Когда жизнь круто изменила свой ход, воспоминания обрели остроту и болезненность, но тогда Викис больше переживала не о своей утрате, а о маминой: вот она тут живет почти как в сказке, с ней носятся, пытаются чему-то научить, прочат интересное будущее, а мама осталась… ну пусть не одна, но без дочки. Как она все это пережила? И Викис по еще детской страусиной привычке сочинила лазейку для своей неспокойной совести: будто там, с мамой, осталась ее Викуша, которая живет самой обычной жизнью, в то время как здесь образовалась новая девочка — Викис, похожая на прежнюю, но все-таки немножко другая.

Приятная сказочка, очень… утешительная. Но — обман. И со временем она нашла в себе силы отказаться от этой иллюзии, и ей оставалось только надеяться, что маме удалось справиться с потерей. Все-таки два маленьких непоседливых мальчишки оставляют слишком мало времени и сил на то, чтобы лелеять свое горе.

— О чем ты думаешь? — неожиданно спросил Тернис.

— О себе, — честно призналась Викис.

'О том, что мы с тобой теперь оба сироты, хотя моя мама, наверно, жива… Где-то там, очень-очень далеко', - но этого она вслух говорить не стала. Зачем бередить свежие раны?

— Я тоже о себе, — усмехнулся парень.

— Да уж, — хихикнула Викис, — предполагается, что мы с тобой должны думать друг о друге.

Тернис пожал плечами:

— Что поделаешь… Думая о тебе, думаю о себе.

'О нас', - мысленно поправила Викис, но без особой уверенности, а вслух спросила:

— Мне показалось, вчера ты принял какое-то решение… о себе и обо всей этой ситуации в целом. Какое?

— Ты заметила? Да, я говорил вчера с магистром Нолеро, и он помог мне сориентироваться. Прежде я просто не понимал, нужно ли что-нибудь предпринять, а если нужно, то что… Теперь я осознал, что от боли все равно не уйти, а вот бессмысленных метаний можно избежать. Моя родина отторгает меня? Я объявлен изменником, государственным преступником? Что ж… Я-то знаю о себе, что невиновен, моя совесть чиста. Рвать связи непросто, но я готов отказаться не только от возвращения домой, но и от собственного имени, чтобы не подвергать опасности тех, кто будет рядом со мной. А там… кто знает? Нам учиться больше полутора лет, за это время многое может измениться. Сейчас мне дает убежище школа, потом… я попытаюсь очистить свое имя. Может статься, в одно прекрасное утро я проснусь честным человеком не только в собственных глазах.

— Эй, ты забываешь еще о моих глазах, — прервала его Викис. — да и кроме меня есть еще люди, которые не верят во всякую чепуху.

— Это очень важно для меня — чтобы не забыться и не впасть в отчаяние.

К вечеру жар спал, а наутро от жестокой простуды остались лишь воспоминания в виде покрасневшего от беспрерывного сморкания носа.

Жизнь постепенно опять входила в колею, Тернис учился и работал, Викис училась и… училась: у преподавателей школы, у мудрого Керкиса, у вездесущего ветра. Кое-какие знания приходили и сами по себе, на первый взгляд — случайно. Например, она неожиданно обнаружила, что от своей стихии может еще и подзаряжаться. Оказалось, после изматывающих тренировок резерв восстанавливается в несколько раз быстрее, если обратиться непосредственно к ветру, впустить его в себя, а не оставить все на самотек.

Тернис, когда она поделилась с ним своим наблюдением, смутился:

— Извини, я не догадался рассказать тебе об этом. Не подумал, что ты можешь не знать.

Ну да, наверное, следовало самой догадаться. О том, например, что Лертина после полигона тянет к пылающему камину совсем не потому, что он мерзнет.

Интересно, а у Грая как? Оказалось, парень надолго занимает душ, чтобы восстановиться. Тернис выдал ей эту 'великую тайну' — всё же они с Граем были соседями по комнате.

Викис было неловко расспрашивать его, но любопытство терзало: прежде ей казалось, что вода из крана — это совсем не та вольная стихия, что живет в морях и реках…Та или не та, но получалось, настоящий водник и в душе своего не упустит. Ну так ведь и Викис в закрытом помещении не только дышать может, но и с ветром говорить!

