— Мы приносим вам свои извинения, хотя они, конечно, являются всего лишь пустыми словами, однако я оправдаю их, гарантирую вам.

— Забудьте, дорогая, что сейчас было. Молодежь сейчас не отличается особым умом и не понимает, что самолечением заниматься глупо, если главный врач уже дал все необходимые рекомендации.

Я не успела произнести и слова, как почувствовала усталость и провалилась в сон. Краем глаза только увидела пластину на своей руке и ее грязно-белый цвет.

С этого дня абсолютно всё пошло не по плану, который я сложила в своей голове около месяца назад. Или двух недель назад… Может быть и трех с половиной. Я непростительно стала путаться после того, как Олег почему то забрал мой самодельный дневник, где я вела счет этих дней сурка.

Больше меня не водили ни на какие процедуры. Врачей приходилось видеть все реже и реже, отчего возникли подозрения, что в комнате, как бы я не была против, установили камеры. Поблескивающий красный огонек в углу дальней стены, что я увидела накануне ночью, подтверждал это.

Неужели после очередного анализа выявилось что-то страшное? Я проводила за этим вопросом бесчисленное количество времени, все больше пугая саму себя.

Хотя больше всего смущали методы лечения. На днях меня заставили опустить руку по локоть к хищным рыбам, уверяя, что они безобидны. Едва справляясь с собственным телом, я все же успела ее выдернуть до того, как эти животные вцепились в мою кожу. После того случая меня положили на операционный стол и отключили. Помню только обрывок своей кожи, который сняли с моего больного плеча, и кровь на резиновых перчатках незнакомого мне доктора.

С каждым разом прожитые дни стали всплывать в моей памяти обрывками. Сон редко отпускал меня в свой мир. Сознание предпочитало находится в мире иллюзий. Может быть потому, что так было проще терпеть ломоту в теле и тремор, что начинался после приема таблеток.

Это явно было похоже на обезвоживание. Я не могла и рта раскрыть из-за потрескавшихся и склеившихся губ. А из-за своих глаз, точнее, черных мешков под ними, я еще долгое время не смогу подходить к зеркалу. Все это напоминало сюжет плохого фильма, где главного героя пытаются угробить, а он даже и не подозревает об этом.

Олег сильно изменился. От веселого и доброго парня ничего не осталось после последней перепалки. Раньше он говорил название препарата и рассказывал его функции перед тем, как дать мне. А сейчас я потеряла счет лекарствам в одной и той же безымянной пластиковой баночке.

Из колеи выбило, когда однажды я проснулась в ярко освещенной комнате с большими окнами перед целой толпой молодых людей. Это помещение скорее было аудиторией, а люди, так старательно писавшие за стоящим от меня неподалеку профессором — студентами. Какого же было мое удивление, когда обо мне стали рассказывать как об объекте исследования.

— Что вы чувствуете? — спросил тогда врач, закончив свою лекцию.

— Боль, — недвусмысленно прохрипела я перед тем, как дать волю сильному кашлю.

Солнце для меня еще никогда не было таким ярким, как в тот момент. Увидев темно-синее небо с плывущими кусочками ваты, я совсем перестала слушать, о чем говорил пожилой мужчина. Сейчас я сильно жалею об этом, но тогда для меня был важен только естественный свет, тепло и свежий воздух, прибывший из открытой форточки.

Снова проваливаясь в сон, я заметила сидящего на первом ряду Олега. Он был единственным, кто перестал писать после моего ответа. Хотя, может быть, у меня начались тогда галлюцинации. Это объясняло, что по телевизору в новостях я постоянно видела своих родственников.

Передача «Здоровое утро» прервалась экстренными новостями. Наконец-то они появились на моём телевизоре. Резкая смена погоды в двух штатах североамериканского континента привела к повреждению нескольких особняков одного богатого района в связи с сильным ветром, повалившим на них деревья. Погибло около 15 человек, половину из которых до сих пор не могут вытащить из обломков. Трагедия произошла пару часов назад, но, судя по всему, стоит ожидать еще чего-либо, так как буря не стала слабее, переместившись в другие районы города.

Я сжала рукой заблестевший кулон, не сумев встать с кровати.

