Слёзы потекли из глаз Сони при виде истязаний и унижений, которым подвергается её возлюбленный. Она вспомнила, как она впервые увидела его, когда ещё простым ребёнком, она, затаив дыхание, наблюдала, как он проходил изнурительные проверки и испытания её отца. Как молод и красив он был тогда! Её сразу потянуло к нему, даже прежде чем она стала достаточно взрослой, чтобы узнать, что такое любовь, словно им всегда было суждено быть вместе. Будущее казалось ясным и полным возможностей.

Как же они подошли к такому мрачному исходу?

Виктор, наконец, поднял руку, подав знак закончить бичевание. Сорен опустил хлыст и отошёл от побеждённого ликана. Багровые капли стекали с серебряных позвонков на холодный каменный пол.

Соня понимала, что близиться час её казни.

Стараясь не вступить в растёкшуюся кровь, члены Совета вышли из гробницы один за другим. Виктор был последним уходившим; Соня надеялась, что он обернётся и посмотрит на неё в последний раз. Теперь, когда суд закончился, а другие члены Совета ушли, возможно, он скажет ей пару добрых слов, прежде чем они расстанутся навсегда? Это был их последний шанс попрощаться...

Сначала, она боялась, что он даже не посмотрит на неё. Но в последний момент, он заколебался на пороге и оглянулся через плечо.

Их глаза встретились на мгновение. Тонкие губы Виктора разъединились, словно он хотел наградить её последними словами прощения, но затем он закрыл рот, плотно сжав челюсти.

Не в состоянии что-либо сказать, он молча вышел из склепа.

Стражник сделал шаг вперёд, чтобы привести приговор в исполнение.

Солдаты вышли из склепа, оставив роли палачей Сорену и ещё одному вампиру. Тяжёлая дубовая дверь захлопнулась. Вестники Смерти удалились в затенённую нишу в дальнем конце гробницы, где их ждало большое железное колесо. Древнее колесо сначала отказывалось поворачиваться. Металл пронзительно визжал под кавернозным сводом. Кряхтя, опершись на него спинами, вампиры с трудом повернули колесо по часовой стрелке. Соня знала, что каждый поворот приближает её к забвению.

Древние шестерни начали скрипеть и визжать над головой. Соня тяжело сглотнула. Она собралась с духом, готовясь к тому, что должно было произойти. Ужас исказил лицо Люциана, когда он понял что происходит. Его налитые кровью глаза расширились.

"Мужайся, любовь моя, - подумала она. - Как бы я хотела избавить тебя от этого".

Беспрерывный визг увлёк её взгляд вверх. Прямо над ней, в самой вершине куполообразного потолка расширялся железный круглый люк.

Многими ярдами внизу, Вестники Смерти отступали всё глубже в убежище укромной ниши. Крошечный проблеск солнца резал Соне глаза, доказывая, то чего она и боялась - снаружи было всё ещё светло.

Испуганный всхлип сорвался с её губ. Сердце заколотилось от страха.

-     Нет, Соня! - окликнул её Люциан. - Посмотри на меня! Смотри на меня!

Отведя взгляд от слепящих бликов, она посмотрела через башню на Люциана. Теперь, когда неминуемое нависло прямо над ней, она почувствовала, что мужество покидает её. Она посмотрела на него, ища защиты, и нашла толику утешения в его заботливых глазах.

-     Я люблю тебя! - закричал он.

"Я знаю", - подумала она. Его вечная преданность была тем, на что она всегда могла положиться, даже в час своей смерти.

-    Я люблю тебя, - хрипло сказала она. Последние секунды ускользали с душераздирающей скоростью. - Твоего лица уже там не будет, когда всё закончится, да?

Он попытался ответить ей, но не нашёл слов. Нельзя было отрицать чудовищность этого момента. Она проклинала отца за то, что он заставлял Люциана наблюдать за её смертью. Это, несомненно, будет ещё более мучительным испытанием, чем то, что предстояла ей. Она вспомнила те муки и разочарование при осознании своей беспомощности, которые она чувствовала, когда Коста сек Люциана на её глазах. Тогда она была явно не самой счастливой на свете.

-     Прощай, любовь моя.

Казалось, даже двух сотен лет было едва ли достаточно.

