Запутавшись в плохо освещенных переходах и поняв, что заблудилась, Катерина уселась на широченный каменный подоконник, прислонясь пылающим затылком к холодной каменной кладке. Горькие слезы побежали по щекам. Сил сопротивляться обстоятельствам не осталось, а потому она самозабвенно выплакивала все свои обиды. Словно рачительная хозяйка, которая наводит порядок в шкафу, Катя вытаскивала все свои обиды, страхи и разочарования. Она мысленно перетряхивала их, рассматривая со всех сторон. Некоторые возвращала обратно, любовно поливая слезами, а другие выбрасывала, чувствуя, как на душе становится легче.

Старые обиды Китти на родителей и однокашников были отброшены. Взрослой женщине они были понятны, но не страшны. Эти чужие люди не могли затронуть или причинить боль Кате.

Дядюшка? Она с удивлением поняла, что в глубине души оправдывает его поступки. Глава рода просто не может поступать иначе. Все его действия направлены на усиление Глэйвов. Конечно, знай и люби, она Теодора прежде, сейчас чувствовала бы себя преданной и использованной, но весь фокус в том, что Катя, не успевшая врасти в жизнь Холодного мыса, пока еще имела возможность посмотреть на эту проблему со стороны.

Жених? Вот пожалуй единственный человек, вызывающий у нее стойкое отвращение. Слишком красивый, напыщенный, самовлюбленный, хамоватый — Катерина всегда сторонилась таких мужчин. Зачем он согласился на эту помолвку? Почему предпочел держать это событие в тайне от всех? Тут крылась какая-то загадка, и хоть Катя терпеть не могла всякие ребусы, именно этот ей предстоит разгадать.

Слезы как-то незаметно утихли, но девушка решила, что еще немного побудет здесь в тишине и одиночестве. Возможно тогда никто не заметит ни покрасневших глаз, ни опухшего носа…

— Эй, плакса! Успокоилась?

Катя вздрогнула от неожиданности и повернулась на голос. На нее смотрел, смеясь фамильными изумрудами глаз, Генри Глэйв. В академии он был одним из тех, кто громче всех радовался неудачам малышки Китти. Она постоянно терпела насмешки этих родовитых деток, слышала издевательский шепоток вслед, а бывало, получала упреки в незаконнорожденности и тупости прямо в лицо.

— Чего тебе? — Катя смотрела на высокого черноволосого юношу и находила, что он очень похож на отца.

— Решил помочь заблудившейся сестренке, — парень присел рядом, — и вывести тебя к людям.

— Думаешь, я тебе поверю? — девушка достала из-за манжеты носовой платок и попыталась привести себя в порядок. — Решил завести меня куда подальше и бросить?

— Я все-таки дворянин, — вскинулся он. — Мне невместно…

— Весь прошлый год это тебе не мешало во главе шайки своих подпевал травить меня.

— Я же не знал, что ты моя сестра, — Генри отвел глаза. — Прости…

— Я постараюсь, честно, — Катя заставила говорить с этим семнадцатилетним мальчиком, вежливо и спокойно. Может он и правда раскаивается да и вообще не стоит сразу настраивать против себя родственника. — А пока пойду…

— Подожди, — он вскочил, сразу же став выше Кати на целую голову. — Лучше посиди здесь, а я пришлю за тобой Лиззи. Увидимся позже, — рука парня легла на перила лестницы.

Сегодня меня все ругают. А первой начала Лиззи. Она пыталась робко и деликатно донести до меня мысль о том, что гулять в одиночестве по замку мне пока рано. Потом к ней подключился дядюшка, распекавший меня за обедом, его поддержал самовлюбленный индюк, усомнившийся в наличии у блондинок хотя бы зачатков интеллекта. Моложавая лэра, которую мне пока не представили, благосклонно кивала, слушая скотину Алекса, и разозлила меня настолько, что позабыв о решении помалкивать и косить под дуру, я поинтересовалась у дамочки, для чего она в таком случае осветляет волосы. Безымянная лэра взглядом расчленила меня, не забывая приторно улыбаться при этом. Да и пофиг, прорвемся, где наша не пропадала.