Вот так банальные, казалось бы, вещи становятся открытиями.

Новое знание позволило Викис выкладываться на полигоне без опасения провести остаток дня в желеобразном состоянии. Ну что сказать? Ей это пошло, несомненно, на пользу — и отдача на тренировках увеличилась, и резерв стал потихоньку расти.

Все это заставляло девушку задумываться: а ну как не было бы у нее стихии в друзьях? Так бы и осталась со своими страхами и ограничениями? Или 'око' умело заглядывать в будущее и предвидело такое развитие событий, отправляя ее на боевой факультет? Мысль о таком умном артефакте вызывала беспокойство, и Викис гнала ее от себя — все же для человека из ее мира это было… слишком.

С другой стороны, та же Кейра была нисколько не сильнее Викис магически, но выкладываться не боялась, как не стеснялась и переправляться в общежитие после тренировок обвисшей тряпочкой на руках у Лертина. Возможно, у Кейры имелись свои страхи и барьеры, которых она не рассказывала соседке… И даже скорее всего — у каждого свои тараканы в голове сидят. Вот Викис, оказывается, боялась быть слабой и беспомощной. И хорошо, что у нее есть ветер, который ее от этой слабости избавил, но и сильной себя возомнить не позволил: она же понимала, что чудесное восстановление — отнюдь не ее заслуга, так что никаких иллюзий не питала.

Просто, чтобы становиться сильнее, надо знать свои слабые места.

Придя к этой мысли, Викис стала немного иначе смотреть на своих друзей: вероятно, каждому из них приходилось бороться с чем-нибудь внутри себя, расти над собой. То, что раньше казалось просто громкими словами, теперь обретало смысл.

Вот и у Малены были свои страхи: она боялась, что навсегда потеряла отца. Под влиянием ушлой Вирины он уже давно начал отдаляться от дочери, а его слова и поступки выдавали в нем совсем не того человека, которого Малена знала с детства. Взять хотя бы эту глупую затею — вычислить и окрутить кого-нибудь из принцев. То, что он не хотел отпускать дочь от себя и отправлять в школу, странным Малене не казалось, но то, как он внезапно переменил свое решение… Отец никогда не кичился ни древностью рода, ни близостью к правящим кругам. У него было множество недостатков — и вспыльчивый характер, и излишняя жесткость к домашним, но тщеславие в этот набор никогда не входило. Теперь-то становилось понятно, что все это было тлетворным влиянием Вирины, которая не только втихаря напевала ему в уши подлые, корыстные песенки, но и не стеснялась опаивать опекуна, чтобы сделать его сговорчивей.

Обо всем этом Малена узнала на заседании суда, а потом рассказала Викис, которую в последнее время избрала своей наперсницей. Отец ее на суд воспитанницы не приехал, на письма дочери не отвечал, заставляя Малену тревожиться о его здоровье и обращаться к общим знакомым, чтобы навести о нем справки. Выяснялось, что он жив-здоров, только избегает любых контактов.

И вот наконец Малена получила долгожданное послание из дома и, прижимая к груди слегка измятые листки бумаги, ввалилась в гостиную боевиков, где в тот момент, как ни странно, сидела одна Викис.

— Он написал! — со слезами счастья на глазах воскликнула целительница.

— Здорово! — порадовалась за подругу Викис. — И что пишет?

— Ох… Все так непросто! — радость мгновенно слиняла с лица собеседницы, — Жалко его. Он верил Вирине — она была взрослая, благоразумная, вроде поддерживала его во всем… и он только потом, оглядываясь назад, понял, что все идеи и решения, в которых она его якобы поддерживала, ей и принадлежали. А противоположностью ей была я — юная, капризная, взбалмошная… Я и не знала, что он меня видел именно такой, — Малена всхлипнула.

Викис осторожно коснулась рукой ее плеча, погладила:

— Это не он тебя такой видел. Ему тебя такой показывали.

— Угу, — кивнула девушка, — он так и говорит: Вирина специально обращала его внимание на то… на то…