— У него синяк на пол лица.

— Ах это, сам виноват. Ты же от него вчера убегала, почему тебя не радует его внешний вид? Кстати, по этому поводу у меня есть две новости. Хорошая — то, что я бросил в него подсвечник, который был обработан едким натрием и то, что у него скоро начнется аллергическая реакция. Плохая — он всё-таки останется жив.

Я промолчала, а Дима, выдержав паузу, вздохнул, рассмеялся и рассказал мне историю о том, как всё было на самом деле. Оказалось, что после того, как он меня закрыл в комнате, то буквально сразу же столкнулся с Владимиром. Тогда Дима отвел его к себе в кабинет, и они спокойно разговаривали до того момента, как обидчик снова взялся за намёки на то, что проблемы только начались, и конца для них нет. Дмитрий сделал шаг на блондина, а тот споткнулся о что-то, приземлился на пол, ударившись спиной о шкаф, и получил по щеке книгой, что упала с полки.

Мы вышли в полдень, когда солнце уже было готово сжечь всё вокруг, но почему то медлило, сдаваясь перед прохладным ветром.

— Грядет шторм, — заключил Дима, прибавляя шаг.

Небо заметно потемнело. Море то и дело поднимало свои воды вверх и тут же опускало назад, вынося на песчаный берег белоснежную пену.

Двухэтажное здание, находившееся с другой стороны лаборатории, было скрыто, как и она сама, благодаря высоким пальмам и крыше, на которой вплотную друг к другу были уложены зеленые листья, стены были окутаны лианами, присваивая ему ложный статус заброшенности. Внутри, в небольшом холле, нас встретили две девушки, как только дверь, издав противный скрип, закрылась за нашими спинами.

Я впервые увидела взрослых близняшек. Помимо двух косичек свисающих чуть ниже плеч, они, стоя с двух сторон у регистрационного окна, демонстрировали строгие черные платья, кроме основной белоснежной униформы, на которых белыми нитками были вышиты разные узоры.

В этот момент я почему-то почувствовала себя ребенком. Они игриво смотрели на молодого врача, хлопая длинными ресницами, ставили одну руку на талию, подчеркивая идеальные формы, а я скромно стояла около входа, принимая своё поражение.

— Здравствуйте, дамы, — начал Дима, проходя мимо них. — Мы в архив. Нужно поднять кое какие документы.

— Не частый вы гость, Дмитрий Евгеньевич, — начала одна из них. — Совсем забыли про нас.

— Ну что вы, как можно? Дела-дела, и времени то нет совсем посещать таких красавиц.

— Ну хватит, подлиза, — шепотом сказала ее сестра, ухмыльнувшись и оглядев меня с ног до головы. — Кто это?

— Новый стажер. Лучшая студента ИКБиТ им. Чургесова, кстати, — крикнул вслед парень, кивнув охраннику.

— Снова студенты… Ну что ж, удачи тебе, малышка.

Я выдавила из себя улыбку и направилась вслед за ним.

За двумя лестничными пролетами появилась просторная комната с множеством стеллажей, тянувшихся до высокого, наверное, пяти метрового потолка, наполненных папками и коробками. В центре ее стоял массивный деревянный стол, заваленный пыльными бумагами. Дима освободил его, протер пыль лежащей рядом тряпкой и стал осматривать подписанный на железных шкафах года.

Поправив данный мне заранее белый халат, я в нетерпении стала бродить от одной книжной полки к другой, трогая твердые переплеты.

Вот мы и добрались до этого места.

Эта вылазка стала неожиданностью для обоих. Пару часов назад, когда мы были в стационаре, пришел Олег и объявил новость о том, что из крыла С почти все главные врачи уехали на конференцию, поэтому работа там приостановлена. Это был шанс. О мимолетном счастье пришлось забыть и вернуться в суровую реальность.

— Думаю, нужно смотреть в списанных документах. Доступ к архиву имеют все, поэтому если мы хотим найти то, что нам нужно, начать стоит именно с этого. Если, конечно, они не успели избавиться от компроматов.

Парень поманил меня за собой. В другом конце комнаты на полу стояло около десяти коробок.

— Они все без названия, значит, за ними скоро придут, нужно поторопиться.

