Они поужинали втроем. Фирхайф вернулся совсем поздно, когда Лика уже ушла. Он рассказал, что Киртаса сделал все очень грамотно: руины теплиц за четыре часа работы окружили забором, людям сказали, что там опасность оползней, а на охрану территории поставили помощника шерифа с группой очень надежных, не болтливых людей.

— У Киртасы простой план. Он думает, что чем бы там оно ни было, его стоит просто засыпать песком, а сверху завалить камнями и залить парапластиком. В мистику наш шериф не верит, хоть я и видел, что ему там не по себе. Я обещал ему, что Ивара проконсультирует его как геолог.

Этот результат показался Хинте успокаивающим. Особенно он порадовался, что не стал ничего говорить про пугающий разлом матери — эта новость не должна была покидать узкий круг.

Когда он уже отходил ко сну, брат задал ему вопрос.

— А озно е лать а-аджелика?

— Он очень хрупкий и сломанный. Но думаю, да — он создан, чтобы ты с ним играл. Только не завтра и, наверное, вообще не сразу. Мы подумаем, как это можно устроить.

Младший издал удовлетворенный звук, и они оба уснули. А потом была ночь, и Фирхайф впервые за все это время не кричал от ужаса.

Уже на следующее утро после того, как они впервые увидели Аджелика Рахна, Тави заявил, что они должны его починить.

— Помнишь, — спросил он, — зачем ты пошел в разрушенную теплицу своей семьи? Ты сказал, что тебе нужно занять руки каким-нибудь делом. Возможно, твое желание исполнилось. У нас теперь есть предмет, который нуждается в ремонте.

Хинта посмотрел на него, как на сумасшедшего. Они были у Фирхайфа, сидели на кухне за столом со сладостями.

— Если я правильно тебя понял, ты имеешь в виду Аджелика Рахна.

— «Он еще живой». Так Эдра Брада сказал Фирхайфу, когда отдавал его. Я не знаю, умирают ли Аджелика Рахна. Возможно, да. А возможно, это нельзя назвать смертью. Но в любом случае, они болеют не как люди. У механического народца механические болезни. Если ты роботехник, ты должен найти какой-то способ ему помочь.

— Я школьник из захолустного селения на окраинах ойкумены! Иджи — единственный робо, в котором я разбираюсь, и даже в нем я разобрался не до конца. Есть виды ремонта, которые я могу сделать только по инструкции. Да я в шпаргалку заглядываю, когда чищу ему сервоприводы ног! А есть такие блоки в Иджи, особенно на его системных платах, которые я не могу ремонтировать сам. Если они ломаются, я меняю их целиком. И самый сложный из этих блоков — в сто раз проще, чем одна пластинка изнутри Аджелика Рахна. Это работа для тех мастеров литской ойкумены, которые копируют великую древнюю технику — такую, как Вечные Компасы. Быть может, Кири Салана — гениальный роботехник из команды Ивары — сумел бы это сделать. Но не я.

— Хинта, мы теперь команда Ивары. Я это чувствую. Я это вижу. Я это знаю. Аджелика Рахна в наших руках. И если хоть немного верить в судьбу, то он у нас не просто так. Мы не можем отправить его лучшим мастерам литской ойкумены. У нас есть только мы сами — и он. А значит, ты это сделаешь.

Хинта не нашелся с ответом.

— Посмотри на меня, — сказал Тави. — Вспомни, как мало у меня времени. Если Джифой захочет меня забрать, я уже не смогу быть с тобой и Иварой. Я хочу увидеть чудо. Я хочу увидеть, как Аджелика Рахна откроет глаза, шевельнется, заговорит с нами. С ним все может открыться до конца. Да, мы не в силах восстановить его по-настоящему. Но ты можешь хотя бы дать ему энергию, питание. Ведь если он — отчасти робо, то ему нужно заряжать свои батареи, как это делает Иджи. Я думал об этом всю ночь.

Идея Тави поразила Хинту своей очевидностью. Действительно, не надо было быть роботехником, чтобы понимать, насколько любой робо нуждается в энергии. Но все же у него нашлось возражение.

— Вечные Компасы устроены иначе, им хватает энергии самой планеты. Они измеряют ее и ею же живут, без всяких батарей. Что, если Аджелика Рахна такой же? Что, если я уничтожу в нем какую-то важную часть, подав туда слишком высокое напряжение?