Только милаха Генри попытался сгладить ситуацию, вспомнив, что через несколько дней в Холодный мыс приедет его невеста, и выразил надежду, что мы с ней подружимся. Я конечно сомневаюсь, но чем черт не шутит, пока бог спит. Посмотрим, может и получится чего из этой затеи брата.

О чем я еще не писала? А! Вспомнила! Оказывается в замке существует довольно забавная традиция. После ужина домочадцы лэрда Глэйва собираются в большой гостиной и проводят вечера вместе. Все общаются, обсуждают события прожитого дня. Мужчины при этом пропускают чарку, другую, дамы рукодельничают.

Сегодня на меня косились, видите ли чтение не является достаточно аристократическим занятием для местных дам, а я, признаться, увлеклась. Книга оказалась замечательной. В ней простым языком рассказывалось о том, как можно зачаровать спицы, крючок или швейную иглу, приводились наглядные примеры и схемы. Очень, ну просто очень интересно!

Но тут дамам, как на грех, приспичило музицировать. Для начала они заставили исполнить какую-то веселенькую песенку юную дочь моей крашенной подруженции. Девица старательно голосила, бодро аккомпанируя себе на клавикордах. Ее хвалили.

Потом дошла очередь и до меня. Я спела им 'Ноченьку' акапелла. Ну а что такого? Они сами виноваты в конце концов! Пусть дядюшка с индюком осознают, насколько они меня обидели. Правда девушка эта в слезах выбежала из залы, а ее маменька оскорбленно поджимала губы…

Ах ты, ноченька,

Ночка темная,

Ночка темная,

Да ночь осенняя.

С кем я ноченьку,

С кем осеннюю,

С кем тоскливую

Коротать буду?

Нет ни батюшки,

Нет ни матушки,

Только есть один

Мил-сердечный друг.

Да и он со мной

Не в ладу живет,

Не в ладу живет,

Не в согласии.

Индюк выглядел очень задумчивым, и пусть его.

Это утро как и все предыдущие в вотчине лэрда Глэйва началось для Кати с визита горничной. Бодрая Лиззи сновала по комнатам и, напевая, успела сварить кофе, приготовить наряд для своей лэри и застелить постель, пока сонная Катерина пыталась взбодриться, умываясь холодной водой.

Она усадила зевающую хозяйку перед зеркалом и занялась ее прической.

— Ну, рассказывай уже, — Катерина посмотрела на девушку. — Я же вижу, что тебе не терпится.

— Все только и говорят о том, какой у лэри голос, — Лиззи сияла как солнышко. — Марк, уж на что служака старый, а и то прослезился когда вас слушал! — камеристка с такой гордостью посмотрела на свою госпожу, словно вокальные успехи Кати были ее личным достижением.

— Да ладно тебе.

— Прежде-то считалось, что лучше Мелани Нарент только соловьи поют, а рядом с моей лэри, она как ворона каркает.

— О ком это ты? — Катя заинтересованно взглянула на Лиззи.

— О дочке лэры Нарент, той девушке, которая из залы вчера убежала, — и, видя, что ее не понимают, склонилась ближе к Катерине и зашептала. — Лэри Милли, дочь той самой крашенной дамы. Кстати, зря вы так прямо в лицо ей высказались-то…

— Да какая разница, — Катерина махнула рукой, — если и на простое пение такая бурная реакция…

— Ничего-то вы у нас не знаете… Эх… Лэра Лидия Нарент после смерти мужа вместе с дочкой поселилась в замке. Она и лэрд Глэйв… — Лиззи сделала страшные глаза.

— Ну и что?

— А то, — поджала губы камеристка, с неудовольствием глядя на свою непонятливую госпожу, — очень уж лэра хочет хозяйкой Холодного мыса стать. Да только у нее ничего не получается. Вот и решила она через дочку действовать. Любыми путями добивается, чтобы в Милли влюбился братец ваш. Дочку она превозносит до небес, и самая красивая она, и самая талантливая, и самая умная…

— Постой, но у Генри невеста кажется есть…

— По чести сказать, лэри, не нужна ему ни наша красавица записная, ни невеста, папенькой сосватанная! — Лиззи закончила с прической. — Только я вам ничего не говорила, — спохватилась она.