– Вы почему не в школе?

– Но, отец, – растерянно сказал младший, Заур. – Во-первых, сейчас лето. А во-вторых, мы давно закончили школу.

Салауддин посмотрел на них, увидел небритые подбородки и понял, что сказанное младшим – истинная правда.

– Надо вас приставить к какому-нибудь занятию, – вслух задумался он. – О войне и не мечтайте. Хотя по нынешним временам почетнее быть разбойником, чем чабаном. Но на разбойника учиться надо, а быть чабаном жизнь научит.

– Мы едем! – возликовал Заур. – Мы едем в Грозный!

– Я сказал, что вы пойдете в разбойники, а не в бандиты! – поправил Салауддин разгоряченных детей.

И дети в этот же день послушно поехали поступать в московский экономический институт имени Плеханова. Благо, что как раз подошло время вступительных экзаменов.

Денег на поступление хватало – все-таки Салауддин Баймиров был знатным животноводом, приплод у овец и коз всегда многочисленный, а щедрот заволжской поймы хватало не только на овец, пойма вполне могла прокормить и целую армию вегетарианцев.

А ко всему прочему Салауддин еще продавал раков. Он их продавал по пятьдесят рублей за ведро, зато много и крупных. Хватало на все, в том числе и на Плехановский институт, где из обычных людей готовили экономических разбойников.

Связи в Москве имелись.

Директором одного из банков в столице был вайнах из рода Баймировых. Войну в Чечне он не одобрял и полагал, что можно много больше заработать, не лишая людей жизни. Он был умным человеком. Поэтому Салауддин смело доверил ему детей.

Человек, который считает, что разбойник должен мирно грабить, а не убивать людей, способен на многое.

А пока дети готовились к отъезду, Салауддин проверил удочки.

Три из них были пустыми, но капроновый шнур четвертой натянулся и резал кору дерева. Сразу было видно, что на другом конце шнура знатная добыча.

Сыновей Салауддин звать не стал, поэтому пришлось повозиться.

Добыча затраченных усилий стоила – на зеленой траве долго бился огромный сазан с крупной жемчужной чешуей. Салауддин смотрел на добычу и не чувствовал радости.

Мимо пролетела летающая тарелка. Над Салауддином Баймировым она снизилась и превратилась в котел для великанов, только перевернутый крышкой вниз. Там, где у крышки должна была быть ручка, чернел люк, и из люка выглядывал зелененький человечек.

– Эй, сосед, – сказал он. – У тебя неприятности?

Салауддин только махнул рукой. Какой смысл рассказывать о своих неприятностях постороннему человеку, если он к тому же зеленый?

– Хочешь, на другую планету увезу? – спросил человечек из тарелки.

– Зачем? – удивился Салауддин.

– Станешь свободным, – сделал большие глаза зеленый человечек.

– Я и так свободный, – сказал Салауддин.

– Там ты можешь говорить все, что тебе вздумается, – гордо сообщил зеленый человечек из жужжащей посудины.

– Брат, – проникновенно сказал Салауддин. – Я всегда говорил все, что думаю. Понимаешь, свобода всегда существовала для того, кто хотел сказать. Ее не хватало тем, кто хотел докричаться. А какая она, другая планета?

– Очень красивая, – сообщил человечек. – На ней белые горы и зеленые луга. А по лугам ходят гордые кони и красивые женщины.

– Это похоже на рай для джигитов, – подумал вслух Салауддин. – А бараны там есть?

– Баранов там нет, – сказал человечек. – Только кони и женщины.

– Эльза меня не поймет, – сказал Салауддин. – А ездить верхом я так и не научился. Нет, извини, брат, но эта планета не для меня, я уж постараюсь как-нибудь выжить здесь…

– Как хочешь, – сказал зеленокожий человечек. – Я ведь хотел тебе помочь.

И летающая тарелка с жужжанием унеслась в повисшую над луговой травой синеву – туда, где у подножия снежных гор на зеленой траве гуляли гордые кони и красивые женщины. Такие гордые и такие красивые, что даже непонятно было, что там делать зеленым человечкам?

Сыновья уехали, и в доме стало тоскливее и скучнее.

Эльза варила и ела рыбу, и это было не просто так, а имело глубинный смысл, о котором не хотелось задумываться.

