— Неужели нельзя завершить лечение дома?

На что мне отвечали, что не в праве отпускать больного человека, пока он не прошел индивидуальный курс.

— А что в него входит?

— Не забивайте голову.

— Вы так называете не посвящение пациентов в свои дела? — как то вырвалось, ничего не смогла поделать.

— Ох, что вы! Если так хотите, могу принести бумаги о назначении лечения главным врачом.

— Да. Пожалуйста.

И Екатерина, кивнув, вышла.

После этого случая я не видела ее. «Бумаги» она так и не занесла.

Календаря в моей палате не было. Единственной возможностью следить за временем, проведенным здесь, являлись чистые листы для выполнения практических занятий в книге, что дал мне натуропат. Хотя бы здесь можно было писать дату и краткие события.

Да. Эти заметки стали для меня нечто похожим на личный дневник. Никогда его не вела, но всегда хотела попробовать.

Сначала нечего было писать под датой. Вскоре мне стали прописывать процедуры, о существовании многих из которых я не догадывалась. С ними мне еще предстояло столкнуться, а пока я успела опробовать водные процедуры, такие как: гидромассаж и душ Шарко. Конечно, пустить меня на них позволили только тогда, когда раны полностью затянулись. Не знаю каким образом, но та хваленая мазь действительно помогла в этом. А значит, иду на поправку.

Комнаты, которые были снабжены нужным оборудованием, ваннами и душем находились с левой стороны от входа в мою обитель после красной двери. Почему то мне казалось, что в этой стороне ничего не было кроме белых коридоров. Видимо, я снова была невнимательна.

Через неделю пижамы я старалась выбирать по настроению. Думаю, что Олег догадался об этом и теперь мог знать, когда подходить ко мне, а когда не стоит. И да. Я так отвыкла от обычной одежды, что и теперь сложно было представить, как я буду носить джинсы или брюки с блузкой или футболкой. Этого мягкого, свободного одеяния как будто и не было на мне — настолько в нем было удобно.

Но что-то меня беспокоило. Одним из солнечных дней я проснулась от страшного сновидения, после которого сутки ходила с осадком на душе. Сон показал мне красное свечение кулона и очень маленькую комнату, в которой сложно было поместиться человеку среднего роста. Многое, что происходило до этого осталось где-то далеко в сознании. Как часто бывает у снов, я мало что смогла вспомнить утром. Только кровь на руке, что блестела в неявной темноте и спускалась к кафельному полу.

Еще одной из моих недавно сформировавшихся привычек стало наблюдение за Олегом. Мне нравилось смотреть, как он незаметно (так он думает) надевает очки, ловко разбирает накопившееся за день документы, держа во рту ручку или убирая за ухо карандаш, чтобы потом забывая о нем, доставать новый. На собственном опыте проверила, что действительно можно бесконечно наблюдать за тем, как работает другой человек в то время, когда ты бездельничаешь.

Кулон меня не сильно беспокоил. Сигналы испускались от него в то же время, что и обычно. Лишь раз в два дня он давал мне возможность выспаться, но этого всё равно не выходило из-за недомогания или плохих снов. Вот незадача.

Хотя чего уж там говорить. Неделю я прожила без своей семьи. Неделю! В летнем лагере никогда не была, поэтому подобное далось мне с трудом. Однако, как говорят, человек привыкает ко всему. Я действительно в последнее время стала чувствовать недомогание, поэтому подобное лечение должно было привести меня в форму.

Сегодня день был чудесный. Игра в ассоциации с моим персональным психологом заняла всё утро. Забыв про завтрак, мы называли друг другу слова, ассоциации на них и составляли анализ. Прекрасная возможность выжать из человека всё, что творится у него на душе, разгадать отношение к тем или иным вещам, добраться до переживаний и проблем. По-моему, у Олега это выходило прекрасно.

— Так, идем дальше. Пожар?

— Человек на сцене.

— Интересно.

Тут, постучавшись, зашла Мари и стала мыть окно. Если это чудо техники можно так назвать. Природа за ним — ненастоящая, воздух- какой-то искусственный, из увлажнителя.

