Герцог Вельф усмехнулся.
— Ох, похоже, ты за эти десять лет очень сильно вжился в роль. Впрочем, неудивительно, ведь ты столько усилий к этому приложил.
Ольфсгайнер вздохнул. Он прекрасно понимал, что Его Светлость хочет сменить тему. Однако камердинер был упрям и считал, что раз уж он начал возражать своему господину, то стоит высказать все до конца, иначе бунт окажется бессмысленным.
— Вернемся к первоначальной теме, — произнес он. — Его Сиятельство даже не осмотрел, как следует, места преступления и тело покойного. Как так можно вести расследование?
Вот только герцог был настроен не менее решительно.
— Не волнуйся ты так, у него прекрасная память. Уверен, он запомнил каждую мелочь утреннего происшествия. Меня другое интересует…
— Но он должен был хотя бы опросить мистера Джонса и мистера Эванса, которые прибыли в особняк вместе с покойным. В конце концов, установить личность погибшего — это основа основ!
— Хватит! — неожиданно воскликнул Северин, с громким звуком опустив ладонь на стол. — Вестэль справится, не ребенок уже. Тебе пора прекратить беспокоиться о нем. Ваше общее время подходит к концу. Дверь родового склепа уже приотворена, и скоро истина выплывет наружу. Нам остается только ждать.
Адальберт ошеломленно посмотрел на герцога.
— Время… скоро закончится? Но ведь еще три с половиной года учебы…
— С самого начала твое место было рядом со мной. Я лишь уступил тебя ненадолго любимому племяннику, чтобы вам обоим не было одиноко. Но вы уже не дети и игры закончились. Скоро все станет так, как должно быть.
— Как должно быть… То есть как вы того захотите?
— Это одно и то же.
Ольфсгайнер не нашел, что сказать. С самого начала он знал, что однажды ему придется покинуть молодого господина и стать камердинером герцога, но до сих пор он думал, что у него есть в запасе как минимум несколько лет. Новость о расставании с Вестэлем оказалась неожиданной и не очень приятной.
— Есть еще кое-что, о чем я хотел бы с тобой поговорить, — произнес герцог, вставая и медленно подбираясь к камердинеру.
— Я слушаю, Ваша Светлость, — ответил вернувший своему лицу невозмутимый вид Ольфсгайнер.
Северин подошел к Адальберту вплотную и осторожно взял его за подбородок рукой в белой перчатке. Камердинер в недоумении нахмурил брови.
— Почему бы тебе хотя бы на время не отбросить маскировку и немного побыть собой… хотя бы, когда я рядом? — нежно произнес герцог.
Ольфсгайнер отвел подбородок влево и сказал:
— Я не понимаю вас, Ваша Светлость. Эта маскировка с самого начала была вашим решением, которое я не поддерживал, но принял. И должен сказать, что это оказалось неожиданно хорошей идеей. Было трудно, но сейчас меня все устраивает.
Полминуты Вельф-старший молча смотрел на него. Лицо Адальберта даже не дрогнуло. Северин понимал, что будет тяжело. Впереди его ждала затяжная война.
— Я знаю. Однако мне не нравится, что, заботясь о маскировке, ты присматриваешь за Вестэлем, выполняешь обязанности камердинера и совершенно забываешь о себе самой. Сейчас мое положение не такое ветхое, как десять лет назад, я смогу тебя защитить, даже если весь мир узнает правду. Вероятно, настало время вспомнить, кто ты есть на самом деле.
Слова герцога что-то затронули в душе Ольфсгайнера. Забыв о различии в их положении, он дерзко вскинул голову и резко ответил:
— Кто я есть на самом деле? Откройте глаза, и вы сами поймете: я — Адальберт Ольфсгайнер, камердинер семьи Вельф! Я тот, кто в совершенстве выполняет любую домашнюю работу от мытья полов до приготовления еды. Я тот, кто незаменим в опасных ситуациях. Я тот, кто останется честен и верен вам тогда, когда остальные отвернутся. Я — слуга. Я — ваша опора. Я — мужчина. И Вы это сделали меня таким!
— О! Мужчина? В самом деле? — зло выдохнул Северин, притягивая Ольфсгайнера к себе за талию. — Раз уж эта моя вина, то позволь же мне разубедить тебя в этом.
