— До свидания, — заторможено отозвалась я, не зная, плакать мне или смеяться. Дверь за ним закрылась всё также беззвучно, оставив меня совершенно одну.

Желание разреветься от жалости к себе стало практически невыносимым. Слёзы навернулись на глаза, сделав окружающую картинку размытой и нечёткой, и в носу так неприятно защипало… А потом я звонко чихнула, запоздало прикрыв рот рукой.

Не хватает мне ещё заболеть! И вообще, не время раскисать. Поплакать от несправедливости и жестокости этого мира я могу в любой другой, более подходящий момент, сейчас же нужно успокоиться и решить, что делать дальше.

Отлипнув от стены, я прошлась по комнате, без энтузиазма оглядывая приличный слой пыли на всём вокруг. Без магии я это убирать буду ужасно долго… Может, вообще попросить другую комнату? Почище и аккуратнее. Здесь, насколько я помню, когда-то жила декан травниц, уважаемая госпожа Солейн, а если это была комната преподавателя, то…

Мои наихудшие опасения подтвердились, комнат действительно оказалось больше, чем одна. Это у студентов она всего одна, а у преподавателей и отдельная ванная комната, и просторный кабинет, а конкретно здесь обнаружился ещё и кухонный уголок.

Это всё могло бы быть хорошо, если бы не было так плохо.

Больше комнат — больше уборки. Ненавижу уборку!

Но сильнее уборки я ненавижу только Вила. Он занимает почётное первое место в списке вещей, которые я ненавижу. И это же первое место присуждено ему в списках вещей, что меня просто раздражают и от которых необходимо в дальнейшем избавиться.

Желание убрать из моей жизни лорда Дауканс появилось несколько лет назад, когда он принялся баловаться заклинаниями подчинения. Его любимая забава — издеваться надо мной, причем неважно, каким именно способом. Он стирал мне память, внушал, что я — это вовсе не я, а какое-нибудь животное или даже наш король. И мне приходилось изображать выбранного им героя, ведь я свято верила, что я действительно им являюсь.

А однажды он запер меня в склепе на кладбище, оставив там на целую ночь в обществе умертвий какого-то давно почившего рода. Это потом я узнала, что они были подчинены и вреда бы мне не причинили, о чём Вил благополучно забыл сообщить, вынудив меня целую ночь просидеть на балке под потолком, куда умертвия не могли достать. Я после этого долго болела, даже лекари не смогли помочь в должной мере, и несколько ночей не могла уснуть, повсюду видя алые провалы мёртвых глаз.

А как-то раз после этого он пригласил в свой загородный дом какого-то старого друга, после чего срочно отбыл по работе. И я осталась одна с лордом, который оказался весьма озабоченным и глупым, потому что решительно не понимал слова «нет». Я тогда вообще чудом цела осталась, просто этого самого лорда тоже срочно вызвали по работе.

И это я молчу про публичные унижения, приказы в духе «подай-принеси», оскорбительное поведение, ужасные намёки, угрозы, шантаж, принуждение… Да, кажется, труднее всего забыть именно заклинания принуждения. Когда ты изо всех сил стараешься вырваться из пут, оплетших всё твоё тело, а вместо этого стоишь и радостно улыбаешься, потому что ему захотелось видеть твою улыбку.

Когда и шага не можешь сделать.

Не в состоянии произнести ни слова.

Пошевелить ни пальцем.

Это страшно. Всё, что ты можешь чувствовать — отчаяние.

Так жалко себя стало! Чтобы не расплакаться, я глубоко задышала, закинув голову назад. Нельзя мне сейчас плакать. Не могу же я показаться кому-нибудь на глаза с красным опухших лицом. Лучше всего всласть нареветься ночью, там и не придёт никто, и не услышит.

Успокоившись немного и собравшись с мыслями, я прошла до двери и решительно её открыла. Ни за что не буду плакать.

Сворачивая к лестнице, я вдруг краем глаза заметила у окна что-то тёмное, напоминающее человеческую фигуру, но, резко обернувшись, увидела только лишь стену и само окно. Там никого не было.

Неприятный холодок скользнул по спине. Оглядевшись на всякий случай ещё раз, я всё же устремилась вниз по лестнице.

