Но, несмотря на все это, Паради был рассеян. Он, очевидно, ожидал кого-то.

Когда подъехало купе княгини Валицкой, он быстро перемигнулся с Шапулем и подошел поближе.

Первой вышла из купе Алина.

За ней последовала княгиня, закутанная в соболью ротонду.

Обе скрылись в толпе, поднимавшейся по лестнице.

Наконец, княгиня добралась до своей ложи.

Она сняла свою ротонду и задумчиво уселась у барьера.

В зале было душно. В ярко освещенном круге партера весело двигалась нарядная толпа.

Раздались звуки оркестра.

По зале задвигались пары.

Играли кадриль «Graise cassée».

Танцами дирижировал известный эксцентрик-банкир. Мелару безумно аплодировали.

— Я не нужна вам, сударыня? — спросила Алина у княгини.

— Нет, — отвечала та, — ступай! Ложись спать — и спи… спи!..

— Можно мне взять карету?

— Нет, мне она скоро понадобится.

Алина вышла из ложи.

В коридоре ее остановил человек в черном плаще и шепотом заговорил с ней.

— Господин Эрнест! — с ужасом воскликнула Алина.

— Дала ли ты арак слугам? — спросил тот.

— Да.

— Ты сядешь в карету своей госпожи…

— Она не позволила мне этого…

— Ты должна повиноваться мне беспрекословно сегодня!

— Но…

— Я ничего не хочу слушать. Не забывай, Манон, что ты…

Алина с ужасом воскликнула:

— Хорошо! хорошо! Я исполню все!

— Ты возвратишься в особняк. Карета приедет обратно. Что бы не случилось сегодня ночью, ты должна спать. Завтра ты будешь свободна и получишь деньги.

Алина быстро спустилась с лестницы и крикнула кучеру:

— Скорей, домой!

Кучер ударил по лошадям, и карета загремела по мостовой.

Через четверть часа они были уже на улице Марбеф.

Дверь особняка растворилась прежде, даже нежели раздался звонок.

Кучер въехал на двор.

Внезапно чьи-то сильные руки стащили его с козел, заткнули рот и унесли.

То было дело Бирруба, незаметно вскочившего на подножку.

Кучер был положен в конюшне.

Бирруб снял с него его кафтан и шапку и, одевшись, сел на козлы.

Карета помчалась обратно к Опере.

Княгиня Валицкая вынула из-за пояса крошечные часы, вделанные в сапфир.

Была пора.

Она встала, вышла из ложи, прошла коридор и отправилась в фойе.

То было место, где предавались наслаждению.

Княгиня вошла в него, с трудом протискиваясь сквозь толпу.

Она направилась в левую сторону обширной залы.

Ни минуты не колеблясь, она подошла к мужчине с золотым бантом на плече.

Часы пробили два.

Рожер приехал уже давно. Он ждал в лихорадочном сомнении.

Увидя приближающуюся женщину, он сразу узнал княгиню Валицкую и затрепетал.

Она взяла его руку, и они начали прохаживаться по зале, тихо разговаривая.

Всякий, кто пристально взглянул бы на них, сразу угадал бы, что мужчина совершенно поддался очарованию женщины.

Женщина кокетливо уступала мужчине.

За влюбленной парой, однако, следили.

За ними незаметно шел человек в черном плаще.

Он вел под руку женщину, одетую в черное домино.

Женщина эта, казалось, была погружена в глубокое отчаяние.

Вид княгини, нежно опиравшейся на руку Рожера, доставлял ей, по-видимому, страшные мучения.

Но беспокоило ее не одно только это.

— Уверены ли вы, что все готово? — тихо спросила она у своего спутника.

— Послушайте сами! — отвечал человек в черном плаще.

Они приблизились к княгине. Женщина прислушалась.

Княгиня говорила томным голосом:

— Нет, не настаивайте: это невозможно, не терплю ресторанов!

Ответа Рожера не было слышно.

Княгиня продолжала:

— Но, если вы непременно хотите… Я сумасшедшая… Мы поужинаем у меня…

Говор толпы снова заглушил ответ Рожера.

Нахлынувшие маски разъединили обе пары.

— Видите, сударыня, — заметил человек в черном. — Алина сделала свое дело.