Всё завершилось также внезапно, как и началось. Хоть силы и уходили, свой долг выполнять я пока еще могла.

Тоска по родным подливала масла в огонь непонимания происходящей ситуации. Не знаю, что меня раздражало больше- беспомощность или вранье работников этого райского «санатория». Книга «Улыбайся, пока не поздно» — или как там ее — буквально открыла мне глаза. Помнится, последняя глава была посвящена именно лжи. Психологи утверждали, что нахождение ее проявлений является важной частью жизни оптимиста. Как бы странно это ни звучало.

В дверь постучали.

— Маргарита, вы не против, если я здесь приберу?

— Мари? — прошептала я, поморщившись от треснувшей нижней губы, из которой начала проглядываться кровь.

— Выглядите неважно, — вздохнула она и зашла внутрь. — Жаль, что не мне дано рассказать вам обо всем. Но Дмитрий Алексеевич всё исправит, не сомневайтесь.

Последнюю фразу она произнесла шепотом.

Ах да. Таинственный доктор, спешащий на помощь. Я не знала кто это, впервые услышала его имя дня два назад, когда Мари мне принесла спасение в бирюзовой коробочке в виде розовых капсул, что я принимала 3 раза в день. Но даже факт, что мне полегчало, не делал этого Дмитрия моим фаворитом.

«— Мы приносим вам свои извинения, хотя они, конечно, являются всего лишь пустыми словами, однако я оправдаю их, гарантирую вам…».

Примерно после этих слов началась адская неделя, где я только во сне не чувствовала головную боль, спутанность в сознании, зуд и дрожь в руках, тошноту, отеки, боль в суставах и слабость.

Сколько же ложных обещаний я еще услышу?

— Мари, мои родные ничего не передавали?

Она замолчала и будто через силу ответила:

— Они желают вам выздоровления. И ждут вас. Но передали, чтобы вы слушали то, что говорят врачи.

Как бы сейчас хотелось оказаться на водопадах, где тишина завладевает слухом, прохладная вода шумит и льется прямо по телу, оставляя на коже чистые капли, а ты не думаешь ни о чем, наслаждаясь тем умиротворением, что дает дикая природа.

Теперь это было таким далеким для меня. Никогда бы не могла подумать, что так буду жаждать тот самый воздух, содержащий в себе сырость темнохвойного леса.

— ОН попросил кое-что уточнить.

Я прервала свои горестные воспоминания и взглянула на нее.

— Когда Михаил Львович был здесь в последний раз?

— Я…не помню.

— Он давал какие-либо новые распоряжения?

— Нет.

Она кивнула и стала заниматься уборкой.

— Мари, можно и мне спросить?

— Попробуй. Но только тщательно подбирай слова, — она едва заметно кивнула на камеру, висящую под потолком.

— Могу я прогуляться?

— Нет. Исключено.

— Да в смысле? Камеры — это еще куда не шло, но такие запреты начинают действовать мне на нервы! Даже под руководством лечащего врача нельзя?

— Да, именно так.

— У вас всегда здесь были такие правила?

— Нет, — грустно ответила Мари, приступая к мытью полов. — До недавних событий.

— Расскажешь?

— Не стоит беспокоиться о пустяках, вам нужно хорошенько отдыхать.

Больше от нашего разговора я ничего не получила. Через минут двадцать женщина ушла, снова оставив меня в одиночестве с кучкой газет и журналов. Решив немного отвлечься, я наудачу вытянула один из них и стала со злостью листать яркие страницы.

Неимоверное количество рекламы, статьи на неинтересные мне темы и интервью знаменитых людей навеяли на меня воспоминания о том, как однажды я увидела неприятную рекламу на баннере здания, в котором мы с Машей заметили Катю с кем-то, опаздывая на вечеринку.

«Все начиналось прекрасно. На экране колыхались травы и цветы на ветру, к земле клонились пшеничные колосья. С растений плавно стекала, серебрясь, роса. Но вместо того, чтобы упасть на землю, попала в руки к человеку, превратившись в сияющие ярче прежнего бриллианты, сделав его немыслимо богатым. На заднем плане все колосья увяли».