До первого этажа я добралась быстро, никого по дороге не встретив. Пусто было и в холле на нижнем этаже, что меня немного радовало.

Нужная комната нашлась почти сразу, исключительно благодаря разместившейся на ней надписи крупными золотыми буквами: «Комендант Южной башни женского общежития».

Подойдя поближе, я немного постояла, рассматривая аккуратные ровные буквы, а потом всё же подняла руку и коротко постучала.

— Ивена, милая! — дверь торопливо распахнулась, в проёме показалась моложавая госпожа Гейман, которая за эти полтора года нисколько не изменилась, — Неужели ты? Я уж и не думала тебя повидать, а тут вернулась, умница ты наша. Проходи скорее, чего ж стоишь на пороге?

И меня крепко схватили за руку, насильно затаскивая в комнатку.

— Здравствуйте, госпожа Гейман! — успела вставить я, невольно улыбаясь.

Было в этой женщине что-то удивительно тёплое и родное. Я не знала свою маму, но почему-то мне казалось, что она была похожа на госпожу Гейман. Была такой же доброй ко всему окружающему миру, умела сострадать и пыталась помочь всем вокруг. Она как лучик солнца, такая же светлая, радостная, желанная.

Да, именно желанная. Думаю, каждый из нас желает найти в жизни такой же огонёк доброты.

— Рассказывай, дорогая Ивеночка, где пропадала всё это время? Зачем сбежала? Что ректор сказал? Твой приезд-то вся академия видела, а уж как ты лорда Дауканс… Нельзя же так, Ивена! Он к тебе по-доброму, с чистым сердцем, а ты… — причитала женщина, пока вела меня к столу, — Голодная поди, вон как исхудала, кожа да кости!

Ну, а после этого в срочном порядке был накрыт стол для обеда. Готовила госпожа Гейман сама, что всегда выходило у неё просто безупречно. Я уже и забыла этот чудесный аромат её фирменного овощного супа!

Губы сами собой растянулись в по-детски счастливой улыбке. На какой-то миг мне даже показалось, что я никуда и не сбегала. Всё вокруг было таким ярким, свежим, знакомым: эта светлая улыбка, аромат вкуснейшего обеда, приготовленного со всем вниманием и любовью, аромат белых пионов — любимых цветов нашей комендантши, абсолютная чистота и уют в её комнате. Даже стол стоял всё у того же окна, из которого открывался вид на внутренний сад академии.

Вот только сам садик изменился. Прошлый ректор мало уделяла внимания этому месту, поэтому оно всегда имело заброшенный вид. Но только не сейчас. Даже не смотря на то, что на дворе стояла середина осени, сад выглядел аккуратным и ухоженным.

Убранная в кучки золотистая листва, очищенные дорожки, состриженные лишние ветви с деревьев. Даже мелкий ручей был вычищен!

— Рассказывай, — потребовала в итоге госпожа Гейман, когда мы принялись за сытный обед.

И я охотно выполнила её просьбу.

Расплывчато рассказала о гильдии воров, к которым попала почти сразу после побега. Поведала о стае оборотней, чуть меня не убивших, о повстречавшихся мне разных существах, о местах, в которых успела побывать, о том, чем занималась всё это время, как надумывала покинуть королевство, да только не успела.

В общем, рассказывала только о весёлых моментах побега, упуская детали и ненужные формальности. Например, что та стая оборотней осталась для меня лучшими друзьями, а вампир лишился пары так ему необходимых клыков…

Комендантша впитывала каждое сказанное мною слово с преувеличенным благоговением, широко распахнув сияющие от восторга глаза. Впервые за долгое время меня кто-то слушал. Удивительное чувство!

Госпожа Гейман же в свою очередь поведала мне о важных переменах, случившихся за время моего отсутствия. Леди Скайлэн, занимавшая пост главы Академии, та ещё… женщина, была уволена вначале этого учебного года. Нового ректора назначил сам король!

После этого мне пытались ещё рассказать об остальных преподавателях, но я не стала слушать, заинтересованная информацией о новом ректоре.

— Расскажите о лорде Авересе, пожалуйста, — очень вежливо попросила я, медленно помешивая сахар в кружке и пытаясь решить, хочу я съесть пирожок или с меня уже хватит?