Вся эта война в чём-то сильно напоминала Андрею его же летние похождения. Войско, рассыпавшись на малые отряды, рыскало по чужой земле, грабя и убивая. Завидев новую деревеньку или местечко, воины с криками и улюлюканьем, не стой тех же степняков, на полном скаку врывались на узкие улочки, вламывались в дома, и тащили оттуда всё, что душе приходилось по вкусу, взламывая на ходу сундуки и укладки, да забивая седельные сумы под самое горлышко. Особо ценилось всё, что было исполнено из металла. Даже если это была самая ненужная или непонятная вещь - уж в помещичьем хозяйстве всё сгодиться (хотя потом, под конец похода, от многого и избавляться будут, чтобы заместо что поценнее взять). Блеющий скот выводили из стай и тут же резали, заготовляя мясо в дорогу. Жителей же споро вязали верёвками и строили в шеренги. Если кто и пытался удрать, пешком там или охлюпкой на первой попавшейся лошади, того догоняли, спешивали и, награждая увесистыми оплеухами, волокли назад. И не потому, что боялись, будто упредит иных о злой участи, хотя в малом и это тоже, но главное потому, что ясыря много не бывает. Потом, дома, их можно будет либо похолопить, либо продать за звонкую монету или добрый товар. Больше всех доставалось, конечно, женщинам, многих ссильничали, куда ж без этого. Никакого гуманитарного права и в помине не существовало. Но Андрея это уже не так коробило, как это было в начале, свыкся. Видимо прав был старина Сенека, когда молвил: "сделай первый шаг, и ты поймёшь, что не все так страшно". Свой же первый шаг он сделал давно, когда впервые полностью принял условности шестнадцатого века.

Потом, когда из домов и ухоронок, вызнанных у селян посредством кулака и мата, уже ничего нельзя было взять, всё, что могло гореть, нещадно поджигалось. Правда жечь предпочитали по утрам, потому как люди, в походе истосковавшиеся по тёплым хатам и намёрзнувшиеся на ночёвках у лесных костров, мечтали хоть одну ночь провести нормально. Иной раз, в каком ни будь набольшем местечке, чтоб не сильно тесниться, устраивали и днёвку с непременной банькой, а то смрадом и потом от конников начинало шибать так, что хоть противогаз изобретай. Отдыхали дворяне тогда по полной, с медами стоялыми и плотскими утехами, порой забывая даже про службу, хоть Андрей и взыскивал с таких ослушников строго. Но вообще, если б какой литовский отряд застал бы их в такой день, мало бы им не показалось, ибо пьяный воин - совсем не воин.

Думая в такие дни о литвинах, Андрей с усмешкой вспоминал известный лозунг из своего будущего про армию и народ. Страшный вал погромов и пожаров катился по литовским землям, его ратники творили что хотели, где хотели и когда хотели, а армии, готовой дать отпор нигде не наблюдалось, хоть местный народ и кормил своих панов от пуза. Да, города, окружённые крепкими стенами были недосягаемы, так как успевали затворить ворота, а сил и средств для штурма и долгой осады загонные отряды не имели. Зато округу чистили старательно. Войсковой обоз рос, словно на дрожжах, грозясь превратиться во что-то огромное и неуправляемое. И уж точно начинал тормозить подвижные отряды поместной конницы.

Может оттого и не смогли взгоном взять Полоцк. Город - торговая жемчужина Великого княжества Литовского - успел изготовиться и сесть в осаду и всё, что смогли сделать ребята псковского наместника князя Горбатого, это разграбить и сжечь всё округ. Полочане с гневом и болью наблюдали, как горит их имущество, шляхтичи, укрывшиеся за стенами, в ярости сжимали рукояти сабель, но поделать ничего не могли. Армия великого княжества оказалась слишком медлительна и нерасторопна, и не готова к той войне, что предложил ей её вековой сосед.

А новгородская рать всё лилась и лилась ручьями по землям Белой Руси, и вслед этим ручьям растекались вокруг пожары и кровь. По утоптанным дорогам гнали полон, гнали скот. Скрипели сани. Шли шагом кони. Легко скользили на лыжах пешцы.

