Между тем, княгиня была уже дома.
Горничная ее, Алина, с подобострастной улыбкой суетилась вокруг своей госпожи.
Прекрасная незнакомка лениво отвечала на вопросы своей горничной.
Она устало поднялась и отправилась в свою спальню.
Спальня эта была до крайности роскошна. Даже невозмутимая горничная Алина и та испустила крик удивления, в первый раз войдя в нее.
Она имела овальную форму и стены ее были сплошь обиты дорогой инкрустацией.
Вызолоченный потолок поддерживался колоннами из слоновой кости.
Кругом стен стояли серебряные ящики, в которых росли пальмы.
С потолка спускались лампы в матовых шарах, фантастически освещая зелень комнаты.
На одном конце комнаты стоял широкий, низкий диван с шелковыми подушками. Над ним высились четыре пальмы.
То было ложе княгини.
Занавесями служила газовая ткань, протянутая между ветвями деревьев.
От времени до времени, в зелени раздавались легкие крики и над головой проносилось нечто весьма яркое.
То перелетала стая бенгали или птиц-мух.
Напротив дивана стоял громадный туалетный стол, поддерживаемый четырьмя серебряными слонами, поднятые хоботы которых выпускали тонкую струю духов.
Среди прочих вещей, разбросанных на столе, особенно видное место занимает кинжал с рукояткой, украшенной рубинами и бриллиантами.
Дамасский клинок его имеет змееобразную, извилистую форму и снабжен продольными углублениями, наполненными каким-то зеленым веществом.
Это оружие, пропитанное смертельным ядом, вложено в ножны из черного бархата.
Княгиня небрежно бросила на стол свои браслеты, перчатки и веер и обвела комнату скучающим взглядом.
Алина приступила к ее раздеванию.
Княгиня, зевая, вынула из косы роскошный гребень. Золотистые волосы почти совсем покрыли ее своей тяжелой массой.
Потом, завернувшись в широкую газовую тунику, она небрежно развалилась на своем восточном ложе.
— Прочти полученные сегодня письма! — приказала камеристке.
— Сегодня их очень много!
— Я хочу знать только подписи. Письма все одинаково скучны.
Княгиня протянула свои маленькие ножки и подложила руки под голову.
Алина села на ковер и принялась разрывать конверты.
Она пробегала их содержание и сообщала своей госпоже только выдающееся. Затем читала подпись.
— Барон Гартман. Банкир, толст и скуп. Не понимаю, как смеют они надоедать вам.
— Князь Донато Донати. Все эти итальянцы князья, и владения многих уместились бы в этой комнате. Посмотрим дальше!
— Граф Лорн. Стар, богат и урод.
Княгиня скорчила мину.
— А вот это лучше. Давид Фразер. Молод, красив и миллионер. Он постоянно бывает в опере.
— Знаю! — рассеянно отвечала княгиня.
Чтение продолжалось.
Резкий голос Алины продолжал перечислять имена.
Княгиня не прерывала ее и даже не делала вид, что слушает.
Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.
По временам губы ее кривила суровая усмешка и брови мрачно нахмуривались.
У нее был злой и печальный вид. О ком же она думала, на что сердилась эта красавица?
Перед ее глазами отчетливо проходили ужасные картины.
Она вспоминала далекий, очень далекий край.
Пустынная местность. Зловещая тишина, прерываемая тяжелыми шагами слона…. Мрачное журчание Сепры… Пронзительный крик и…. ужасающая тишина!
Но вот, через несколько секунд, на поверхности воды замечается волнение.
Показывается голова женщины.
Она вглядывается в мрак безлунной ночи и с тоской ищет глазами берег.
Достигнет ли она его?
Она плывет… вода журчит и пенится вокруг ее усталого тела.
В волосах ее оказался кинжал с бриллиантами и изумрудами. Этим-то кинжалом она и прорезала мешок.
Но достигнет ли она берега?
Ее руки слабеют… сердце бьется усиленно… в глазах темнеет… Кончено, — смерть!
Она закрывает глаза и отдается течению.
По реке скользит лодка.
Распевавшие гребцы вдруг умолкают и быстро приближаются к месту, указанному сидевшим в лодке чужестранцем.
