Не могу сказать, как долго Пакс держит меня в своих руках, могу только сказать, что этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. В конце концов, мой желудок забурчал.
Не хотела нарушать тишину, но сделала это. Мы не могли прятаться так вечно. Ничто не вечно.
— Который час? — шепчу я. Мой голос охрип от слез.
— Полночь.
Полночь. Пакс привез меня сюда прошлой ночью. Значит я пробыла с ним уже день и ночь. Инстинктивно обнимаю его сильнее. Не хочу уходить. Не хочу, чтобы он бросал меня. Но разве у меня есть выбор? Он заслуживает большего, чем я. Он заслуживает большего, чем мое прошлое.
— Можешь отвезти меня домой? — шепчу я.
Он напрягается.
— Как пожелаешь, — наконец отвечает он.
Кусаю свою губу, пока не чувствую кровь, но боль не настолько мучительная, как то, что я собираюсь сказать.
— Мне так жаль, Пакс, — тихо начинаю я. Мое сердце в этот момент разбивается снова и снова. — Мне так жаль за то, что я сделала. Понимаю, почему ты не хочешь быть со мной...
— Подожди, — прерывает он. — Стой. Что ты сказала?
Не могу смотреть на него, и вместо этого смотрю ему на грудь. Почему это так тяжело? Почему любовь – это так больно?
— Я преступница. Я делала ужасные вещи. Я...
— Ты сделала то, что считала правильным, — снова прерывает он меня. В этот раз его голос охрипший, будто он злится. Или грустит. Может и то и другое.
— Ты смелая, Джулс. — Он сжимает свои руки вокруг меня.
Смелая? Хотеть кого-то убить – это смелость? Тайком залезть на частную территорию посреди ночи – это смелость? Трясу головой и открываю рот, чтобы поправить его.
— Стоп. — Он мягко предупреждает меня, прежде чем я начну говорить. — Вижу все твои мысли у тебя на лице. Просто... стоп. Пожалуйста.
Я закрываю рот. Позволяю ему держать меня. Укачивать меня, пока не начинаю дремать. Я почти сплю.
— Я подумал, мы должны рассказать все моему дяде.
Сначала думаю, что мне это показалось.
— Ч...что? — переспрашиваю в тишине. — Ты что-то сказал?
— Мой дядя. — Я слышу, как он глотает. — Мой дядя капитан полиции в соседнем участке. У него есть связи с ФБР. Если Гонзалес – наркобарон и продает наркотики на территории страны, то это становится национальной проблемой, а не местной. Он может помочь нам.
— Пакс, нет. — Трясу головой. — Я не могу. Ты не можешь. Мы не можем. Я ужасный человек. Я...
— Я убил своих родителей.
Ожидала, что Пакс скажет что угодно, но этого я точно не ожидала. Этого шока достаточно, чтобы оттолкнуть мои мучительные мысли. Концентрируюсь на нем. Пакс убирает прядь волос с моего лица. В его глазах печаль.
— Мой психолог сказал мне, чтобы я не говорил этого, но это правда. Я не люблю лгать себе. — Он делает глубокий вздох. Я наблюдаю, как его взгляд становится более размытым и понимаю, что он меня больше не видит. Он видит свои воспоминания.
— Это случилось два года назад. Я был с Кейдом и остальными ребятами, мы праздновали окончание весеннего семестра. Выпил пива, один или два стакана. Чувствовал себя нормально. Выпивал больше, чем это и раньше и чувствовал себя нормально. Мне позвонил папа и сказал, что их машина не работает. Он спрашивал, могу ли я приехать и завести ее. — Пакс обхватывает руками мои плечи. — Я оставил своих друзей и поехал к ним. Было темно и штормило. Увидел их на обочине дороги и съехал. Пытался завести их машину, но она не заработала. Мы предположили, что проблема с мотором и я решил отвезти их домой.
Внимательно слушаю, что он говорит, боюсь, что знаю, как закончится эта история.
— Мало кто из людей это знает, но мои родители много ругались. С момента, как начал жить в кампусе, я видел их редко, но когда видел, они постоянно ссорились. Людям нравится вспоминать их как красивую любящую пару, но это не правда... не до конца.
Я целую его в щеку, мое сердце хаотично бьется.
— Этой ночью они делали то, чего я ожидал от них – ругались. По-моему, они огрызались друг с другом по поводу нашей собаки. О том, что кто-то из них дал что-то собаке, и теперь она больна, о чем-то таком незначительном. Это все больше возрастало, они все больше кричали друг на друга. Обычно я очень терпеливый и спокойный, но алкоголь, соединенный с моим расстройством, сделали меня раздражительнее, чем обычно. Я повернулся назад, чтобы огрызнуться, сказать, что устал от всего этого. Просто устал от этого. Сказать им повзрослеть и играть по-взрослому, — его голос оборвался на секунду, но знаю, что случится дальше.
— Это было всего десять секунд, а может даже меньше. Я снова повернулся вперед, когда увидел яркие огни грузовика. Не смог остановится вовремя. Он уже был напротив нас. Копы сказали, что машина перевернулась пять раз, прежде чем мы, наконец, приземлились. Девушка, которая нас видела, остановилась и набрала 911. Я был без сознания, когда мы приземлились. Помню, что было очень много боли. Мне казалось, что мои ноги горят, но я не мог пошевелить ими. Не мог пошевелить ни одной частью моего тела. Я даже не мог говорить. Было очень тяжело дышать, но девушка, которая вызвала копов подошла ко мне. Она держала меня за руку, разговаривала со мной и поддерживала меня, пока не прибыла скорая.
Пакс настолько сильно сжимает меня руками, что начинаю задыхаться.
— Копы сказали, что водитель грузовика был пьяный. Они сказали, что это не была моя вина. Это была вина водителя грузовика, сказали они. Но, правда, в том, что, если бы не повернулся, чтобы накричать на родителей, я бы его увидел. Мог спасти нас. Но я не сделал этого. Позволил своим эмоциям взять верх, и мои родители поплатились за это, — его голос оборвался. — Они умерли мгновенно, Джулс. Они не мучались. Но последнее, что они слышали от своего единственного ребенка — это повзрослейте.
Чувствую, что-то мокрое касается моей головы.
— Я миллион раз прокручивал то, что случилось в голове, Джулс. Мечтал, чтобы все было по-другому. Иногда даже хотел, чтобы тогда кто-нибудь другой поднял телефон и отвез их домой. И если это все-таки была их судьба – умереть той ночью, то последним словом, которое они услышали не было бы – повзрослейте. Это было бы что-то лучше. Что-то правильное...
— О, Пакс, — шепчу я, обнимая его так же крепко, как и он меня. Мое сердце сжимается, будто его заключили в тиски. Чувствую его боль. Мне больно видеть его таким, так больно, что внутри меня что-то ломается.
Разумная часть меня знала, что Пакс не идеальный. Никто не идеален. Я никогда не думала об этом. Никогда не думала, что в нем так много страдания и так много вины. Может в этом и разница между мной и ним. Я похоронила всю тьму внутри себя, позволила ей портить себя, пока не стала ничтожней, чем хотела. Пакс использовал свою боль на что-то хорошее. Он не пытался убежать от нее, как это сделала я.
В тысячный раз подумала о том, какой же Пакс хороший человек. Поцеловала его в губы. Хотела забрать всю его боль так же, как и он забрал мою. Высосать всю его тьму и похоронить внутри себя. Такие непорочные люди не должны страдать. Я продолжала его целовать и взобралась на него. Хочу, чтобы он получил всю поддержку, которую может оказать мое маленькое тело. Чтобы он взял все хорошее, что есть во мне, и добавил к своему.
Крепко обнимаю его, поддерживая, когда его тело начинает трястись. Шепчу о своей любви ему на ушко. Шепчу, надеясь, что она впитается порами и останется в его сердце.
— Я с тобой. — Я шепчу ему свое обещание такое же, какое и он пообещал мне.
Целую его и любовь между нами нарастает. Это кажется таким естественным, когда он целует мое тело, а я своим ртом забираю все его недостатки. Мне нужно, чтобы он делал это, чтобы вспомнить, что я важнее, чем мое прошлое.
Ему тоже нужно кое-что от меня. Прощение. Сознание того, что два неидеальных человека могут сделать что-то вместе. Долгое время я не была уверена возможно ли это, но сегодня верю. Хочу, чтобы и он тоже верил в это. Прикасаюсь к нему так же, как и он ко мне. Сцеловываю его слезы так же, как и он мои. Когда он твердый и готовый, скольжу по нему. Я хочу, чтобы он растворился во мне, чтобы он все забыл.
