— Задумался, извините, княгиня. Так говорите — чёрного жеребца. Уверен — это будет замечательный конь. Под стать самому наезднику...

Не желая отставать от товарища, Ван-Гален ещё раз похвалил дом. Мадатова объяснила, что селение Аветараноц — давнее родовое гнездо семьи её мужа. Шахназаровы живут здесь уже более века. Тут дон Хуан постарался укрыть улыбку, вспоминая давность своего рода, который он уверенно выводил от соратников самого Сида Кампеадора[10]. Но дальше разговор пошёл куда живей и интересней.

— Здесь живут не одни армяне. Мусульман становится всё больше и больше. Они пришли сюда в середине прошлого века и не хотят уходить. Муж считает, что дядя его, которому он обязан многим, рад был бы видеть их по ту сторону гор.

— Вы говорите о племени Джеваншир? — Новицкий аккуратно вставил свой вопрос в паузу.

— Да, Сергей Александрович. Их пустил сюда отец медика Джимшида. Шахназар Второй выделил им небольшой клочочек земли, чтобы они могли отгородиться от преследовавших их врагов. А теперь крепость Шуша нависает над всем Карабахом.

— Эти Джеваншир — мусульмане? — спросил Ван-Гален и, когда княгиня кивнула, заговорил оживлённее: — То есть у вас тоже была конкиста, завоевание. Арабы пришли в Гранаду, переплыв Гибралтар, укрепились там, а после оттеснили нас под самые Пиренеи. Два века Испания собирала силы, чтобы потом погнать нечестивцев на юг. Я понимаю, вы тоже устроили свою реконкисту. Я знал, что приехал в нужную мне страну. Я был уверен, что двигаюсь в правильном направлении...

Он оборвался, увидев, как переглянулись Мадатова и Новицкий.

— Я, наверное, говорю слишком много, — Ван-Гален постарался закруглить свою пылкую речь.

— Мы слушаем вас с интересом, майор, — сказала Софья Александровна и вспыхнула замечательною улыбкой. — Вам бы побеседовать с медиком Джимшидом, дядей моего мужа, увы, ныне покойным. Уверена, вы бы поняли друг друга, даже если бы вы говорили по-испански, он по-армянски. Но сейчас события разыгрываются иначе.

— Однако вы, русские, двигаетесь на юг, точно так же, как мои кастильские предки.

— Это большая страна, дон Хуан, — повернулся к нему Новицкий. — Пространство между двумя морями, Каспийским и Чёрным, от Кавказских гор и до Аракса — наверное, больше половины целой Испании. И заселено очень плотно. Куда же двинутся люди, если мы выгоним их с обжитых мест?

— Там, у нас, на запад отсюда, те мусульмане, те евреи, что хотели остаться в Испании, приняли христианскую веру. Остальные же... кого затоптали кони испанских рыцарей, кто успел — перебрался назад в Марокко... Извините, ваше сиятельство.

— Ну что вы, дом Хуан. Я уже говорила вам — здесь идёт война. Потому и охрана в доме, потому и я сижу в своих комнатах пленницей и выезжаю прокатиться только в сопровождении мужа. Это бывает редко, но я успеваю заметить и мёртвые, изуродованные тела, и разрушенные жилища. Слушаю вопли обесчещенных женщин, пытаюсь помочь несчастным сиротам. Думаю, меня мало чем уже можно испугать или ошеломить. Дело в другом. Я не уверена, что император Александр... Напротив, я могу утверждать искренне, что он совершенно не хочет завоёвывать эти земли. Его величество готов принять их вместе с народом, их населяющим.

— Да. И кто спросит народ, когда ему и так предлагают самое лучшее, — не удержался Новицкий.

— Фу, Сергей Александрович! Вы всегда ухитряетесь вывернуть чужие слова и намерения. Разве мелики Джимшид и Фридом не приезжали к императору Павлу? А ещё раньше в Петербург наведывался грузинский царь Ираклий Второй. Да не единожды. И даже Панасхан джеванширский отправлял посольство к императрице Екатерине.

— Но если они все так страстно желали сделаться русскими, — заговорил Ван-Гален, тщательно подбирая слова. — Почему же тогда так сопротивляются их соплеменники?

