— Ведь эти улипки хотели нас убить. Меня особенно. У них, конечно, не вышло. И мы можем убить их. Но это же будет неправильно, так? Надо убить причину. А их — вернуть в общество. Ты же сам это понял, Гиди. Так ведь, Гиди?

— Да, — с каким-то трудом ответил Гиди, — именно это я и сказал.

— Так и надо. А ты что умолк, Хорда?

— Он не омар, — возразил Тави.

— Да заткнись уже, улипа, заткнись! — заорал Гиди и нанес ему пару неприцельных ударов ногой. — Никто тебя не спрашивал.

— …человек, — силясь подняться, запротестовал Тави.

— Ты же хотел убить омара, Гиди, — продолжая давить Ашайту ногой, сказал Круна. — Ну так вот она, твоя цель. Хватит бить этих улипок. Давай, покажи, что ты мужик.

Хинта пружиной рванулся вверх. Ресурсов его избитого тела хватило на то, чтобы обхватить Круну за пояс и сбросить того с брата. Они вместе рухнули на кучу мусора.

— Я тебя все равно убью, — прохрипел Хинта. В безумии последнего усилия он пополз по извивающемуся, отбивающемуся телу более крупного врага. Круна нашарил на полу обрывок цепи и начал ожесточенно стегать им Хинту по голове и плечам. Мальчик немного ослаб, но все равно продолжал. Он превратился в автомат, в машину смерти. Его руки с новой силой вцепились в трубки маски Круны, он подтянулся, и вот они уже смотрели друг другу глаза в глаза. Круна захлестнул цепь вокруг кулака, ударил и разбил проектор защитного поля на шлеме Хинты. Однако это сыграло не в его пользу — в момент разгерметизации поток воздуха, вырвавшегося из шлема Хинты, попал самому же Круне в лицо. Он на мгновение ослеп, растерялся, и Хинта вырвал цепь у него из рук. Сам Хинта уже плохо соображал и не догадался, как можно использовать это оружие, а потому просто отшвырнул его прочь. Теперь они боролись руками в тщетной попытке сорвать друг с друга жизненно необходимое снаряжение. Круна был сильнее, но Хинта сидел на нем верхом, и дрался не за одного себя, но и за брата.

Неизвестно, чем могла бы закончиться их игра в перетягивание дыхательных масок. Но Круну опять спас другой человек. На этот раз это был Гиди — он рывком сдернул Хинту со своего друга. Хинта упал на подвернутую ногу и сразу попытался встать, но Гиди прижал его к полу, борцовским захватом закручивая ему руки за спину. Хинта, который был в меньшей весовой категории, оказался совершенно беспомощен под более крупным противником. Выворачиваясь, с запрокинутой назад головой, он мог видеть все поле битвы. Бледный свет; ржавый металл; горы рваных пищевых пакетов с текущей из них слизью; два робоослика, качающих сенсорами; пыль; снег. Тави стоял на коленях, а Хорда обхватил его сзади за шею и душил, не давая вырваться. Хинта видел брата, безвольно раскинувшегося на полу; видел, как Круна сидит среди разбросанного хлама, поправляя свою истерзанную дыхательную маску.

— Мы держим их, — сказал Гиди над ухом Хинты. — Мы победили.

Круна попытался встать, но это уже было ему не по силам, и он медленно, с расторопностью древнего ужаса, пополз на четвереньках к Ашайте. Он больше не убеждал других, чтобы те совершили убийство; теперь он взял эту миссию на себя.

— Вот и держите их, — бормотал он, — а я сделаю дело. Сделаю самое трудное… Это будет больно… Больно для тебя, Хин. Но когда мы закончим, ты поймешь, как это было нужно. Как он мешал тебе. Как искажал все в тебе. Всю твою жизнь. Этот маленький омар — нарушение порядка.

Хинта услышал собственное частое дыхание, стук сердца, рвущийся крик. И Тави тоже кричал, кричал и кричал «нет»; у него осталось одно-единственное слово, полное отрицание происходящего. Но как бы Хинта и Тави ни сопротивлялись, у них уже не было возможности победить в этой борьбе. Круна дополз до Ашайты, обхватил руками его шею. Его пальцы ненадолго запутались в застежках незнакомой конструкции. Но дело было не только в застежках. Круна медлил. Он ощутил под своими ладонями маленькое, но бесконечно живое тело, и замер над ним. Ему стало страшно. Это был другой страх, не тот, который он испытывал, когда убивали его. Теперь убивал он. Он знал, что все еще может сделать другой выбор, может признать в Ашайте человека. Но это бы означало отречение от многих своих слов и дел, а Круна боялся потерять лицо в глазах товарищей. Поэтому он снял с Ашайты шлем.