— Тебе не обязательно мучить его самого. Ты можешь подбирать напряжение к его отломанной ноге. И если она не сгорит и шевельнется, то потом ты оживишь его целиком! Но только ты можешь найти, куда там совать проводки. Я в этом не понимаю.

— Ивара и Фирхайф тоже могут.

— Тогда работайте вместе. Но они взрослые, и у них есть другие дела. Фирхайф водит тихоходный. Ивара после событий прошлого дня найдет множество тем для исследования. Не говоря уже о том, что он сейчас психологически надломлен. Он впервые за годы узнал что-то по-настоящему важное о судьбе своих друзей. Только ты сейчас можешь отдать все свое время исключительно Аджелика Рахна.

Так он убедил Хинту, и уже через несколько часов тот забрал человечка из ячейки хранения, принес его домой к Фирхайфу и начал с новым энтузиазмом рассматривать его схемы. Он не понимал, для чего те или иные из них предназначены, но, изучая их под лупой, нашел паттерны. Как и в любом устройстве, там встречались одинаковые детали, были контакты и соединительные линии — все, из чего состоит любая печатная плата.

— Он был у тебя годы. Ты пытался с ним что-нибудь сделать? — спросил Хинта Фирхайфа, когда тот вернулся вечером домой.

— Что, например?

— Починить.

— Нет, — опешил старик. — Я, конечно разбираюсь в технике, но эта вещь… Наверное, она будет слишком сложной почти для всех.

— Тави предложил найти его батареи и зарядить их. Мне показалось, что есть смысл попробовать.

— Возможно.

— Но неужели за все это время ты сам об этом не подумал?

Фирхайф сел рядом с ним.

— Нет. Послушай, Хинхан, я ничего о нем не думал. И ничего с ним не делал.

— Ты даже не стер с него пыль.

— Да. Я не сделал даже этого.

— Ты боялся его?

— Вначале я боялся всего. Потом перестал. Но главное отношение к нему у меня не изменилось. Я не чувствовал, что он мой. Я был лишь хранителем. Верным, но временным хранителем. Я не обладал правом вмешиваться во что-либо. Раз в год, не чаще, я разворачивал его, смотрел. Он не менялся. Я заворачивал его и бережно возвращал в ячейку. Я даже не думал чинить или подзаряжать его. Я понимал, что это дело для кого-то другого — для того, кому он по-настоящему станет принадлежать. Если это Ивара, пусть так. Если он скажет, что человечек должен быть оживлен — пытайтесь. Я даже готов помочь. Теперь, когда я не единственный хранитель, я готов помочь.

На следующий день они созвали общий совет: Хинта, Ашайта, Тави, Ивара и Фирхайф.

— Теперь мы закрытый клуб, не так ли? — сказал Тави.

— Да, — ответил Ивара. — Как это ни печально, но мы уже заняты тем, что создаем и храним тайны, которыми делимся только между собой.

— А почему это печально? — не понял Хинта.

— Потому что на всю ойкумену может быть только один закрытый клуб, в котором относительно комфортно находиться. Это клуб элиты. Мой предыдущий закрытый клуб мертв — в буквальном смысле, потому что половина его участников погибла. А другая половина предала первую, чтобы, в конечном итоге, принести их тайны в главный закрытый клуб ойкумены. И я молюсь, чтобы наш маленький круг не стал кругом смерти. Мы должны понимать, как мало у нас ресурсов, какое бесценное знание попало к нам в руки. И как много вокруг людей, которым легко отнять его у нас. И еще они могут отнять нас друг у друга. На мне вина, что я несу эту большую игру с собой; все, кто мне дорог, даже те, кого я просто знаю, оказываются втянуты в нее. Ну и, кроме того, закрытые клубы — это вообще плохая вещь. Они слишком похожи на сообщества преступников. Они уязвимы для предательства. Сама структура подобных сообществ вынуждает их членов лгать. Я бы предпочел, чтобы можно было открыто говорить обо всем, что мы делаем, чтобы все вокруг знали, кто я, и мою историю. Но это невозможно по ряду причин. Остается лишь надеяться, что наша работа увенчается успехом, и я сумею так передать ее университету Кафтала, чтобы она сразу стала всеобщим достоянием. Но пока мы не закончили, пока нет ясных результатов, мы очень одиноки и уязвимы.