Провозившись еще с полчаса, мы не нашли ничего существенного, не считая нескольких старых монет, костей какой-то птицы – Дэвисон, будучи в некотором роде экспертом по таким вещам, объявил, что это курица, – а также потрепанного кожаного браслета, который, судя по его виду, пролежал тут несколько десятилетий.
– Вы знаете, что в подобных пещерах гуанчи хоронили умерших? – спросил он, прокашлявшись. – Так что мы, возможно, роемся на кладбище.
– Вот как? – отозвалась я, вставая и отряхиваясь от земли и мусора.
– Так говорит профессор Уилбор. И если мы как следует поищем, то можем найти их останки.
Дэвисон достал из кармана перочинный ножик и принялся ковырять землю в том месте, где лежало тело Грина. Всего через несколько секунд он откопал осколок старой кости.
– Похожа на бедренную, – заметила я, вспомнив старые уроки анатомии.
– Да, и возможно, ей уже несколько тысяч лет, – сказал Дэвисон, продолжая орудовать ножом. – Не удивлюсь, если, потрудившись, найдем тут и череп гуанча.
– Может, как-нибудь в другой раз, – отозвалась я, чувствуя некоторую усталость и тошноту. – Боюсь, мне пора возвращаться в отель. Карло и Розалинда, наверно, удивляются, куда это я…
– Эй, а это что такое? Очень любопытно. Посветите-ка здесь фонариком, – попросил Дэвисон.
Я выполнила его просьбу, но сама не разглядела ничего, кроме комка сырой земли.
– Видите? – спросил он, очищая носовым платком предмет, который держал в руках.
– Вижу примитивную глиняную статуэтку.
– Это изображение Тибисены.
– А это еще кто?
– Гуанчи верили, что на острове орудует демон, обитающий в пещере и принявший вид исполинской черной собаки с красными глазами.
– На собаку это нисколько не похоже, – возразила я, разглядывая фигурку с крошечной головой и оскаленными зубами. У нее были две руки, напоминавшие ручки кувшина с глубокими вырезами, а средняя часть выглядела не то как лицо с искаженными чертами, не то как рот. – Вы полагаете, ее закопали здесь гуанчи?
– Предполагаю. Но, конечно, может быть и другое объяснение. – Он подул на статуэтку и, поплевав на платок, протер ее голову, в результате чего на свет появились два маленьких свирепых глаза. – Да, это чрезвычайно любопытно.
– Вы не объясните почему?
Дэвисон ответил не сразу.
– Простите, я задумался на миг. Видите ли, человек, обладающий самой большой на острове коллекцией артефактов культуры гуанчей, – это не кто иной, как…
– Джерард Гренвилл, – закончила я за него.
Глава 10
Поднявшись по тропинке на самый верх утеса, мы увидели девушку, которую, как я уже знала, звали Вайолет. Ее длинные волосы спадали на лицо; она стояла над обрывом и смотрела вниз, на морской прибой, что сразу напомнило мне Джину Тревельян. «Неужели она собирается повторить ее поступок?» – подумала я. Мы хотели подойти и спросить, не нужна ли помощь, но в этот миг заметили человека, приближавшегося к нам по кипарисовой аллее. Его суровое лицо было словно высечено из камня.
– Это Гренвилл, – сказал Дэвисон, потянув меня с тропинки за широко разросшийся кактус.
Спрятавшись, мы наблюдали, как Гренвилл обнял дочь, утешая, а она разрыдалась на его широкой груди. Судя по разыгравшейся перед нами сцене, Вайолет была расстроена из-за плохого известия. Затем в один миг нежность Гренвилла превратилась в нечто прямо противоположное; лицо девушки вспыхнуло, глаза округлились, и она гневно бросила:
– Ты не понимаешь! Я люблю его, и мне плевать, что говорят врачи. Я хочу выйти за него.
– Но ему осталось всего несколько месяцев, дорогая, – спокойно возразил Гренвилл, – а у тебя вся жизнь впереди. Каким отцом я был бы, если бы разрешил тебе выйти за него замуж.
– Мы можем пожениться и без твоего разрешения, ты не в силах нам помешать.
– Это, возможно, и так, но я сомневаюсь, что Эдмунд пойдет против моей воли.
– Что ты ему сказал?
– Я лишь обрисовал ему ситуацию. У Эдмунда трезвая голова на плечах, и, думаю, он понял, что я прав.