Поначалу мальчик как будто не отреагировал на это событие. Его личико бледнело в полутьме, глаза были широко открыты. Еще мгновение Ашайта смотрел вверх, на прореху в крыше, а потом, внезапно, перевел ясный взгляд на лицо Круны. Эти глаза загипнотизировали Круну невозможной смесью интереса, удивления и сострадания. Малыш протянул свои руки к большому парню, словно хотел его обнять. В эту минуту Ашайта видел, как по лицу его убийцы ползет острый и страшный фиолетовый шрам. Ашайта тянулся вверх, потому что хотел снять, убрать этот уродливый зигзаг, поиграть с ним — и, в то же время, вылечить Круну.

— Нет, — сказал Круна, — нет, не надо, не тяни ко мне свои руки. Закрой глаза. Умри. — Но он был не в силах еще что-то сделать, как-то ускорить процесс. Он застыл и смотрел, а Ашайта тянулся к нему снизу. Тави и Хинта перестали кричать. Далеко-далеко шумела канонада, и еще цепи тихо звенели во тьме, соударяясь друг с другом и со стенами ангара.

— Если он и правда омар, его это не убьет, — подал голос Гиди.

Круна импульсивно вскочил и отступил от своей жертвы на два шага, словно боялся какой-то непонятной мести. Ашайта потянулся вслед за ним, почти сел — но тут же снова упал на спину. Его рот широко открылся. Он начал дергаться, слабо закашлялся, слюна смешалась с кровью; потом он откинулся назад и умер. Его глаза снова смотрели в небо. В последнее мгновение они исполнились выражением счастливого удивления. А потом относительную тишину ангара прорезал дикий, скорбный вой Хинты.

Гиди отпустил Хинту. Хорда отпустил Тави. Все они — и победители, и побежденные — вдруг лишились сил и утратили всякую мотивацию для продолжения драки. Все они переживали потрясение, хотя и разное. Хинта дополз до брата и уткнулся головой ему в грудь. Он не плакал, но дважды снова начинал кричать. Все остальные по большей части молчали. Хорда громко шмыгал носом.

— Ну вот, мы это сделали, — неуверенно констатировал Гиди.

— Да, — пьяным голосом ответил Круна.

Тави остался стоять на коленях. Сам того не замечая, он молитвенно стиснул руки на груди. Но его поза не была молитвенной; он весь как-то перекосился, сдвинулся, криво наклонился в сторону, словно из него вынули позвоночник.

У Хинты внутри было темно. И только лицо брата светилось в этой темноте. Он не видел ничего, кроме этого лица. Мир был стерт, разрушен, выжжен. Прошлое и будущее исчезли. Вещи лишились смысла. Звезды погасли. Ветер стих. Экватор остыл. Боги умерли. Сияющий первоисточник жизни задохнулся во мраке. Герои распались в прах. Могилы их были осквернены и преданы забвению. Аджелика Рахна был просто куском металла — таким же, как омары. А люди были просто кусками плоти. Тысяча кровоточащих тел ползла в ад. Тысяча злых душ летела в черную дыру. Бессмысленный кровожадный хохот наполнял вселенную.

— Хинта, — охрипшим, несуществующим голосом позвал Тави. Хинта не ответил, но Тави все равно продолжал говорить. — Огонь и лед сейчас вокруг него, и металл, и зло. Так пусть они не следуют за ним на ту сторону. Он был светлейшим существом, которое жило во вселенной. Так пусть его путь будет светлейшим, самым быстрым и легким.

Раздался стук. Тави поднял голову и увидел, что Круна бьет себя кулаком в грудь — мерные, сильные удары. Что Круна хотел этим сказать? Выражал ли он протест против слов Тави? Уже никто этого не узнал, потому что одновременно с его ударами появился еще один звук — шорох, скрип и скрежет — где-то наверху.

— Что это? — запрокинув голову, плаксиво спросил Хорда.

— Оно над нами, — испуганным шепотом ответил Гиди. — Оно пробирается по крыше, прямо там.