Под мягкими ветвями стало темно.

***

       Ночной морозный воздух осторожно вползал в комнату через щель в ставнях, стелился по полу. Йен чувствовал его: одну руку он забросил за голову, вторую — свесил с кровати, держал над полом и бездумно перебирал между пальцами носящийся по полу легкий ветерок.

       Здесь, в предгорьях, он еще мелкий, не такой, как в Дааре. Здесь и сам Йен — мелкий, слабый. Наверное, чтобы заново обрести свою сущность, нужно оказаться там. Лучше — где-нибудь у подножья Гъярнорру.

       А еще нужно обязательно поговорить с тем, кто знает об этой сущности больше, чем он сам. Просто чтобы понимать пределы. Если они есть, эти пределы. Пока же Йену казалось, что он и с ветром справится, что с этим, мелким, что с могучим, горным. Просто нужно понять, как…

       В дверь осторожно постучали. Йен ничего не сказал, но дверь все равно открылась, и Мышка заглянула в комнату.

       — Не спишь? — спросила шепотом.

       — Не сплю, — обреченно ответил Йен, сел на кровати и подумал, что правильно он спрятал обувь. Как знал!

       Впрочем, он знал. Просто себе не признавался, что знает. Он потому, кажется, и не спал, хотя стоило бы, хотя собирался.

       Мышка уверенно шагнула в комнату, прикрыла дверь, решительно подошла, так же решительно села рядом, даже ладонями по коленям хлопнула. Заглянула в глаза и очень серьезно спросила:

       — Что с тобой?

       “С чего бы начать…” — подумал Йен.

       — Я видела твои глаза сегодня, — объяснила Мышка, не давая времени начать. — Я видела тебя. Ты… другой.

       — Понравился? — широко заулыбался Йен.

       — Нет, — твердо ответила она.

       — Неожиданно, — хмыкнул Йен. — Зато честно. Раз не понравился — чего пришла?

       Мышка помолчала, будто искала нужные слова. Йен не торопил, не подсказывал. Наверное, впервые в жизни оставил возникшую в разговоре паузу незаполненной.

       Мышка наконец вздохнула и заговорила серьезно, твердо. Наверное, так говорят с малыми детьми, когда пытаются научить их жизни. Кажется, когда-то так говорил Дэшон. Впрочем, это было давно. И Йен, как обычно, не слушал.

       — Мне кажется, с тобой что-то происходит, — сказала она. — Тебе от чего-то больно. Или на кого-то злишься. Или всё сразу. Я не знаю, что с тобой случилось, но вижу: что-то не так.

       Йен хмыкнул и заговорщицки подмигнул:

       — Милая, у меня всегда все не так. Если у меня вдруг все будет так, значит, день выдался неудачный. Ты же не забыла, да? — и страшным шепотом напомнил. — Я — оборотень!

       — Насколько ты опасен? — она оставалась серьезной. — Насколько можешь совладать с собой?

       — А-а, — понимающе протянул он. — Переживаешь, что я тут всех покусаю?

       — А ты можешь?

       — Если будешь и дальше кормить вот этой гадостью… — кивнул на тарелку с засохшими остатками варева, — то все может быть…

       — Я серьезно! — сердито перебила она. — Тут мои люди. И мои животные. Сегодня днем ты напугал их.

       — Животных или людей? — деловито уточнил Йен.

       — Хватит! — потребовала она, а темные глаза гневно блеснули. — Я вижу, что ты злишься. Я вижу, что злишься сильно. И не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Если не возьмешь себя в руки…

       — То что? — теперь перебил он. Ну вот, добилась своего: он и впрямь начал злиться. Прищурился и уточнил, безуспешно пытаясь сдержать сквозящее в голосе презрение. — Чем именно ты пришла мне угрожать, милая?

       — Да я не угрожать пришла! — возмутилась она в ответ. — Поговорить! Чего ты злишься? На кого? Что с тобой случилось? Если рассказать станет легче!

       Йен устало прикрыл глаза.

       “На кого? — мысленно переспросил. — Это самое обидное в истории, милая. Что нет никого. И меня нет. Есть страшный злой Зверь, которого очень, очень опасно раздражать”.

       Нет, нельзя. Не сейчас.

       “Раз, — подумал он. — Два… Три… ”

       Считать до десяти помогает всем или только Рэю? Может, ему помогает, потому что он дурак, и ему нужно сосредоточиться, вспоминая цифры? Потому что Йену сейчас — ну никак не легче.

       “Четыре… Пять…”

       Нет, к черту!

       — Давай потом поговорим, а? — попросил Йен и поднял взгляд на нее. — Сейчас мне нужно отдохнуть.

       Ее глаза влажно блестели, губы — упрямо сжала. Дышала ровно, легко, разве что — чуть громче, чем нужно. Или просто вокруг было слишком тихо, потому Йен слышал ее дыхание.

       — Ты не отдохнешь, — покачала головой Мышка. — В тебе столько злости, что не отдохнешь. Она будет пожирать тебя изнутри…

       — Подавится, — пожал плечами Йен. Прищурился и уточнил. — Или ты хочешь помочь с отдыхом? Потому что есть один способ…

       Рванул ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Она, как ни странно, не противилась, не вырывалась. Наоборот — ответила на поцелуй с готовностью, обхватила свободной рукой за шею, придвинулась так близко, что он почувствовал тепло ее тела. Она была теплой, мягкой, податливой. Нежной.

       Йен оттолкнул ее и сердито спросил:

       — С ума сошла?!

       — Я?! — Мышка снова возмутилась и ударила его кулаком в грудь. — Ты первый начал!

       — А ты так легко согласилась!

       — Да чтоб тебя! — ругнулась она и вскочила. Теперь темные глаза метали молнии. — Ты будешь меня в этом обвинять?!

       Йен сдержал ухмылку.

       “Скажи про обувь! — вспомнил вдруг. — Скажи сейчас про обувь, она и так уже злая, злее не будет…”

       — Я ждала тебя! — выкрикнула тем временем Мышка, сердито выкрикнула, но голос опасно зазвенел — словно вот-вот разрыдается. — Я помнила тебя! Все это время я тебя помнила! А теперь, когда ты пришел, я не понимаю, чего ты хочешь! Ты говорил, со мной нужно провести ночь…

       Она задохнулась, сама себя оборвала на полуслове, но продолжила испепелять взглядом. И только после нескольких вдохов и выдохов договорила:

       — Так вот она. Ночь.

       — Мы-ышка… — мягко, насмешливо протянул Йен.