— У нас большая страна, дон Хуан. Дон Серхио, — Софья Александровна лукаво улыбнулась Новицкому, — уже напоминал нам об этом. Нельзя сказать, что она населена народом, но только — народами! Десятками, а может быть сотнями, если судить по языкам, на которых они общаются. Каждый народ хочет оставаться самим собой. Каждый народ пробует выбрать свой особенный путь.

— Причём пути эти, господа, весьма и весьма извилисты.

Новицкий потянулся к столу, и тут же невесть откуда выскочивший слуга схватил кувшин, спеша наполнить чашу напитком, освежающим рот и горло.

— Пути эти поворачивают к России, когда их заграждают другие страны, скажем, Турция или Персия. Но тут же уходят прочь, как только горизонт очищается.

— Замечу, дон Серхио, что все народы мира стараются избрать для себя путь, который принесёт им одну только выгоду. За исключением, может быть...

Испанец не успел договорить, как во дворе закричали, забегали люди. Юноша, охранявший дверь, выхватил шашку и стал лицом к створкам. У слуги, угощавшего Новицкого, вместо кувшина в руке уже был пистолет. Ещё двое мужчин появились из-за ковров, держа наготове мушкеты. Ван-Гален беспокойно глянул вокруг себя и потянул саблю, стоявшую между колен. Даже Новицкий ощупал кинжал, висевший поверх черкески.

В дверь постучали три раза. Два удара прозвучали один за другим, особенно грозно, с третьим помедлили. Юноша прокричал по-армянски высоким, не устоявшимся ещё голосом. Софья Александровна наблюдала за сценой с мягкой улыбкой. Сергей ухмыльнулся и убрал руку с кинжала.

Наконец створки раскрылись настежь, и в проём быстрым широким шагом вошёл генерал Мадатов. Новицкий и Ван-Гален взлетели из кресел.

Князь кивнул обоим, но прежде прошёл к жене, наклонился и поцеловал в голову.

— Всё ли было спокойно? — спросил он, выпрямившись.

— Почти всю неделю — да. Но вчера ночью стреляли неподалёку.

— Знаю. Петрос уже успел рассказать. Их было немного — десяток, может, чуть больше. Но они успели ограбить два дома, убить мужчину и увезти девочку.

— Тогда это мы их встретили по пути. Увидели, что люди из-за хребта, окликнули, попытались догнать, но они дали залп и поскакали прочь. Майор приказал преследовать, но у них лошади куда лучше.

— Майор? — Мадатов повернулся к Ван-Галену.

Тот ещё более вытянулся и выпалил разом почти все русские слова, которые успел выучить:

— Ваши превосходительство! Майор Ван-Гален, Нижегородский полк драгунский...

Продолжал он уже по-французски.

Мадатов слушал спокойно, только чуть сжав губы и сузив глаза. Новицкий же знал, что князь понимает вряд ли чуть более половины. Притом не беспокоится, а пытается оценить: что же за человек этот свалившийся невесть откуда драгунский офицер, да ещё явно не русский подданный.

— Майор дон Хуан Ван-Гален докладывает, что послан его превосходительством генерал-лейтенантом Ермоловым с целью участия в походе в составе отряда генерал-майора Мадатова, — быстро заговорил Новицкий, не давая образоваться неловкой паузе. — Майор имеет опыт боевых действий в Европе, прежде всего на Пиренейском полуострове, и хочет составить возможно полное представление о методах войны на Кавказе. Он знает, что князь Мадатов владеет ими в совершенстве, и счастлив, что будет служить под командой столь славного генерала.

Последние слова Новицкий добавил уже от себя, рассудив, что лесть лишней никогда не бывает. Лицо Мадатова разгладилось, он протянул Ван-Галену руку:

— Vous deja etc confronts a ces gens de la montagne?[11]

Дон Хуан снова взорвался быстрой картавящей речью, и Новицкий передавал его слова без промедления:

— Майор говорит, что, к сожалению, только в стычках он и участвовал. Последняя была именно день назад. Но опять лишь обменялись выстрелами без ущерба для обеих сторон... Жаль, не знали, что с ними девочка, — добавил Новицкий. — А то бы гнались усерднее. Может быть, и отбили.

— Нет, — отрезал Мадатов. — Если бы вдруг начали догонять, они её кинжалом по горлу и бросили у дороги.