Овцы и бараны паслись рядом с коровами на лугу, сторожевой пес Абай охранял их и пригонял домой, когда приходило время. Дочки бегали по лугу и ловили бабочек, потом засушивали на иголках, чтобы сделать красивые альбомы для школы, в которую им предстояло вернуться осенью. Иногда они воровали бабочек друг у друга, ведь каждой хотелось, чтобы ее альбом был лучше и красивей. Эльза мирила их, а Салауддин от скуки ремонтировал кошару и сарай для сена, которое уже ровными валками подсыхало на лугу.

Иногда ночами прилетал зеленый человечек.

Заслышав знакомое жужжание, Салауддин ставил на электроплитку видавший виды чайник и делал заварку, добавляя в черный байховый чай луговые душистые травы, и лепестки дикой розы, и синие цветки, названия которых он не знал, но они делали чай еще ароматнее.

Он выходил на крыльцо, а зеленый человечек спускался вниз по светящейся лесенке. Они сидели на крыльце, пили вкусный чай и вели бесконечные, но увлекательные разговоры о мире.

– Давно вы здесь? – поинтересовался однажды Салауддин.

– Давно, – сказал зеленокожий пришелец.

– А людям почему не показываетесь?

– Инструкции запрещают.

– Но я-то вас вижу, разговариваем вот с тобой, – настаивал Салауддин.

– Ну, во-первых, ты вроде бы и знакомый, – степенно и рассудительно ответил пришелец. – А потом, ты ведь уединенно живешь, будешь рассказывать – не поверят. Уж такие вы существа, люди. Глазам своим верите, а чужим рассказам нет.

Они молча пили горячий душистый чай. Обычно начинал пришелец.

– Неправильно вы живете, – говорил человечек, запуская в бокал плоский нос. – У вас такой красивый мир, а вы совсем не видите этой красоты. Вот возьми этот напиток. У нас такого напитка нет.

– Я понимаю, – сказал Салауддин. – Не зря же вы здесь летаете. Разведка, да?

– Изучение, – возражал человечек и тянулся за чайником, чтобы долить себе в бокал. – Разведка – это когда готовятся к бою, а мы воевать не хотим, мы только изучаем.

Салауддин смотрел телевизор и газеты внимательно читал, поэтому ему было что возразить пришельцу.

– Коров в Техасе зачем порезали? – спрашивал он. – Зачем животных мучаете? Некрасиво!

– Виновные уже наказаны, – туманно объяснял зеленый человечек. – Твоих-то коров и овец никто не трогает!

– Только попробовали бы тронуть, – злился Салауддин. – Только попробовали бы! Не посмотрел бы, что гости!

– Сам ведь их порежешь, – фыркал чаем пришелец. – Ведь порежешь? Честно скажи – порежешь?

– Когда срок придет, – сказал Салауддин. – Вы режете для любопытства, а мы – чтобы жить.

– Вот и я говорю, что неправильно вы живете, – снова захлебывался чаем зеленокожий собеседник. – Для животных вы время отводите, а друг друга режете в любое время года, независимо от возраста. Да не просто режете, еще и бомбами кидаете, вон сколько оружия придумали, чтобы друг друга извести!

– Мы же не просто так воюем, – терпеливо объяснял Салауддин. – Если не права чьи-то защищаем, то уж свободу обязательно.

Зеленокожий пришелец фыркал, разбрызгивая чай.

– Разве у трупов бывают права? – насмешливо спрашивал он. – Или свобода что-нибудь даст мертвым? Мертвые и так свободны, у них нет долгов и обязательств, которые всегда бывают у живых. Вот ты считаешь себя свободным, так? Но разве у тебя нет обязательств перед твоими детьми, перед твоей женой, наконец, перед твоими баранами и овцами, перед твоим верным псом Абаем? Разве ты им ничего не должен?

Салауддин пил чай и молчал. Вообще-то он и сам думал так, но согласиться с чужаком ему мешала гордость и горская честь.

Потом пришелец улетал.

Салауддин уходил в дом, ложился рядом со спокойно дышащей женой и долго лежал, раздумывая над тем, что дает людям свобода, почему они отвергают старые обязательства и долги, чтобы обязательно повесить себе на шею новые, и куда более тяжкие.