— Да, вы правы, — отвечала Сама. — То, что вы сделали, сделано хорошо. Но, как бы то ни было, мне, все-таки, далеко не хватает того спокойствия, которое дается уверенностью. Да хоть бы и вас взять — уверены ли вы и сами в успехе?

— Увы! Человеческая проницательность всегда имеет свои пределы, как бы ни были велики размеры этой проницательности. Всегда найдется что-нибудь такое, что способно ускользнуть от нашего взгляда. Вот это-то непредвиденное и разрастается иной раз, совсем неожиданно, до такой степени, что уничтожает собой все наши предварительные соображения. Такова судьба всякой борьбы.

— Судьба борьбы! — пробормотала про себя Сама задумчиво. — Будет ли она, судьба эта, за нас или против нас в эту ночь?

— Напрасно стали бы мы теперь об этом раздумывать, — с живостью произнес человек в черном плаще. — Время размышлений прошло и настала пора действовать. Посмотрите! Рожер и княгиня удаляются из фойе. Постараемся не потерять их из виду.

Действительно, княгиня спускалась с лестницы под руку с молодым человеком.

— Замечаете вы, — говорила она, обращаясь к своему спутнику, — что, несмотря на весь этот шум, на все это движение, ничего на свете не может быть скучнее бала в Опере!

— О, можно и здесь быть очень счастливым, — отвечал ей на это молодой человек.

Разговаривая таким образом, они достигли театральных сеней.

Княгиня отдала приказание окликнуть свою карету.

Экипаж въехал под арку подъезда, поддерживаемую колоннами.

Княгиня села в карету, увлекая за собой и того, кто не должен уже был увидеть наступления следующего дня.

Лошади рванулись вперед.

Но не будь Валицкая занята так своими мыслями, она заметила бы, конечно, что бег ее лошадей замедляется.

Кучер удерживал их, разумеется, затем, чтобы не столкнуться с встречными экипажами.

Но, как бы там ни было, он все-таки терял время.

Экипаж княгини обогнала небольшая, черного цвета, двухместная каретка, которая и скрылась впереди с быстротой молнии.

После того, как Бирруб взобрался на козлы и карета уехала, Сапвалла притворил двери особняка, не дав себе труда запереть их как следует.

Природная леность подсказала индусу следующую счастливую мысль: стоит ли заботиться о двери, когда все равно надо будет ее отворять.

Сапвалла вернулся в комнаты.

Бутылка с араком осталась раскупоренной, и охмеляющий запах напитка наполнял собой натопленную комнату.

Сапвалла погрузился в продолжительное созерцание бутылки.

— Нет, — сказал он себе, — пить я не стану; господин запретил мне это. Он подмешал в арак снотворного яда, а мне он велел не спать… Однако, как прекрасно пахнет арак… Жаль, очень, жаль… Но пить-то я все-таки не стану. Нет-нет, ни за что на свете… Вот разве поближе понюхать… Чрезвычайно подкрепляющий запах!

Индус поднес бутылку с араком к лицу, наклонился над ее довольно широким горлышком и стал вдыхать в себя, с чрезвычайной жадностью, алкоголические пары.

Время проходило, а Сапвалла, убежденный в том, что он в точности исполняет отданное ему приказание, не переставал вбирать в себя опасный запах.

Наконец он почувствовал, как отяжелела его голова.

— Нет, — сказал тогда про себя индус, — здесь для меня чересчур жарко натоплено. Это мне нездорово. Если я останусь здесь, то засну.

Он поправил ящик, который постоянно носил у себя на шее, и вышел на двор.

Там порывисто бушевал холодный северный ветер.

Но напрасно старался Сапвалла ходить ускоренными шагами взад и вперед по двору: он чувствовал, как всем его существом овладевает какая-то тяжесть. Голова его была как бы стянута каким-то свинцовым обручем.

Очевидно, холодный воздух влиял на него столь вредным образом. Чтобы высвободиться из-под этого дурного влияния, Сапвалла, не будучи уже в состоянии отдавать себе строгого отчета в своих действиях, вернулся в особняк.

Вскоре он очутился в спальне княгини.

Вид экзотических растений, перепутывавшихся своими ветвями в этой чудной комнате, поверг его в чрезвычайный восторг.