Кровь Сони всё ещё окрашивала её постельное бельё. Виктор стоял один в покоях своей дочери, отпустив Таниса и других вампиров. Он не хотел, чтобы кто-то видел, как он переживает последние минуты жизни своей дочери. Он стоял, опершись на резную деревянную спинку кровати.

Невыносимая скорбь тяготила его плечи; он не испытывал такой боли с тех пор, как его любимая жена погибла во время родов два столетия назад.

"Хвала тёмным богам, что она не дожила до этого дня".

Он знал, что ему следует уйти, что он только мучает себя, задерживаясь там, где каждая вещь напоминала ему о Соне, но он не мог покинуть комнату дочери. Несмотря на её тяжкие грехи, он был впечатлён и тронут благородством и мужеством Сони в самом конце. Она ни отрицала свои преступления, ни пресмыкалась, моля о пощаде, как сопливая смертная. Какой великолепной Старейшиной она могла бы стать, если бы этот мерзкий ликан не соблазнил её.

"Он будет умолять меня положить конец его страданиям!"

Много ярусов защищали его от вида грядущего сожжения Сони, но он мог слышать, как ржавые шестерни выполняли свою смертоносную роль, для которой они и были созданы. Ни один вампир ещё не подвергался этому страшному наказанию, не говоря уже о вампире знатного происхождения, но сам Виктор заказал этот механизм, как последнее средство устрашения для любого вампира, который посмеет нарушить священный Закон, которому они все подчинялись. Талантливый смертный мастер, которого Виктор нанял, чтобы сконструировать скрытый каменный мешок Уильяма, установил ловушку согласно требованиям Старейшины.

"Кто бы мог подумать, что её первой жертвой будет моя собственная дочь!"

Он знал, что ещё не поздно. Он мог броситься туда и приказать остановить казнь. Совет будет возмущён, и он встретит жёсткое сопротивление со стороны Коломана и других, но Соня будет спасена. Со временем она может даже осознает свои ошибки и отречётся от своей нелепой страсти к этой ликаньей мрази. Она всё ещё могла заставить его гордиться ею и снова стать его любящей дочерью.

Он подошёл к двери. Его рука опустилась на ручку и крепко сжала её. Его костяшки побелели.

Вдруг он вспомнил об ужасном чудовище, растущем в её утробе. Её неестественное детище было больше, чем просто постыдной помехой; оно представляло угрозу для них всех. Ему нельзя было позволить существовать ни дня. Не важно, какой ценой.

Он убрал руку от двери.

Металлический люк полностью открылся. Дневной свет полился через круглую дыру. Золотое сияние упало прямо на Соню. Она испустила леденящий кровь крик.

"Нет! - подумал Люциан, - Только не солнце! Только не на неё!

Он ринулся вперёд в отчаянной попытке защитить её своим телом, но тяжёлые цепи, лязгнув, туго натянулись, удерживая его. Железные кандалы врезались в запястья, но он едва замечал боль. Серебряные наконечники, застрявшие глубоко в его плоти, заперли его в человеческом облике. Он напрягся изо всех сил, изматывая себя до крови и пота, но ничего не мог сделать, чтобы спасти женщину, которую любил.

Бледное лицо Сони почернело и осыпалось под безжалостными лучами солнца. С треском и хлопками на её нежной коже появлялись дымящиеся раны.

Пронзительно крича, она вертела головой из стороны в сторону, но не могла избежать беспощадного солнечного света, который превращал её ранимую плоть в уголь. Дым начал подниматься от её тёмных волос за мгновение до того как они вспыхнули, превратив мечущуюся девушку в живой факел. Её обугленное лицо исказилось от боли, обнажая клыки. Покрытые волдырями руки извивались у неё над головой. Загремели цепи, она тщетно пыталась избавиться от кандалов, приковавших её к столбу. Рваная сорочка вспыхнула. Запах горелого мяса наполнил воздух. Золотой кулон сиял красным внутри этого пекла, словно кровь.

Палящий зной ударил Люциану в лицо. Всепожирающее пламя отражалось в его диких кобальтовых глазах. Он был всего лишь в нескольких ярдах от пылающего костра, однако, слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь. Ему оставалось только наблюдать, как палящее солнце пожирает его возлюбленную. Он заорал, словно безумец. Его хриплый крик присоединился к её предсмертным воплям в этом последнем мучительном разговоре.