Над роскошным обеденным столом со сверкающими бокалами тонкого стекла, блестящими серебряными приборами и оранжерейными цветами нависла мрачная тень самоубийства Джины Тревельян. Все шесть человек, сидящих за столом, думали о случившемся, но никто, понятно, не хотел затрагивать эту тему. Говорили вяло и принужденно, пока миссис Брендел, подруга матери Гая Тревельяна, не принялась рассказывать о том, как ей удалось спастись с тонущего «Титаника». Судя по гриве седых волос и красно-коричневым пятнам на коже, миссис Брендел было около семидесяти, и меня несколько покоробил тот факт, что Тревельян, по-видимому, пригласил ее к обеду в качестве пары для меня. «Можно подумать, я какая-нибудь старая дева», – подумала я, когда он предложил сесть рядом с ней.

На мысль о «Титанике» миссис Брендел натолкнул неутихающий шторм. И хотя со времени знаменитой катастрофы прошло пятнадцать лет, издаваемые нашим судном стоны живо напомнили ей о минувшем событии.

– Сундуки с прекрасными нарядами и мои лучшие ювелирные изделия покоятся на океанском дне, – посетовала она, перебирая костлявой рукой бусины большого жемчужного ожерелья, свисавшего со сморщенной шеи, словно желая удостовериться, что хоть какие-то украшения у нее остались. – И теперь с ними забавляются рыбы и прочие существа – подумать только! Мои бриллианты были украшением лучших парижских салонов, а теперь валяются там в грязи и иле.

Все смолкли, слушая рассказ миссис Брендел. Лицо пожилой дамы раскраснелось в порыве актерского вдохновения. Я подозревала, что она уже не раз разыгрывала эту сцену.

– Для вас это, наверное, было настоящим ударом, – заметила Дейзи Винниат, молодая жена сидевшего рядом с ней писателя Говарда Винниата, маленького худого человека в очках.

– Ох, да, это было просто ужасно! – вдохновенно подхватила миссис Брендел. – Я ведь везла с собой из Парижа штук двадцать сундуков с дорогими платьями и тканями. Шелк, шифон – и всё от лучших парижских кутюрье. Я потребовала возмещения убытков, составила соответствующий документ страниц на двадцать, но компания «Уайт стар» наотрез отказалась платить.

– «Эти жемчужины были его глазами»[4], – пробормотал Винниат, поправив очки и записывая что-то в блокнот.

– Вы имеете в виду жемчуг вашей супруги? – спросила миссис Брендел. – Он действительно великолепен, моя дорогая.

– Благодарю вас, – отозвалась Дейзи, прикоснувшись к своей жемчужной нити, на вид чрезвычайно дорогой.

– Нет, это строчка из шекспировской «Бури», – ответил Говард.

– Ах, ну да, конечно, – сказала миссис Брендел. – Я видела «Бурю» в выдающейся постановке Герберта Бирбома Три в Театре Ее Величества. А вы знаете, что он жил в театре? Соорудил целый банкетный зал прямо под величественным театральным куполом. Его «Буря» – это было нечто потрясающее. На сцене высился потерпевший крушение корабль – как настоящий. Зрителю казалось, что это он выброшен на необитаемый остров. И вот вчера, когда буря швыряла корабль туда и сюда, у меня возникло точно такое же чувство… Но я просто не могла поверить, что повторится история с «Титаником». Вторично потерять все свои ценности – нет, я этого не перенесу.

Миссис Брендел продолжала болтать в том же духе, а Винниат продолжал строчить в своем блокноте, и это в конце концов привлекло ее внимание.

– Что вы там все пишете? – спросила она. Ответа не последовало, и она повторила вопрос: – Мистер Винниат, могу я узнать, чем вы заняты?

– О, простите, я должен был объяснить с самого начала, – ответил тот, поправив на носу очки в проволочной оправе. – Я писатель.

– Совсем как миссис Кристи, – сказала она, обернувшись в мою сторону.

– Вот как? И что за книги вы пишете? – спросил меня Винниат.

– Детективные романы, триллеры и тому подобное, – ответила я, улыбаясь.

– Мог я слышать о чем-нибудь, написанном вами?

