Когда князь выехал из ворот монастыря, уже вечерело. Темно-багровая полоса заката тускло мерцала из-под косматых фиолетовых туч.

Направляясь домой, он остановился возле деревянных лавок, в которых торговали книгами. Ради интереса заглянул в одну. Торговец, уже собиравший товар, немедленно подскочил к возможному покупателю.

- Чем торгуешь, братец? - спросил книгопродавца князь.

- Много чем, - засуетился тот. - Всё, что интересует покупателя. Есть жития святых отцов, благоверного князя Александра Невского, сочинения Иоанна Лествичника, изборник "Пчела", "Повесть о Вавилоне". А вот совсем недавно привезли: "Повесть о Дмитрии Басарге и его сыне Борзосмысле"

- А дай-ка мне её посмотреть поближе, - заинтересовался Андрей.

Взяв в руки тяжёлый том, он откинул обтянутую кожей крышку переплёта и увидел плотный, чуть шершавый желтоватый первый лист с причудливо выписанным красной киноварью заглавием, а дальше ровные ряды строк. Вчитался. Повесть захватила практически с первых строк уже тем, что явно выбивалась из традиционных норм литературы этого времени.

- А что стоит?

- Так, два рубля, да четырнадцать алтын, - ответил книготорговец.

"Ого! - про себя присвистнул Андрей - да тож доход с моих Березичей за год будет! Действительно дороги книги на Руси. Но ничего, скоро мы это поправим". Он минуту ещё поколебался, но, пересилив себя, протянул монеты продавцу. Книга была новая и занимательная, а он давно ничего нового не читал!

В это воскресное утро Андрей под мерный звон благовеста скорой рысью (все, на что способен был постаревший мерин, самый неказистый из всех имевшихся в родительских конюшнях) ехал по улочкам Москвы. Лицо его так и лучилось удовольствием. Да и почему бы ему не радоваться, коли жизнь бьёт ключом и, что самое главное, совсем не по голове.

Весь погруженный в приятные воспоминания, он выскочил из узенькой и безлюдной улочки на мощёный плахами перекрёсток и неожиданно для себя увидал знакомые лица.

Прямо ему навстречу гордо шествовал впереди своего семейства дьяк Лука Семёнов. Следом за ним важно семенила его жена, а рядом с ней шла девушка в накинутом поверх шушуна белом кортеле - короткой шубке, мода на которую пришла совсем недавно из-за рубежа. Чтобы не быть узнанным (зачем ему лишние пересуды?) князь слетел с седла и прикрывшись мерином, пропустил важную чету, тайком пытаясь рассмотреть девицу. И надо же было такому случиться, что, когда женская часть семьи проходила мимо, дочь дьяка (ну а кто бы ещё так вышагивал рядом с женой, мамка да служанки шагали следом отдельно) буквально на мгновение бросила взгляд в его сторону.

Но Андрею и этого мгновения хватило, чтобы понять, что он попал. Потому что мимо него шла Золушка из чешской сказки про три орешка, только глаза её были не карими, а зелёными. Забыв обо всём, он соляным столбом застыл на мостовой и лишь молча смотрел во след удаляющему видению. И только громко всхрапнувший и дёрнувший уздой мерин вывел его из ступора.

Мда, вот вам и извечный вопрос: верите ли вы в любовь с первого взгляда? Надо же, а он и не думал, что с ним, можно сказать на пятом десятке прожитых лет, может случиться такая оказия. Или это гормоны юного тела в голову бьют? А впрочем, какая разница. Тут с одной стороны мимо прошёл предмет воздыхания его юности, а с другой был брат, сосватавший-таки Ивана и теперь вплотную пытающийся взяться за него. И если братца нельзя послать на три буквы, то может, послать его к дьяку? Этот вопрос следовало хорошенько обдумать. Чем жениться на кракозябре, как брат Феденька (и ведь умудрился-таки ребёночка заделать!), уж лучше выдержать бурю эмоций и нравоучений, зато потом хоть на супругу полюбоваться можно будет без страха и лишнего стакана!

