— Ивена, я должен уйти.

Я это прекрасно понимала. Как и то, что мне при всём моём желании не разрешат тоже пойти. Я понимала… а потому просто сковано кивнула. В глазах появились непрошенные слёзы.

Лорд Аверес будто окаменел ещё сильнее, но меня это мало интересовало. Он почти беззвучно поднялся, махнул рукой в ближайшую стену и повернулся ко мне. А там, в стене, вдруг засиял и уверенно растянулся до размеров человеческого тела тёмный портал. Повернув голову, я с заторможенными мыслями разглядела с той стороны собственную комнату. Тёмную и одинокую.

Приняв протягиваемую мне руку, с трудом поднялась. Неожиданно боль во всём теле стала чувствительнее и сильнее в несколько раз. Пришлось сцепить зубы и прикладывать все усилия к тому, чтобы не выдать своего состояния. Получалось плохо, но я старалась.

— Ивена, — остановил меня лорд перед тем, как отпустить в портал. Остановившись, я подняла голову и встретилась взглядом с его тёмно-синими глазами, — если вам что-то известно…

Многозначительную паузу услышать было сложно. Конечно, мне было многое известно, но… но это моё дело. Более того, это дело жизни и смерти — и не только моей.

И… мне не хотелось, чтобы из-за этой тайны пострадал ещё и лорд Аверес.

— Нет, лорд ректор Аверес, — очень тихо ответила я, опуская взгляд в пол.

Он не поверил. Ничего не сказал, но я точно знала, что не поверил. Слишком выразительным было его молчание. И, хоть я на него и не смотрела, точно знала — его взгляд прожигает меня.

— Идите, — выдохнул он в итоге.

Повторять дважды не пришлось. Всё также, не поднимая головы, я прошагала по тёмному магическому коридору и вышла в своей комнате, а когда обернулась — за мной была лишь стена.

— Простите, — одними губами прошептала я, глядя в эту стену.

Не хотелось подставлять лорда Авереса, но ведь я именно поэтому не рассказала ему про страницу, верно? Или, может, всё же нужно было?

Нет.

Вильгельм достал даже профессионального наёмника. Где гарантии, что он не достанет лорда Авереса? Я не вправе подставлять кого-то ещё, кроме себя.

Оказаться одной в темноте было вовсе неприятно. Мне тут же начали мерещиться взгляды со всех сторон, какие-то шорохи, звуки, скрипы… Ощущение, что я здесь не одна, усиливалось с каждой секундой в геометрической прогрессии.

Сердце принялось гулко стучать в висках, предательски участилось дыхание, взгляд лихорадочно метался по комнате, выискивая в сгущающихся тенях кого-то постороннего…

— Свет! — собственный голос в этой звенящей тишине меня невероятно напугал.

А в ту секунду, когда я была ослеплена ярко вспыхнувшим светом магической лампы на потолке, на моих пальцах искрилось одно из тех боевых заклинаний, которые так любил использовать декан некромантов и которое я запомнила лучше всего.

К счастью, оно не понадобилось. В комнате было пусто, мои вещи лежали на своих местах, всё так, как и должно быть. С шумом облегченно выдохнув, я уже спокойнее взяла спортивную форму и пошла переодеваться в ванную комнату.

Сидеть сложа руки я не собиралась. А единственное, что я могла — изменить источник, обучиться некромантии и убить урода Вильгельма. Душа требовала решительных действий, мозг с ней соглашался, и даже сердце билось в ритм, подтверждая, что оно тоже «за».

Прошла почти неделя, как трое магов взялись за моё обучение. Я сглупила, подпустив к себе лекаря Сэлли, нельзя было этого делать. Её магия отдаляла меня от грани смерти, о чём я уже говорила, а этого делать было нельзя.

Пора действовать решительно.

Этой смерти я Вилу не прощу. Ровно как и всех остальных. Он ответит мне за каждую.

Поздним вечером одна отчаявшаяся адептка прокралась на пустой полигон, радуясь тому, что никто её не заметил. Затем эта адептка решила, что она окончательно сошла с ума, раз добровольно решилась проделать с собой такой. Мозг принялся убеждать её, что это правильно и разумно, заверять, что великие свершения требуют великих жертв. Убить Вила я считала самым великим свершением, а выспаться и восстановить силы и потом можно будет.

Скинув мантию на вешалке в тёмном и откровенно пугающем ангаре, я выбралась на улицу, ёжась от холодного ночного осеннего ветра, пробивающего меня до самых костей. А потом принялась делать то, глядя на что оба декана от удивления рты бы пораскрывали: бегать.

Медленно, быстро, урывками, шатаясь из стороны в сторону, спотыкаясь, жадно хватая ртом воздух, пытаясь отгородиться от боли в правом боку и немеющей тяжести в икрах, но я всё же бежала. Не знаю, сколько это длилось, помню только, что мне было ужасно плохо, кружилась голова, воздуха катастрофически не хватало, сердце стучало, как обезумевшее, моля его выпустить, а я всё бежала и бежала, заставляя себя, подбадривая различными вариантами убийства Вильгельма.

И это действовало.

Ровно до того момента, как я окончательно не выдохлась и не упала прямо на дорожке, не найдя в себе сил поднять и продолжить. И я лежала на спине, раскинув руки и ноги, и смотрела на звёзды в ясном ночном небе, представляя, что самая яркая из них — она. Мой самый дорогой человек.

Когда я думала об этом, ощущение, что я осталась совсем одна, покидало меня не надолго, и казалось, что Ливи сейчас со мной. Смотрит на меня. Улыбается игриво уголком губ, как умела только она, а её зелёные, истинно некромантские глаза озорно блестят.

«Что же ты, Веночка-Ивеночка, сдаёшься?», — принёс шелест ветра её насмешливый вопрос.

Потревоженные этим же ветром опавшие листья взметнулись, на секунду приняв её грациозный образ, чтобы унестись дальше, позволяя мне думать, что это Январи побежала.

— Не уходи, — прошептала я им вслед.

С трудом, но мне всё же удалось подняться на ноги. Вот только не образа из листьев, не её голоса в шелесте ветра больше не было. Лишь смех. Тихий, далёкий, похожий на перезвон самых красивых колокольчиков, весёлых и беззаботных.

Покачав головой, с огромным нежеланием избавляясь от навеянного наваждения, я пошла в ангар. Точно знаю, что там и столбы для тренировок с оружием есть, и разные лестницы для физических нагрузок, и несколько мешков из плотной кожи, набитых песком и подвешенных над полом — для оттачивания боевых навыков.

Ещё там были душевые, раздевалки, небольшая столовая и пара комнат для индивидуальных занятий.

Первым делом я вдоволь поиздевалась над столбом для фехтования. Он был явно новым, на нём всего пара зарубок корявых были видны, так что я размахивалась и била со всей силы, не боясь того, что эта махина мне на ногу упадёт. Вспоминая все уроки декана боевиков, пыталась повторять всё — позы, движения, плавность, удары, блоки. Всё, что помнила.

Когда сил уже совсем не было, а на дворе была глубокая ночь, я бросила попытки овладеть мечом и перешла к попыткам овладеть рукопашным боем. Выходило просто ужасно, в какой-то момент, прижавшись лбом к холодной твёрдой коже, я даже заснула!

Проснулась быстро, постояла под ледяным душем, приводя себя в состояние относительной бодрости, и вернулась в зал.

Меня нашли утром.

— Венемал, ты что творишь?! — заорал профессор Онэм столь громко, что я даже проснулась.

Правда, всего на пару секунд, чтобы затем вновь погрузиться в состояние зомби и продолжить медленный бег по полигону. Хотя, как бег? Это был шаг, почти ползание, но на ногах, что не могло не радовать.

Я прозанималась всю ночь. Я едва держалась на ногах. Сил не было даже на то, чтобы моргать.

А это значит, я на верном пути.

Вот только Онэм со мной не согласился. Профессор стремительно подлетел ко мне, больно схватил за плечи и с силой встряхнул.

— Ты что творишь?! — заорал он.

У меня заложило уши. Удивленно моргнув, я непонимающе посмотрела мужчине в глаза.

— До чего ты себя доводишь?! — перешёл он на шипение. Очень такое гневное. И глазки нехорошо так блестели, и зрачок пульсировал, — Ты что с собой делаешь?! Сдохнуть решила? Никакого самоучения! Тебя ночью не трогают, чтобы силы оставались! Нам тебя учить надо, а не убивать! Спать! Немедленно! А если ещё раз узнаю о твоём самоволии — выпорю!