– Недавно был опубликован роман «Убийство Роджера Экройда», – ответила я.

Это не произвело никакого впечатления на Винниата.

– Чего только теперь не пишут, – заявил он, адресуясь ко всем присутствующим, – и кого только не печатают! Просто удивительно.

Я даже не сразу сообразила, что это, в общем-то, беспардонное оскорбление. Покраснев, я не нашлась с ответом. К счастью, миссис Брендел возобновила поток красноречия:

– Скоро долина Оротава гостеприимно встретит нас. Говорят, она очень благоприятно действует на организм. Вчера я чувствовала себя так скверно, что даже не хотелось вставать с постели. Но, несмотря на этот ужасный шторм, я очень рада, что решила поехать – по наитию, в самую последнюю минуту. Когда Мэри Тревельян сказала, что ее сын едет на Канары, я подумала, что это прекрасная идея. Вы ведь не возражаете, что я поехала, правда? – Тревельян ответил ей натянутой улыбкой. – Я обещаю не надоедать вам на острове. Представить страшно, как они сейчас мерзнут в унылой старой Англии! Им еще несколько месяцев надо терпеть холодную зиму. А у нас впереди залитый солнцем Тенерифе с чудесными цветами. Мне не терпится увидеть экзотические цветы, которые у нас попадаются разве что в ботаническом саду, – гибискус, райскую птицу. – Миссис Брендел сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, и опять обратила внимание на строчившего в блокноте Винниата. – Но я не понимаю, почему вы пишете во время обеда, – сказала она. – Разве нельзя подождать до тех пор, пока вы не окажетесь за письменным столом или, скажем, удобно расположитесь в кресле на палубе? Или на вас нашло вдохновение?

– О нет, – ответил тот. – Вся эта болтовня о вдохновении – чепуха. Поймать момент жизни – вот что требуется. Я пишу книгу совершенно нового типа, она будет свободна от противоестественных оков сюжетного повествования.

Заявление Винниата было крайне высокопарным и самонадеянным, но я воздержалась от комментариев.

– Простите, я не вполне поняла вас, – произнесла миссис Брендел, проглотив несколько ложек черепахового супа.

– Я создаю устную эпическую историю, построенную на массе деталей из реальной жизни. Я хочу воспроизвести жизнь во всей ее полноте, со всеми светлыми и темными сторонами. Я улавливаю истину, передавая все, что люди говорят и как они говорят. Это просто регистрация жизни, но регистрация реальная, живая и яркая, не искаженная авторским восприятием и вымышленным сюжетом.

Миссис Брендел недоумевающе поморгала:

– Значит, если я правильно поняла вас, вы сейчас вот записывали то, что я говорила?

– Совершенно верно.

– Говард уже собрал для книги массу материала объемом около двухсот тысяч слов, – вступила в разговор миссис Винниат. – И материал этот весьма интересный. Описание жизни других людей – увлекательное чтение. Он никогда не расстается с блокнотом – так ведь, Говард?

– Это очень умно с вашей стороны, мистер Винниат, – обратилась к нему миссис Брендел, прервав Дейзи. – Мне давно уже хочется написать книгу – воспоминания о том, что я пережила на злосчастном корабле, – но я не могла найти человека, который помог бы мне сделать это. Однако сегодня, надеюсь, мои поиски увенчались успехом. – Глаза ее затуманились, она вновь предалась воспоминаниям о кораблекрушении, и в голосе ее зазвучали мелодраматические нотки.

Миссис Брендел, таким образом, сочла, что может наконец доверить свои воспоминания мистеру Винниату и его блокноту, однако у меня возникли сомнения относительно того, как будет выглядеть в будущем произведении она сама. Откровенно говоря, я относилась с большим недоверием к идее этого сотрудничества, но сохраняла позицию постороннего наблюдателя, подавая время от времени реплики вроде «Да, действительно» или «Очень любопытно». Однако было ясно, что надо подсказать миссис Брендел, что к чему.

– В ту ночь погибли полторы тысячи людей, и я уверена, что их души обитают в том месте, где корабль затонул, – сказала она. – Как же иначе? Ведь энергия никуда не исчезает.