Олег всё время смотрел, будто сквозь меня. Глазами шарил по потолку, не решаясь озвучить свое предположение.

— Подумай еще.

— Но разве смысл не в том, чтобы…

— Думай. Еще. Давай.

Он говорил грубо, но глаза будто смотрели умоляюще.

— Думаю, на сегодня — достаточно.

— Это мне решать.

— Мне вас послать, господин Доктор?

Олег рассмеялся.

— Ты быстро изменилась. Из доброй стеснительной девочки, превратилась в стерву.

Наш диалог явно утратил формальность.

Моя грудная клетка опускалась и поднималась с каждым разом, повышая скорость распространения злобы по всему телу.

Я поняла, что он хотел услышать. Что — то вроде «смерть», «гора трупов» или «боль по всему телу». Это уже можно со всей уверенностью назвать издевательством. Я до сих пор не вспомнила как произошла трагедия и вообще отказывалась принимать ее во внимание.

— Ну так что? Готова озвучить адекватную мысль? Подчеркну, что предыдущая таковой не считалась.

— Задавайте слово.

— Мы вроде перешли на «ты».

Проигнорировав это, я проводила взглядом Мари и отвернулась.

— Пожар.

— Семья Васильевых.

Я услышала, как он резко встал, сделал несколько шагов и остановился.

— Как ты смеешь?

Наблюдая за ним на всем протяжении недели, я увидела однажды имена тех, кому парень писал свои письма. Увидела их фамилии и озвучила в этой перепалке. Олега Васильева это здорово задело.

— А ты как смеешь?! — я оказалась прямо напротив него и ткнула пальцем в его грудь.

Едва дыша, мы смотрели друг на друга и не могли подобрать слов.

Вскоре он опустил глаза и ушел к себе в кабинет.

Теперь этот человек понял, я надеюсь, какую боль мне постоянно приходиться испытывать при разговоре о существовании окружающих меня людей в прошедшем времени.

Во второй части дня я услышала, как на двери щелкнул замок. Решив, что это кто-то из врачей, я легла на кровать и закрыла глаза. У меня уже не было ни сил, ни нервов их видеть и тем более слушать. Однако со мной, видимо, не хотели разговаривать, так как спустя пять минут никто так и не вошел в эту грязно-белую дверь.

Поднявшись, я медленно приблизилась к ней и резко распахнула, надеясь сломать кому-нибудь из Наблюдателей нос, если это снова были они. Ужасно раздражает раз в два дня слышать, как открывается дверь и чувствовать спиной, что кто-то минут по десять наблюдает за тобой. Несколько раз за ночь. Но, к сожалению или скорее к их счастью, в коридоре никого не было.

Кажется, снова выходка Мари.

Олег сидел за своим столом, почесывая затылок. В ближайшие двадцать минут он не должен зайти в мою комнату и пытаться навязать мне свои психологические тесты. Всё складывалось само собой. Я должна была понять, что хочет показать мне санитарка.

Бесшумно выйдя и прикрыв за собой дверь, я двинулась к красной двери с левой стороны. Обычно именно туда водили меня, чтобы провести водные процедуры и массаж, от которого оставались синяки. Она оказалась заперта. Тогда я на носочках побежала к противоположной ей.

За дверью с правой стороны явно слышалась суматоха: топот врачей, их непонятные разговоры на ходу. Заглянув в щель, я не увидела пациентов. Видимо, все они были также заперты в комнатах. Когда поток людей в белых халатах иссяк, я проскользнула внутрь, еле как сдвинув толстенную алую преграду и встала за высоким деревом. Почему то я не хотела попасться кому-нибудь на глаза.

Тишина учащала мое сердцебиение. Было ощущение, что я делаю что-то нехорошее, незаконное.

Ряд дверей натолкнул меня на мысли, что это кабинеты. Не палаты. Двери у них были прозрачные. В конце коридора снова был красный вход в другое крыло. Но пока я не понимала, как туда пробраться.

Рядом со мной вспыхнул экран телевизора, что висел на стене. Открылись двери всех кабинетов и к нему стали приближаться люди. Я вжалась в угол.