Ласково похлопав мерина по морде, Андрей вскочил в седло и тронулся дальше. Нужно было поспешать, ибо сегодня к нему должен был пожаловать давно ожидаемый гость.

Слава богу, к моменту его приезда братец Миша всё ещё был в церкви. Отдав мерина конюху, князь поймал первого попавшегося холопа и велел притащить горячей воды в баньку. Заодно туда же принести отданное на постирку и поглажку исподнее и верхнюю одежду.

Да, глажка. Вот кто бы знал, что такая привычная вещь, как утюг на Руси ещё не практиковалась. Для того чтобы погладить постиранное и отжатое вручную бельё, его наматывали на валик или скалку, образуя тугой свёрток и хозяйка сверху прокатывала его "рубелем" - длинной деревянной плашкой с рёбрами на нижней поверхности и рукоятью на конце. Катали так, что даже плохо постиранное всё одно становилось белоснежным, как будто из него все "соки" выжали. Отсюда, кстати, и пословица появилась: "Не мытьём, так катаньем".

Андрей долго присматривался к процессу, вспоминал исторические фильмы, и, наконец, решил-таки попрогрессорить. В конце концов, утюг на углях не такая уж и не выполнимая вещь, что и доказали кузнецы-умельцы. Зато теперь постиранная и откатанная по старинке одежда ещё и подвергалась какой-никакой, а термообработке. Ну и стрелочки можно было бы навести, если б было на чём. Правда на ура новинка пока расходиться не собиралась. Ну и пусть, важнее было то, что его одежда и бельё гладились горячим утюжком.

Сполоснувшись и одевшись во всё чистое, Андрей поднялся в свою комнату и там рухнул на лавку, дабы скоротать время до встречи, листая новую книгу, купленную на торгу.

Этого мастера корабельщика отыскал всё тот же купец Урвихвост. Где и как он умудрился это сделать, Андрея не интересовало. Главное, чтобы этот Ионуц Викол умел строить корабли по-новому. Хотя и смешно звучать будет: русские новомодные корабли будет строить молдаванин.

Да-да, это там, в 21 веке словосочетание молдавский флот уже само по себе вызвало бы улыбки, а вот тут, в 16, оказывается, это был действительно флот. Не военный, нет, до этого он, видимо, так и не дорос. Но торговый и каперский был вполне себе. Молдавские каперы позволяли себе грабить даже турецкие суда, а торговцы достигали Венеции и Генуи. Правда рождение и пик этого флота пришлись на времена Штефана Великого, но и поныне были живы те, кто строил и ходил на кораблях под молдавским флагом. И пусть Оттоманская империя ныне отторгла морское побережье у Молдавского княжества, но его корабли, спускаясь по Дунаю, всё ещё ходили до Стамбула.

Молдавский мастер прибыл точно после послеобеденного сна. Дворовый служка сразу же отвёл его в комнатку на первом этаже, где Андрей собирался провести переговоры. В верхние покои не повёл не потому, что хотел умалить его достоинство, а просто не хотел в очередной раз выслушивать сентенции Михаила по поводу чрезмерного общения с неродовитыми людьми. Да-да, заразу чванства старший братик давно уже подхватил. Да и как иначе, коли постоянно крутишься при дворе. И не объяснишь ему, что личные беседы для дела нужны. Пробовал, было дело. Потому-то и стал всё чаще задумываться о собственном домике в столице.

Викол-же оказался сухощавым крепким стариком, длинные усы которого были как будто свиты из узловатых верёвок. Лицо его, заросшее редкой, словно выщипанной гусями бородкой, изрезано было морщинами. Ему уже перевалило за семьдесят, но волосы у него оставались черными. Только левая бровь была рассечена пополам старым рубцом - явная отметина давней раны.

Одет он был в кунтуш из голубого фландрского сукна, на ногах красные сафьяновые сапоги, а старая кушма была ловко сдвинута набекрень.

- Здрав будь, Андрей-водэ, - степенно поклонился старик. Его русский был довольно неплох, что радовало, так как молдавского языка князь не знал. - Донесли до меня добрые люди, что ищешь ты мастера-кораблестроителя.