Андрей, кстати, тоже быстро обрастал имуществом: Олекса и Годим старались вовсю. Настолько, что после Полоцка пришлось даже же одного пленника посадить санями править, что сладили в довесок к уже имеющимся. Но оно того стоило.

Очередное местечко поначалу не сильно привлекло внимание княжича: мало ли их уже было, одним меньше одним больше. Раз его конники ворвались сюда первыми, то и большая часть добычи, за вычетом воеводской да государевой доли, достанется им. Но, как оказалось, был он не совсем прав.

Нет, претендентов на разграбление окромя его людей, в округе не было, но вот само местечко оказалось очень интересным - там стояло то, о чём он втайне давно мечтал - настоящая лесопилка, поставленная местным паном всего-то пару лет назад. Хотя, какой там пан, то управляющий из немцев за пана думал, вот и поставил доходное дельце. Лесов-то в округе видимо-невидимо.

Ну уж мимо такого подарка княжич пройти точно не мог. Схватив бумагу и карандаш, он принялся осматривать и зарисовывать её так подробно, как только можно было. Олекса даже уже и не удивлялся, а только помогал чертить, в то время как Годим, руками согнанных крестьян, снимал привода, полотна пил и все другие детали, сделанные из железа, и укладывали их в сани. Ну и некоторые особо хитрые шестерёнки - зачем нужные вещи бес толку жечь. Жаль, конечно, что мастеров не поймали, ну да свои мужики тоже не безрукие, глядишь скоро и появиться в его вотчине своя лесопилочка.

Поскольку работы с рисованием и разбором было многовато, то Андрей порешил встать тут на день. Если ратники и были против задержки, то ворчали себе более в кулак, зато споро принялись готовить баньку, а то и верно, пропотели да закоптились у походных костров так, что и не отмыть обычным-то путём. Ну а что там голова творит, то пусть его, лишь бы отдыху не мешал. Только приставленный полусотник попробовал поговорить, ссылаясь на то, что загонные отряды всего-то на седьмицу и отпущены. И лишняя днёвка им ни к чему. Но и он сильно не настаивал. Поход и без того был удачлив донельзя и не разграбленная из-за днёвки чья-то деревенька большой роли уже не играла. Вон, даже тут уже не всё подряд в сумы пихают. Пресытились, однако. А потому и он вскоре дал себя "уговорить" и ушёл, оставив голову заниматься своим делом.

Андрей со своими людьми с лесопилкой провозились до вечера. Ломать, оно, конечно, не строить, но и ломать иногда с умом надо. Когда всё было описано, зарисовано, снято и аккуратно в сани сложено князь отправился в панскую усадьбу. Вспоминая насмешливые взгляды отдыхающих ратников, лишь грустно усмехнулся. Ну да, с их точки зрения вся эта андреева волокита и выеденного яйца не стоит. Сколько раз в прошлых походах им приходилось жечь что-то подобное, и никто даже не думал, чтобы это забрать, уж слишком много места оно занимает. А уж об том, что вывезенное можно устроить у себя и потом на нём неплохую деньгу делать и думать не думалось. Просто не доросла ещё местная военная мысль до такого понятия, как вывоз промышленности с захваченной территории. Да что там говорить, если и позже русичи умудрились у немцев, которые заводик чугунолитейный с дутьём поставили, не перенять технологию, "не углядев" водяное колесо нагнетающее воздух в домну, отчего почти на век отстали в этом от европейцев. И ведь при этом понимали, что в иных землях лучше делают и мастеров иноземных никто не трогал - наоборот приглашали в больших количествах, правда, не всегда их на Русь пропускали, но всё же...

Так что Андрею оставалось только пожимать плечами и делать по-своему.

В усадьбе их уже ждала банька, в которой они до одури хлестались вениками, смывая грязь и пот, да знай успевали поддавать на каменку, нагоняя жар, чтобы потом, расрасневшиеся, в чём мать родила, выскакивать наружу, ныряя в снег, а остудившись, снова лезть назад. Пока же воины парились, местные бабы тем временем, под приглядом Якима с Мишкой, занимались одёжкой, сначала ратников, а потом и самих возчиков, выпаривая из неё вшей и стирая.