Один из них бросается в воду и вытаскивает бесчувственную женщину.
Чужестранец — богатый путешественник, валахский князь.
Он вздумал прокатиться вечером по меланхолическим водам Сепры и заметил утопавшую.
Он не знал… и приказал спасти ее!
Но вот картина изменяется.
Князь живет с девушкой в роскошном европейском дворце.
Он у ее ног и тщетно умоляет отдаться ему.
Он влюблен в нее до безумия.
Он спас ей жизнь, она должна принадлежать ему!
Однажды вечером, она подарила его улыбкой. Она кивнула своей очаровательной головкой, и он, обезумев от счастья, бросился в ее спальню…
Наутро молодая индуска хлопнула в ладоши и на этот зов явились два индуса.
Она безмолвным жестом указала им на неподвижного князя, бледного, бескровного…
Они поняли…
Они взяли его на руки и вынесли. Никогда, никогда, никто не узнает, что сделалось с ним!..
Вали стала богата.
Она взяла золото и кровь своего благодетеля. Она будет брать еще и еще…
Бесстыдная жрица Дурги начала поражать мир своим богатством и красотой.
Ее окружает толпа мужчин, на нее молятся, но она никого не удостаивает своей улыбкой.
Во-первых — прочь старики!
Ей нужно молодых — богатых, красивых.
Женщина алчет золота, вампир — крови.
Вали ждет и дождется!
В эту минуту, Вали как бы считает свои жертвы. Зверская улыбка появилась на ее лице.
Внезапно она начинает метаться на своем ложе.
Она обращается к Алине и кладет ей на плечо свою руку.
— Ступай! — говорит она резко. — Брось это письмо. Никого не принимать из этих глупцов!
Удивленная Алина молча повинуется.
Что сталось с ее госпожой? Почему она так мрачна сегодня вечером?
Почему?
Потому что она сегодня видела одну из своих жертв. Увидела живой.
В красавице-баядерке неудержимо проснулся инстинкт вампира.
Чудовище алчет покончить…
Нужно зазвать Рожера сюда… она не будет иметь покоя, пока будет знать его живым.
К тому же, в ней проснулась ненависть к нему.
Она не забыла, что Рожера спасла женщина, что эта женщина победила ее.
Она не забыла еще холодных волн Сепры!
Он причиною этому и он еще жив!
В ней вдруг стало подниматься с глубины души иное чувство.
Рядом с Рожером она видела другого, более молодого и красивого…
Или она алчет новой жертвы?
Иди она ищет средства устроить и ему ловушку?
Нет. Вали думает не об этом.
Вид этого молодого человека не пробудил в ней инстинктов хищника.
Ее влечет к нему не его красота и богатая кровь…
Ее влечет к нему могущество и красота его глаз, энергическое величие его чела, царственная гордость его улыбки.
Он посмотрел на нее — без смущения, без страсти, без желаний.
Никто еще не смотрел на нее с таким равнодушием.
Она — привыкшая к лести и поклонению, перед которой склонялись все головы, все самолюбия, все имена, — она удивлена и страдает.
В ней проснулось не самолюбие, в ней проснулась женщина.
Чем больше она припоминает черты его лица, тем большее отвращение чувствует к самой себе.
Она в отчаянии спускается со своего ложа на ковер.
Она с ужасом валяется по мягкой ткани, умоляя богов избавить ее от алчности вампира.
— Дурга, — восклицает она, — сжалься надо мной! Приостанови свое мщение! Дай мне день быть женщиной и возьми мою жизнь!
И снова ей чудится обольстительный образ Сама.
— Ты сделал из меня твою рабу! Я боготворю тебя! Будь моим господином! Вали принадлежит тебе! Подари меня одним взглядом и убей меня!
Наконец, измученная борьбой, страданием и любовью, она уснула на ковре.
И виделся ей сон.
Около нее стоял Сам. Он презрительно смотрел на нее…
Она валялась у его ног, ставила его ногу на свою голову и твердила ему с безумной страстью: я люблю тебя!
XI
НАЧИНАЕТСЯ!
На другой день, рано утром, Дюран отправился на улицу Урсулинок.
