Пишегрю
В Амстердаме, куда французы еще не вступали и где их ждали с нетерпением, все население находилось в сильнейшем брожении. Буржуазия, раздраженная против оранжистов, требовала, чтобы гарнизон вышел из города, регентство сложило свою власть, а гражданам возвратили оружие. Пишегрю, уже подходивший к городу, послал вперед адъютанта с приглашением муниципальным властям сохранять спокойствие и не допускать беспорядков. Наконец 20 января (1 плювиоза) Пишегрю в сопровождении депутатов Лакоста, Бельгарда и Жубера вступил в Амстердам. Жители выбежали встречать его; они несли на руках патриотов, недавно подвергавшихся гонениям, и кричали: «Да здравствует Французская республика! Да здравствует Пишегрю! Да здравствует свобода!» Они поражались виду этих героев, которые полунагими вынесли подобную зиму и одержали столько побед.
Французские солдаты явили блестящий пример порядка и дисциплины. Голодные, едва одетые, среди льда и снега, они в одной из богатейших столиц Европы в течение нескольких часов, расположившись в кругу своего оружия, составленного в козлы, ждали, пока городские власти распоряжались доставлением им пищи и квартир.
В то время как республиканцы входили с одного конца, оранжисты и французские эмигранты бежали с другого. Море покрылось судами всякого рода, уносившими беглецов с их имуществом.
В тот же день дивизия Бонно, накануне завладевшая Гертруденбергом, перешла Бисбос по льду и вступила в Дордрехт. В этом городе она нашла 600 пушек, 10 тысяч ружей и склады съестных и военных припасов на тридцатитысячную армию. Потом дивизия прошла через Роттердам в Гаагу, где заседало собрание штатов.
В дополнение к этой военной операции, и без того уже выходившей из ряда вон, случилось нечто совершенно невероятное. Часть голландского флота стояла на якоре близ Тексела. Пишегрю, не желая дать этим судам времени высвободиться изо льдов и отплыть в Англию, послал в Северную Голландию несколько дивизий кавалерии и несколько батарей легкой артиллерии. На Зюйдерзее оказался такой крепкий лед, что французские эскадроны галопом проскакали по этой гладкой равнине и подъехали к кораблям, как к крепости. Лишенные возможности двинуться с места, голландские суда сдались этой неслыханной атаке.
С левого фланга оставалось только еще занять Зеландию, провинцию, образуемую островами, которые находятся в устьях Шельды и Мааса, а с правого фланга – Овер-Иссель, Дренте, Фрисландию и Гронинген, соединяющие Голландию с Ганновером. Зеландия, рассчитывая на свое неприступное положение, предложила гордую капитуляцию на следующих условиях: она не желала принять гарнизон в свои главные крепости, подвергаться контрибуциям, принимать ассигнации, требовала неприкосновенности всех своих судов и имущества, как общественного, так и частного, – словом, не желала подвергаться ни одной из неприятностей, сопряженных с войною. Она также требовала для французских эмигрантов разрешения удалиться нетронутыми.
Депутаты, находившиеся при армии, согласились на некоторые из этих условий, относительно других не обещали ничего, объявив, что решение должно быть предоставлено Комитету общественного спасения, и, не входя в дальнейшие объяснения, вступили в провинцию, весьма довольные тем, что избавились от опасностей насильственного нападения и сохранили свои эскадры. Пока это происходило на левом фланге, правый, перейдя Иссель, гнал перед собой англичан и даже отбросил их за Эмс. Таким образом провинции Фрисландия, Дренте и Гронинген тоже оказались завоеванными, и все семь Соединенных Провинций подчинились победоносному оружию Республики.
Это завоевание, которым Франция была обязана морозу и изумительной выносливости своих солдат гораздо больше, нежели искусству своих генералов, возбудило в Европе удивление, смешанное с ужасом, а во Франции – безграничный восторг. Карно, управлявший всеми операциями в Нидерландской кампании, был первым и настоящим виновником успеха. Пишегрю, а в особенности Журдан, превосходно поддержали его во время всех кровавых боев. Но с тех пор как войска перешли из Бельгии в Голландию, всё совершалось по милости солдат и мороза. Однако вся честь этого невероятного завоевания досталась Пишегрю как главнокомандующему, и его имя прогремело по всей Европе, прославляемое как имя первейшего французского полководца.
Завоевания Голландии было мало: следовало вести себя там осторожно и разумно. Во-первых, было весьма важно не топтать страну, чтобы не восстановить против себя ее жителей. Затем предстояло дать Голландии политическое направление, а в стране уже имелись два противоположных мнения. Одни хотели, чтобы завоевание было обращено на пользу свободы, то есть чтобы в Голландии ввели революционные порядки, другие советовали не слишком увлекаться духом прозелитизма[19], чтобы не напугать опять Европу, уже готовую помириться с Францией.
Первой заботой представителей, находившихся при армии, стало выпустить прокламацию, в которой они заявляли, что будут уважать всякую частную собственность, исключая собственность штатгальтера; что, так как последний один есть враг Французской республики, то его имущество по справедливости должно достаться победителям в качестве вознаграждения за военные издержки; что французы вступают в страну как друзья батавской нации не с тем, чтобы навязать ей то или другое исповедание, ту или другую форму правления, а только с тем, чтобы избавить ее от угнетателей и возвратить возможность свободно выражать свои желания.
Эта прокламация, за которой последовали соответствующие действия, произвела самое выгодное впечатление. Обновление властей везде прошло под французским влиянием. Из собрания штатов исключили нескольких членов, попавших туда только благодаря влиянию штатгальтера; в президенты был выбран Паулус, бывший морским министром до низвержения республиканской партии в 1787 году, человек замечательный и искренне привязанный к своему отечеству. Это собрание навсегда отменило штатгальтерскую власть и провозгласило державность народа, о чем специально сообщило депутатам, как бы относя на их счет заслугу этого решения.
Затем собрание приступило к составлению конституции и вверило дела временному правительству. Из восьмидесяти или девяноста кораблей, составлявших голландский военный флот, пятьдесят остались в портах во власти Батавской республики; остальные были захвачены англичанами. Голландская армия, распущенная после отъезда принца Оранского, была организована на новых основаниях под началом генерала Дендельса.
Однако пока голландцы занимались приведением в порядок своих дел, следовало позаботиться об обеспечении французской армии всем нужным. Депутаты обратились к временному правительству с реквизицией на известное количество сукна, башмаков, одежды всякого рода, и правительство обязалось всё это доставить. Этой реквизиции, хоть и не чрезмерной, должно было хватить на прокорм и экипировку армии. Голландское правительство пригласило города доставить свою долю требуемого, весьма основательно замечая при этом, что надо спешить удовлетворить великодушного победителя, который, вместо того чтобы брать, просит – притом лишь ровно столько, сколько ему необходимо. Города выказали величайшее усердие: всё потребованное было доставлено сполна.
Потом договорились насчет обращения ассигнаций. Так как солдаты получали свое жалованье не иначе, как только бумажками, необходимо было, чтобы эти бумажки имели свой курс. Голландское правительство издало по этому поводу постановление. Лавочники и другие мелкие торговцы обязывались принимать ассигнации от французских солдат по курсу девять су за каждый франк. Им запрещалось продавать одному солдату товара более чем на десять франков; затем, в конце недели, они должны были являться в муниципалитеты, которые отбирали у них ассигнации по тому же курсу, по которому они были приняты. Благодаря этим распоряжениям армия, так долго терпевшая нужду, наконец опять почувствовала довольство и начала вкушать плоды своих побед.