– Я не понимаю, почему ты против нашего брака. Ты ведь знаешь, мы любим друг друга.
– Да, я знаю, что ты очень любишь его.
– А как же тогда твои собственные убеждения, которые ты проповедуешь уже столько лет? Твои публичные выступления, твои памфлеты? Разве они теряют силу в данном случае?
– Конечно не теряют. Но свадьба с Эдмундом Фоссе была бы ошибкой с твоей стороны. Мне кажется, после разговора со мной он согласился с моей точкой зрения.
– Ты же всегда говорил, что в жизни есть вещи, находящиеся вне физической реальности, – проговорила Вайолет с отчаянием. – А теперь отрицаешь это?
– Нет, конечно, однако…
– А если ты веришь в это, тогда должен понимать, что даже после того, как Эдмунд… после того, как его не станет… в этом мире, я все равно буду по-прежнему любить его и даже, может быть, общаться с ним.
– Теоретически все так, но есть определенные особенности…
– Особенности? Особенности чего?
– Послушай, дорогая, почему бы нам не пойти домой и не поговорить там спокойно? Ты сейчас слишком расстроена. Тебе только что сообщили последний диагноз Эдмунда, и перенести это, конечно, очень тяжело. Пойдем. – Он хотел обнять Вайолет за плечи, но она стряхнула его руку и отошла на самый край утеса. – Вайолет, пожалуйста, успокойся. Давай вернемся в Маль-Пэ, где мы можем…
– Не прикасайся ко мне! – бросила она, посмотрев на него с яростью. – Я знаю, почему ты не хочешь, чтобы я вышла за Эдмунда.
– О чем ты?
– Ты знаешь, что я не боюсь умереть, – сказала она, указав на обрыв у себя под ногами. – Женщины гуанчей, кидаясь со скалы навстречу смерти, кричали: «Vacaguaré!»[10], и я тоже крикну это перед тем, как покончить с собой. Я предпочитаю умереть и быть вместе с Эдмундом, нежели жить без него.
– Вайолет, ну пожалуйста! Не стоит так…
– Ты считаешь, что вести себя так не подобает? Боишься, что я закачу некрасивую сцену? – Она огляделась, словно ища зрительскую аудиторию, но не увидела таковой. – Ты бы лучше спросил…
– Ты говоришь так, что тебя невозможно понять. Известие о состоянии Эдмунда совершенно выбило тебя из колеи. Если ты будешь продолжать в таком же духе, придется обратиться к доктору Тренкелю. Тебе надо принять успокаивающее средство.
– Я владею собой лучше, чем когда-либо, – сказала Вайолет, вытирая слезы.
– Я поговорю с Эдмундом. Может быть, он поможет привести тебя в чувство.
– Не упоминай его имя! Не говори о нем, слышишь?
Гренвилл, не обращая больше на нее внимания, развернулся и пошел прочь. Его массивная фигура удалялась по кипарисовой аллее в направлении дома с зелеными ставнями, расположенного в дальнем конце плато. Я внимательно наблюдала за Вайолет, чтобы успеть остановить ее, если она сделает еще шаг к обрыву. Но она стояла неподвижно, в глазах у нее застыло отчаяние.
– Неужели она решится прыгнуть? – прошептал Дэвисон.
– Не думаю, – ответила я. – По крайней мере, не станет этого делать, пока жив Эдмунд.
– Может, вернемся на пляж, раз у нас появилась такая возможность?
– Нет, давайте все-таки останемся и будем готовы выскочить к ней в любой момент, если понадобится.
Вайолет привела в порядок прическу и вытерла лицо носовым платком. Посмотрев на свой дом, она направилась было к нему, но передумала и повернула в сторону поселка. Не прошло и минуты, как отворилась дверь дома Эдмунда, носившего название Ла-Пас, и появился молодой человек, которого я видела ранее в отеле. На этот раз инвалидную коляску катил Гренвилл.
– Возьмите меня под руку, – сказала я Дэвисону, слегка дернув полу его пиджака.
– Прошу прощения? – оторопел он.
– Возьмите меня под руку.
– Хорошо, но зачем?
– Некогда объяснять, – ответила я, сама просунула руку под его локоть, и мы двинулись навстречу Эдмунду и Гренвиллу.
Вблизи стало заметно, что оба расстроены и встревожены. Глаза старшего вылезали из орбит, что делало его лицо еще уродливее. У молодого инвалида был подавленный, если не сказать убитый, вид.