«Дождь-позаранник совсем не похож…» Дождь-позаранник совсем не похож На другие дожди на земле. По-особому он и хорош, и пригож, Он приходит ко мне на заре. И стучится в глазок своим нежным перстом, Я к нему выхожу тот же час, И мы вместе по старой тропинке идем, Рядом мой неразлучный Пегас. Открывается взору прохладный пейзаж, Первобытный струящийся дол. И задумчив Пегас (неуместен кураж!), За иною он тайною шел. На безлюдье тревожно родятся стихи, Их с другими уже не сравнить, В них лопочут ручьи и ворчат лопухи, Никого не изжить, не убить. Я Пегасу сказал: «Возвращайся домой, Нам расстаться пора до лучей». Я умру. И восстану травой и росой Под знаменьем небесных мечей. «Фуражку снял не для поклона…» Фуражку снял не для поклона (Сей ритуал поэту в честь!), Присел я под отрожным кленом, Еще в запасе время есть По-стариковски, по-крестьянски Поблажить думкой в холодке О ставших ветреными странностями — Их распылило налегке Там, где не странствовал я ране, Где волоска не обронил, Но в сердце был осколком ранен — Оттуда некто отпустил. Не целясь, без утайки мести, Сама цель притянула… Я Меж тем не ведал этой вести, Лишь знал: есть небо и земля. Я не вдавался в рассужденье (Извечный юности порок!), Уже не избежать растленья, И час уж этот недалек. Он тенью скорбною витает, Круги смыкая надо мной, Все ниже голова сникает Над кровью плачущей страной. ««Позавидовать можно ему…» «Позавидовать можно ему: Не сломали его неудачи!» — Кинул бодро за плечи суму, Ухожу, планы вслух обозначив. Ну а как по-другому-то быть, Когда так обстановка сложилась, Иль от боли истошно скулить, Аж вот-вот разорвутся и жилы! И не надо завидовать мне, Мое горе – моим будет вечно. Не однажды приснится во сне С поразмытым лицом человечьим. Я признаю бесстрастно себя, Остановится глухо дыханье. Лишь жена, беспокойно любя, Разгадает безвременно тайну. Мою руку к губам поднесет И утешит: «Нет благ без ущерба». …Будет также толпиться народ, Принеся Богу скорбную жертву. «Я в скудости природы разгадал…» Я в скудости природы разгадал Того, что в яви нет, от сглаза скрыто: Веселый облак, а за ним увал И ласково склоненная ракита, И тень ее, как лебедя крыло, Распластанное в трепетном бессилье. Все, что ушло, все сызнова пришло, Разведренно, молитвенно-всесильно. Я наслаждаюсь ясностью картин И восхожденьем собственного духа, И ощущением: я не один В пределах созерцания и слуха. Мое сознание охватывает свет До горизонта… и гораздо дальше, И где того, что здесь, возможно, нет, И тень ракиты вдаль крылом не машет. Я, затихая телом и душой, Возьму в ладонь земли комочек малый И в нем в тот миг узрею мир иной, Един, как я, он в космосе усталом. «Лист прилепился к окну…»
Лист прилепился к окну, До смерти ветер измучил. Я не предался вину В этой раскованной буче. Я наклонился к огню, К теплой, душистой бумаге, К дивно проточному дню, К юности нежному благу. Струйки улыбчивых строк Льются из сердца наутро. Ожил нежданный листок И промелькнул перламутром. «Показалось. А может, привиделось…» Показалось. А может, привиделось. Или просто подумалось мне. Кто сроднился? А кто-то обиделся? В буреломе ночном? В тишине? Колея след уже не порушит, Вечность приняла штрих – сохранит В первозданных глубинах ревущих И потом его суть повторит. Но обратно уже не воротится На течение травных часов, Где я жил скоротечною плотью В неведении вечных миров. «Скребанула жестко жизнь…» Скребанула жестко жизнь, Как наждачная бумага. Угощала кислой брагой И орала: «Ну, держись!». Я за край земли цеплялся, Простирал ладони к Богу, Но сбивалась в темь дорога, Я по кругу возвращался К старым ранам черной крови, Ненасытным дрязгам желчным. Иней оседал на брови, И душа роднилась с чертом. Я уже не вырывался, Я утратил кротко память, Я с собою попрощался — Не бездушен даже камень. «Все те же картинки, приметы…» Все те же картинки, приметы И звуки, и тени все те Вчера и сегодня… Не сетуй! Все-все на своей высоте. Меняться не след ни крушине, Ни ветру, ни плесу в куге, Ни в норках суслиных лужине, Ни путнику там, вдалеке. Все то же. Но с новою силой И с чувством, явившимся вмиг, В душе зарождается крик: О, как первозданно и мило, О, как многозначно и мудро! Вовек не уйду никуда, И в пасмурь прозрачно – не мутно, Хоть дни убывают, года. Когда первый снег – озаренье, Капель – это сказ о цветах. Забвенье несет воскрешенье Чарующих слов на устах. |