Я представляла всё по — другому. Темная, мрачная комната со множеством скрытых дверей и тайников оказалась обычным читальным залом, свойственным для любой библиотеки. Хотя не знаю, что из этого хуже, ведь под толстым слоем пыли в одних папках лежали чьи-то личные дела, в других — медицинские карты, в третьих — соглашения на различные операции. Жутко как то.

— Что такое «скворечник»? — спросила я, листая прошитые листы.

Дима помедлил, затем нехотя сказал:

— Это что-то вроде психиатрической лечебницы. Там находятся пациенты, сошедшие с ума от препаратов. Что там написано про него?

— Поступило 3 человека.

— Дай-ка сюда, — Дима взял у меня документ и принялся водить по нему пальцем. — Так, «в связи с неадекватностью и агрессивностью… было принято решение… в лице трех человек применена… в настоящее время на попечении данного отделения 9 человек». Какой ужас, я не знал, что настолько всё плохо. Фамилии мне незнакомы. Что там дальше?

За час мы разобрали около восьми коробок, но ни в одной не нашли нужной информации, кроме бумаг, текст на которых пугал меня всё сильнее и сильнее. Мы нашли распоряжение о приведение в действие безэховых камер, которые до настоящего времени были запрещены. Это зверская пытка, при которой люди неделями находятся в замкнутом пространстве, лишенном всяких звуков. Какова была цель — так и не поняли. Далее, здесь же, описывались эксперименты над мелкими животными, не давших результатов, и первые попытки лечения «особенных» людей, отличающихся своими способностями от серой массы. Главная гипотеза в попавшемся под руку проекте состояла в том, что чтобы вылечить такого человека, на здоровье которого уже не влияют медицинские препараты, нужно применить грубую силу, различного рода операции, часто специально заканчивающиеся неудачей, и пытки. Всё это нужно было для того, чтобы вывести способности на новый уровень.

В пятой или шестой коробке все двенадцать документов говорилось о какой-то зачистке. Вдумываться в это мы не решились и принялись искать дальше.

Я едва справлялась с дрожью в руках, пока Дима ловко прятал бумаги назад и возвращал всё на место. Он явно спешил, и только тяжелое дыхание говорило о его истинных эмоциях, хотя он старался оставаться спокойным.

— Оставшиеся папки с годами незнамо каких времен, — негромко сказала я, прервав несколько минутную тишину. — Вряд ли там что-то будет.

Дима кивнул и осмотрел комнату.

— Но тогда где же… В кабинете Михаила Львовича мы нашли только недавно заведенные дела. Где же дела за прошлый год и начало этого? — парень сел за компьютер, который я не сразу заметила из-за смятых бумаг, захламивших стол. — Это значит только одно. Либо мы опоздали, либо с ними до сих пор работают.

Я не знала смеяться мне или плакать. Ведь этот вывод давал нам 2 вещи. Первую — надежду на то, что его родители и все эти люди живы. Вторую — шок оттого, что над их «лечением» работают до сих пор.

— И здесь ничего, — Дима выключил компьютер, почистив историю, и встал из-за стола, направившись к выходу.

— Что ты собираешься делать?

— Ерунда. Всего лишь попасть в кабинет к заведующему.

— С ума сошел?! А камеры? А ключи, в конце концов?!

— Разберемся.

Мы быстро поднялись до первого этажа, и он преградил мне дорогу.

— Жди здесь.

Дима снова вернулся к фойе и к тем милым барышням, что так пытались завоевать его взгляд.

— Не дадите ключи от 206 кабинета? Я совсем забыл о просьбе Олега забрать кое какой реактив.

— Конечно.

Девушка передала ему ключи, задержав руку на его ладони, и кокетливо улыбнулась.

— Спасибо, ты просто чудо, — сказал тем же тоном он и вернулся ко мне. — Идем, второй этаж.

— Все было настолько просто?

— Не совсем.

Мы взяли какой-то порошок в верхней тумбочке и, закрыв кабинет, спустились назад.

— Вот и всё. Нам пора. Хорошего дня.

Девушки одновременно подняли на нас головы. Почему-то мне стало от этого не по себе.