Адальберт, обладатель прекрасной реакции, сразу понял, что произошло, когда чужие губы коснулись его, а теплый язык проник в рот. Растерявшись, он попытался оттолкнуть герцога, но чужие руки держали крепко. Его Светлость был гораздо сильнее камердинера физически и не постеснялся этим воспользоваться, пытаясь продлить поцелуй как можно дольше. Ольфсгайнер замер в замешательстве, не зная как поступить. Его с детства обучали боевым искусствам, он мог избавиться от этих навязанных объятий, но тогда он сделает герцогу больно. Этого верный камердинер допустить не мог.
«Не так я себе представлял свой первый поцелуй», — промелькнуло в голове камердинера, когда он попытался вытолкнуть язык герцога из своего рта.
Северин, который вот уже три месяца каждый день думал о том, как подобраться к своей цели, был настолько возбужден, что позволил своим рукам опуститься ниже талии Адальберта. Но его жертва стерпела и это. Чужие образы, голоса и запахи привычно вторглись в сознание Вельфа-старшего. Он удовлетворенно заметил, что среди них нет ни одного момента, который вызвал бы в его душе негативный отклик. Объятья стали еще сильнее, а поцелуй глубже. В мозгу Северина мелькнула непривычная для него мысль: он хотел бы растянуть эти несколько минут до самой своей смерти. Подобное было невозможно по определению, но мужчина попытался. Когда Адальберту перестало хватать воздуха, поцелуй на мгновение прервался. Однако стоило камердинеру сделать вздох, как сражение началось сначала.
Лишь только когда хлопнула дверь кабинета, у Ольфсгайнера появилась возможность освободиться. Он с силой оттолкнул от себя растерявшегося на минуту герцога и отошел к окну, став так, чтобы между ними оказался стол.
— Успокой меня и скажи, что сейчас сюда заглянул Вестэль, а не кто-нибудь из слуг, — произнес Вельф-старший, оглядываясь на дверь.
Казалось, недавний поцелуй и вовсе вылетел у него из головы. Мужчина выглядел спокойным, как сытый удав.
— Мне никогда не понять, что у вас на уме, милорд, — со вздохом сказал Адальберт. — Обычный мужчина на вашем месте был бы рад, если самый дорогой для него человек не увидел бы, как он целуется с представителем свое пола. Это мерзко.
— Вероятно, ты прав, — глубокомысленно покивал головой герцог. — Однако Вестэлю я хотя бы могу все объяснить, тогда, как слугу мне придется отвести к нашему дорогому имперскому палачу чтобы тот стер ему память. Или убить его. Да, так будет проще. В конце концов, Уильяму я и так сильно задолжал… И, кстати, тебе ведь не было мерзко? Да или нет? Отвечай.
Адальберт на мгновение прикрыл глаза и сжал челюсти. Он был согласен на эту пытку, лишь бы сохранить нынешнее положение дел.
— Мне… — сдавленно прохрипел он.
— Не надо, — погрозив ему указательным пальцем, произнес Северин. — Не стоит пытаться идти против своей природы. Все равно не получится. Ты не можешь соврать.
Ольфсгайнер сокрушенно вздохнул, теряя свою обычную невозмутимость, и оперся руками о столешницу.
— Не понимаю, — потерянно сказал он. — Я ведь обманываю всех вот уже десять лет. Но когда дело доходит до слов, до сих пор горло, будто кто-то рукой сжимает, и мне не хватает воздуха.
Руки герцога создали жидкие аплодисменты. Он выглядел довольным.
— Вот видишь, ты уже сама созналась, что всех обманываешь, Адель. Ты делаешь успехи, — похвалил ее Северин веселым голосом. — Но, может, настало время задуматься о своей жизни и перестать обманывать хотя бы себя? Глядеть, как целуются двое мужчин мерзко. Согласен. Но вот в чем вся шутка: ты не мужчина, Адель, никогда им не была и никогда им не станешь, даже если тебе очень сильно этого захочется.
— Я не… — попыталась сказать девушка, но стала задыхаться уже на третьем слове.
— О, давай, сделай мне подарок. Скажи, что ты мужчина, — также весело, но уже с издевкой в голосе произнес все еще возбужденный Северин. — А! Я забыл. Ты же не можешь. Ведь ты на самом деле женщина.
Он подошел к столу и заглянул в ее глаза, словно пытаясь заставить девушку запечатлеть этот момент в своем сознании.
