Дэшон тяжело вздохнул, но теперь даже не попытался возразить: ни словом, ни взглядом, ни жестом.

       — Я знаю, ты тоже всегда претендуешь на роль голоса разума, — Рэй снова заговорил мягче. — Но сейчас мне нужен очень злой голос разума. Сначала мы вместе победим врагов. Потом будем воевать друг с другом.

       Дэшон долго молчал, потом задумчиво хмыкнул:

       — И ты совершенно уверен в том, что он не рассматривает возможность убрать тебя? Заменить? Может, как раз сейчас он готовит стратегический план, при котором тебя уберут — и ничего не развалится.

       — Тогда Даар выстоит, — Рэй развел руками, — со мной или без меня. А это главное.

       — Не это главное, — тоскливо протянул Дэшон.

       — Я сейчас выгоню тебя в сад, — холодно ответил Рэй.

       Дэшон покосился с тем легким удивлением, которое все чаще проскальзывало в его взгляде в последнее время.

       — Никогда бы не подумал, что именно ты будешь себя так вести, — напомнил он. — И что именно с тобой будет такая проблема: разобрать, когда ты шутишь, а когда угрожаешь всерьез.

       — Сейчас — угрожаю, — Рэй снова расслаблено откинулся назад, во второй раз пропустив мимо ушей "именно ты". Он понимал, о чем говорит Дэшон. Дэшон боится, что Рэй станет похожим на Йена. Понимал и то, что это — не самый плохой вариант сейчас. Только надо бы еще злее. Еще опаснее...

       Но объяснять это Дэшону — ну его! И так уже слишком много объяснял. Да и тот наконец замолчал. Не спорил с ним больше. Кажется, Рэй донес все-таки до него свою мысль. Хорошо бы, потому что только споров ему сейчас не хватало. Нет уж, хватит споров. Да и есть ли в них смысл?

       Рэй принял решение.

       Остальным придется принять его.

       Он, в конце концов, принц Даара. В нынешней ситуации — как там сказал Дэшон? — “этого должно быть достаточно”.

***

       Дэшон вздохнул.

       Рэй не просто нервничал — он был на грани.

       А Дэшон и забыл, что мальчик совершенно не тот, кем кажется. Это у них семейное, ага. И сейчас, когда ситуация накалилась до предела, когда Даарена не было рядом, Рэй соскальзывал в то состояние, которое никогда не позволил бы себе при отце — становился все больше похожим на Йена.

       И даже в какой-то мере пытался переплюнуть. Йен ведь, каким его помнил Дэшон, не имел никакой власти и чудил почти что безвредно для окружающих. Рэй же сейчас — он прав — единственный, на ком держится Даар. И ему никак нельзя пошатнуться — Даар рухнет.

       Но черт с ним, с Дааром, ребенка жалко — ведь погребет и его под собой.

       “А хорошо Рен тогда придумал — закрыть тебя в подвале...” — мечтательно подумал Дэшон.

       В дверь осторожно ударили дважды.

       Рэй пристально глянул на Дэшона и многозначительно кивнул в сторону двери: мол, вот так надо входить. Дэшон демонстративно закатил глаза к потолку, потом тоже кивнул на дверь: ну впускай уже своего правильного визитера.

       — Войди! — громко приказал Рэй и снова сделался, всего на мгновение, похожим на отца. Он перенял его умение отдавать приказы. Осталась самая малость: научиться отдавать правильные.

       Риирдал шагнул в комнату, замер на пороге, коротко, но уважительно поклонился. Дэшон поднялся, ответил на поклон, Рэй кивнул в ответ, указал на место по левую руку. Риирдал молча, с отсутствующим выражением лица, с отсутствующим же взглядом направился к столу.

       Дэшон покосился на Рэя.

       Тот наблюдал за Далом молча, но что-то поменялось в глазах: темный, колючий только что взгляд — едва заметно потеплел.

       “Ему не Советник нужен — друг, — неожиданно понял Дэшон. — Он, наверное, и сам не замечает, но ему сейчас очень страшно, и ему нужен его лучший друг”.

       Только вот — осталось ли что-то от этого друга в Риирдале?

***

       — Эй! — она осторожно толкнула Йена в плечо. — Ты можешь открыть глаза?

       И снова этот голос… Где же он слышал этот голос? Напряженный, чистый, слишком серьезный. Детская такая, искренняя, наивная серьезность, как будто девчонка считает, что решает вопросы жизни и смерти. И сейчас ей очень, очень важно, чтоб он проснулся, иначе — всё. Отберут игрушечную лошадку или какие там игры у малых девок... Куклы? Куклу отберут. И жизнь будет кончена. И мир рухнет.

       Нет, он вообще-то был не против открыть глаза. Тем более, когда так серьезно просят, и куклы еще, и мир… Ну и посмотреть, что ж там за чудо такое, и понять, откуда он ее знает. Где слышал голос.

       Но глаза просто не открывались.

       — М-м… — тихо простонал он. И испугался в очередной раз: говорить тоже не получалось.

       Тело не желало больше слушаться, поглощенное слабостью, полной и абсолютной. Он слишком устал, от перелета, от обращений, от падений.

       “Какой молодец Ирхан, — подумал Йен. — Что было бы, упади я в Дааре вот такой… никакой. Меня убили бы на месте, а я бы и не заметил. В общем, нехорошо бы получилось…”

       На мгновение снова стало страшно.

       Когда твердо и слишком долго веришь, что бессмертен, а потом не можешь элементарно разлепить глаза, вера может пошатнуться.

       “Давай! — приказал себе Йен. — Шевелись! Приди в себя! И дай девочке ее куклу. Ты не умираешь. Ты не умрешь. Тебе нельзя!”

       Йен сжался внутри, сжал бы кулаки, да не мог, коротко выдохнул через нос и все силы бросил на одно: открыть глаза.

       “Раз, два, три!”

       Сначала свет показался слишком ярким, резанул по глазам, а силуэт напротив был просто огромным темным размытым пятном. Веки попытались было снова опуститься, но Йен удержался. Привык к свету. Присмотрелся.

       — Уважаемый принц, — насмешливо заговорила девчонка. — Это прямо напасть какая-то! Как ни встретимся — вечно у тебя проблемы с одеждой.

       Йен почувствовал, что его собственные губы шевельнулись. Удивительно — чтоб улыбнуться, как оказалось, не нужно прикладывать никаких лишних усилий. Он наоборот, будто расслабился — и улыбка появилась сама по себе. И глаза, тут же почувствовав слабину, закрылись обратно.

       Зато получилось не просто подумать — сказать, пусть и шепотом: