-Ивена, я люблю тебя, понимаешь?
Горький смешок сам сорвался с губ.
Любит? Какая же это любовь, когда тебя силой и магией принуждают к действиям, которых ты совершенно не хочешь совершать? Разве это любовь, когда тебе постоянно врут и не гнушаясь пользуются твоей наивностью? Угрозы, шантаж, запугивания — это ли любовь?!
Я медленно покачала головой, не желая не то, что верить — слушать.
Найдя в себе силы, я сумела осторожно подняться на ноги, слишком остро ощущая нашу с Вилом разницу.
Разницу во всем: росте, положении, мировоззрении. Он самоуверенно считал себя выше, в чём частично был прав.
Мир пошатнулся, качнув и меня. Чуть не упав, я невольно прислонилась спиной к стене, лишь после этого запоздало заметив рванувшего ко мне Вила. Он, наверно, пытался поймать… Или сделать ещё что-то, кто его знает.
Я испуганно отшатнулась в сторону, широко распахнутыми от ужаса глазами глядя на человека, что пугал меня даже больше самой мучительной смерти. Наверно, что-то такое отразилось на моём лице, потому что он благоразумно остановился, не дойдя до меня всего шага, и вскинул руки в примирительном жесте.
— Не веришь, — произнёс он с наигранной грустью.
То, что грусть была наигранной, я поняла точно.
Отрицать или подтверждать это я не стала.
Просто стояла и не сводила с него внимательного взгляда, боясь, невероятно боясь того, что он может сделать здесь и сейчас. И пусть лорд Аверес чётко дал понять, что не простит Вильгельму вольностей… Остановит ли его это? Помнится, прежде никогда не останавливало.
— Ивена, я всегда хотел для тебя лишь лучшего, пойми, — продолжил он заговаривать мне зубы, наивно полагая, что я до сих пор также глупа и ничего вокруг не замечаю, — Я не знаю, что ты напридумывала в своей маленькой головке, но, прошу, услышь меня. Я люблю тебя, действительно люблю. Кажется, даже больше, чем следовало бы… Прошу тебя, уедем. Сейчас, со мной, и ты ни в чём не будешь знать отказа.
Глаза наполнились слезами. Не от умиления или чего-то ещё, что чувствуют девушки в подобные моменты — от горечи обиды. Врёт и не краснеет, мерзавец. А я… мне больно, невыносимо больно. Ведь я помню все те чувства, что считала искренними и взаимными, но, что более ужасно, я помню причину, ставшую последней каплей и вынудившую меня сбежать и прятаться так долго, скрываясь от одного конкретного человека.
От этого ужасного человека.
От этого монстра.
Я не хотела всё это слушать. Не хотела вспоминать то, что так старательно зарывала глубоко в душе. Не хотела переживать всё заново!
— Нет, — голос предательски дрогнул, хотя я и пообещала себе быть сильной.
Сглотнув образовавшийся в горле ком, я с ненавистью посмотрела на хмурого Вильгельма, уверенно покачав головой, — я никуда с тобой не поеду. И заявление писать не стану. А теперь вон отсюда.
Но вместо этого мужчина вдруг невероятно быстро оказался возле меня. Всё произошло так быстро, что я даже понять не успела, как совершенно неожиданно оказалась зажата между стеной и почти такой же крепкой грудью Вила.
— Ты… — попыталась я оттолкнуть его, но он ловко перехватил обе мои руки, с силой прижимая их к собственной груди.
Его лицо оказалось опасно близко от моего. Проникновенный взгляд с высоты его немаленького роста и жаркий шепот, сорвавшийся с губ:
— Я превращу твою жизнь в кошмар наяву, — я против воли вздрогнула, что придало Вилу ещё больше уверенности, — думаешь, Аверес спасёт тебя? Ему плевать, он делает это только из-за нелюбви ко мне. Но не забывай, маленькая моя, что даже король может вдруг передумать и назначить нового ректора. Такого, что будет выгоден мне.
Я уже откровенно тряслась от страха, не имея возможности отступить прочь. Не в силах сделать хоть что-то! Он держал слишком крепко, был слишком близко, говорил слишком жутко…
Но Вилу этих слов оказалось мало и он продолжил окончательно сводить меня с ума:
— А даже если и нет, то мне нужно будет всего лишь подождать. Три года, конечно, много, поэтому мы пойдём другими путями. Скажем, тебя отчислят. Или же обстоятельства склонятся не в твою пользу. Как ты относишься к беременности, дорогая? Первых трёх я хочу мальчиков, а потом трёх девочек. А потом можно и ещё мальчика…
Меня затошнило от отвращения. Ужас колотил всё моё тело, глаза наполнились слезами, в горле появился ком, а все внутренности болезненно стянулись.
— Да, — наслаждаясь произведенным эффектом, улыбнулся Вильгельм, — мне нужно подождать всего два с половиной месяца. А потом зимние каникулы и ты — полностью в моём распоряжении на целых две недели, м-м-м… Как думаешь, мы успеем заделать ребёнка? Не волнуйся, я буду очень стараться!
Тьма, пожалуйста, пусть он просто уйдёт!
И Тьма услышала мои мольбы.
Дверь открылась как-то мрачно и уверенно, но я почему-то выдохнула с облегчением.
— Достаточно, — безапелляционным тоном заявил вошедший в комнату лорд Аверес, с неприязнью глядя исключительно на Вила.
И так он смотрел, что лично я бы уже давно убежала, но только не Вил. Этого человека вообще мало что могло впечатлить, а сейчас, когда он сумел столь красиво меня запугать, даже появление ректора не омрачило его настроения.
— Скоро увидимся, любимая, — пропел он донельзя довольно и мои приоткрытые от ужаса губы властным поцелуем.
Тошнота стала явственнее, истерика приблизилась ещё на шаг.
Вильгельм резко отстранился, бросил на меня последний самодовольный взгляд и, развернувшись на месте, пошёл в сторону двери.
— И с вами, лорд Аверес, мы тоже скоро увидимся, — проходя мимо ректора, добавил он с угрозой, от которой меня ощутимо передёрнуло.
Я так и продолжила стоять возле стены, из последних сил сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы. А вот Вил помедлил покидать комнату, остановившись возле лорда Авереса и в упор глядя на него.
Мужчина тяжёлый взгляд выдержал с ледяным спокойствием, лишь только насмешливо повёл бровью, безразлично пожал плечами и ответил:
— Жду с нетерпением.
К сожалению, лица Вильгельма я увидеть не могла, но он постоял так ещё пару мгновений, прежде чем молча отвернуться и выйти. Дверь за ним закрылась сама.
А вот лорд Аверес остался. И взгляд его теперь был обращен на меня.
— Вы в порядке? — без какого-либо интереса спросил он, глядя исключительно мне в глаза.
Если до этого было страшно и противно, то сейчас стало просто жутко. Было в этих чёрных с насыщенно синим отливом глазах что-то такое таинственное, устрашающее, пугающее.
Наверно, надо было сказать «да», но вместо этого я вдруг набралась смелости и спросила:
— Почему?
— Не терплю подобного обращения с женщинами, — сухо ответил он мне, без проблем поняв значение этого «почему».
Надо же, а Вил сказал, что он мне помогает, чтобы ему насолить. Ещё раз убеждаюсь, что Вильгельму нельзя верить. С другой стороны, не будет же лорд Аверес прямо говорить: «враг моего врага мой друг». Так что непонятно, кому из них вообще верить можно.
— Подобного обращения? — непонимающе переспросила я, понадеявшись, что он ответит и сейчас.
Но в ответ — тишина. Такая напряженная и выразительная, что все вопросы отпали сами собой.
Его взгляд стал пронзительным, чересчур изучающим, чрезмерно внимательным. Жутким.
Я как-то неосознанно вся сжалась под этим взглядом, втянула голову в плечи и уставилась на пол перед собой, боясь поднять взгляд.
— Именно, — прохладно подтвердил лорд Аверес и развернулся на месте резким уверенным движением, намереваясь уйти, оставив меня одну.
Но что-то его остановило, когда длинные пальцы уже коснулись ручки двери. Замерев на мгновение, лорд-ректор поднял на меня задумчивый взгляд. Стоял, внимательно рассматривая готовую вот-вот разрыдаться меня, и в итоге сказал:
— Запреты, озвученные лордом Дауканс, отменены. Я снимаю с вас все ограничения, от браслета избавлю сегодня вечером при условии, что вы придете и в подробностях расскажете мне о ваших… отношениях с Вильгельмом. За всем необходимым спуститесь на первый этаж к коменданту башни. Всего хорошего, адептка Венемал.
