмаленное белье; чего-то возбуждающе викарского. Она протянула ему чашку чая, вытерла руки о завязанный на талии передник.

– Ничего страшного. Чай и печенье розданы, теперь мы все уселись слушать милейшие квартеты Гайдна. Даже дети и те слушают. Музыка, как ты знаешь, усмиряет и диких зверей[8].

Грудей, подумал он, отводя взгляд. Диких грудей.

Он пододвинул ей кресло:

– Присядь на минутку. Ты слишком много работаешь. – Распорядительность Лауры почему-то сковывала его.

– Я не просто так пришла – появились новые люди, и я подумала, что тебе следует сказать что-то положенное в таких случаях – добро пожаловать на Ноев ковчег и так далее.

– Да, конечно. Спасибо.

Он без всякого энтузиазма поднялся на ноги. Очередные бездомные.

У входа в церковь стояла молодая пара с двумя малыми детьми. Мужчина – рыжий, веснушчатый, светлоглазый – протянул Бернарду руку:

– Здравствуйте, викарий. Боюсь, мы явились в поисках возвышенного места. То есть говоря географически.

Бернард улыбнулся.

– Можете занять то, какое вам больше понравится.

– Нам совершенно некуда податься, – сказала его жена. – Нашу кухню залило водой, на полметра, а этой ночью, – в лице ее обозначилась озабоченность и даже легкий испуг, – вода замерзла. Летом!

Женщина указала на девочек и добавила:

– Это Жизель и Тамсин. Я Розали. А он – Том.

– Добро пожаловать.

Что за приятное семейство. Возможно, когда чрезвычайные обстоятельства минут, они станут посещать воскресные службы. Да и куда ж они денутся, если думают отдать девочек в начальную школу Святого Антония, – таковы требования Англиканской церкви. Уже не в первый раз Бернард погадал, кому следует стыдиться сильнее – семьям, играющим в эту игру или церкви, которая на ней настаивает[9].

Лаура подтолкнула его локтем в бок.

– Еще кто-то идет.

Он повернулся в направлении, указанном ее подбородком, и сказал:

– Здравствуйте. Чем могу помочь?

– Ничем.

Викарий помрачнел. В этом молодом человеке присутствовало что-то такое, от чего у Бернарда закололо в корнях волос на загривке, а первым его побуждением было – дать новому гостю от ворот поворот, пусть уходит обратно под дождь. Мышцы его рук напряглись. Он открыл было рот, собираясь заговорить, но не успел.

– Не беспокойтесь, мне не нужен ваш чай. Я искал ее. – Молодой человек указал на Лауру, наставив палец прямо в ее нос.

Бернард улыбнулся, впрочем, глаза его остались холодными.

– Стало быть, вам повезло, вы ее нашли.

Молодой человек проигнорировал его, обратившись непосредственно к Лауре:

– Мне нужно поговорить с вами.

Миссис Давенпорт распрямила спину, немного откинула голову назад, подняв лицо к потолку, и теперь устремленный на незваного гостя взгляд Лауры пролегал вдоль ее короткого прямого носа. В самом крайнем случае, думала она, я бы с ним, пожалуй, и справилась. Он молод, но выглядит не таким уж крепким. Это было бы нетрудно. Придавить каблуком ступню, врезать коленом в пах, вцепиться пальцами в глаза (не боясь выдавить их) и сильно ударить ребром ладони по кадыку. Эти мысли немного отвлекли ее, отчего она не сразу заметила, что непонятная персона снова открыла рот.

– Я хотел бы поговорить с вами о вашей дочери.

Распознать его акцент она не смогла. Похоже, в нем присутствовали русские или (возможно ли?) китайские модуляции. И легчайшие следы – впрочем, тут она могла и ошибиться – чего-то латиноамериканского? Португальского?

– О какой из них? – Сомнений на сей счет она не питала, хотя при мысли о том, что кто-то из ее детей мог связаться с таким типчиком, Лауру пробрала дрожь.

– Люси.

Разумеется, Люси. Бойфренд Карины был сыном старого друга семьи. Милая Карина, амбициозная и лишенная воображения. Самый что ни на есть тихий ребенок. А вот Люси… девочка, которая маниакально притаскивала в дом покалеченных, брошенных и противных во всех отношениях животных, более чем могла увлечься кем-то вроде этого. Лаура устремила на Боба самый жесткий, самый холодный ее взгляд.

– Я – Лаура Давенпорт, – сказала она.

– Я знаю, кто вы. – Молодой человек огляделся вокруг. – Найдется здесь место, где мы могли бы поговорить?

Может быть, он просто глумится над ней, немного? В высокомерии его вопроса сомневаться не приходилось. Бернард отошел на тактичное расстояние, но краем глаза приглядывался к странному молодому человеку. Теперь он сделал шаг вперед.

– Почему бы вам не пройти в мой кабинет? Если хочешь, Лаура, я буду рад остаться с вами.

Взгляд Бернарда был многозначителен.

– Спасибо, в этом нет необходимости. – Она чуть-чуть приподняла уголки губ и с арктической холодностью предложила: – Идите за мной…

– Боб. – Руки он ей не протянул.

– Боб.

Лаура направилась к кабинету Бернарда, не сомневаясь, что молодой человек последует за ней. Дверь она оставила открытой. Ни Боб, ни Лаура не сели.

Она ждала.

– Я питаю интерес к вашей дочери.