Пруссаки наконец воспользовались уменьшением французских сил в стороне Кайзерслаутерна и неожиданно напали на них. К счастью, Журдан только что одержал победы на Руре, а Клерфэ перешел Рейн при Кельне. Союзники не решились после этого остаться в Вогезах. Они отступили, оставив французам весь Пфальц, и бросили сильный гарнизон к Майнцу. Стало быть, на левом берегу у них оставались только Люксембург и Майнц, и комитет тотчас же велел блокировать этот город. Клебер был отозван из Бельгии в Майнц, чтобы предпринять осаду той самой крепости, которую он защищал в 1793 году и где стал впервые известен. Следовательно, завоевания Франции достигали Рейна со всех сторон.
В Альпах бездействие продолжалось, и главная цепь осталась в руках французов. План вторжения, придуманный генералом Бонапартом и сообщенный комитету Робеспьером, был утвержден. Он заключался в том, чтобы соединить обе армии, Итальянскую и Альпийскую, в долине Стурии и вторгнуться в Пьемонт. Приказ о выступлении в поход уже был дан, когда случилось 9 термидора и исполнение приостановили. Коменданты крепостей, которые должны были уступить часть своих гарнизонов, представители, муниципалитеты и все сторонники реакции стали кричать, что этот план имеет целью погубить армию, забросив ее в Пьемонт, раскрыть Тулон англичанам и помочь тайным замыслам Робеспьера. Жанбон Сент-Андре, посланный в Тулон приводить в порядок флот и кое-что замышлявший против Средиземного моря, выказал себя яростным противником этого плана. Молодого Бонапарта даже обвинили в сообщничестве с Робеспьером на основании доверия, которое его талант и планы внушили младшему из братьев.
Армия в беспорядке вернулась к главной цепи, где опять стала на прежние позиции. Однако кампания окончилась блестящим успехом. Австрийцы, сговорившись с англичанами, хотели устроить попытку против Савоны, чтобы отрезать сообщение с Генуей, которая, будучи нейтральной, оказывала большие услуги торговле продовольствием. Генерал Коллоредо с корпусом в 8—10 тысяч человек двинулся с места, но не торопился и дал французам время приготовиться. Захваченный среди гор самим Бонапартом, он потерял восемьсот человек и позорно ушел, обвиняя англичан, которые, в свою очередь, обвиняли его. Сообщение с Генуей было восстановлено, и армия утвердилась на всех своих позициях.
В Пиренеях продолжались успешные операции. Дюгомье всё еще осаждал Бельгард, желая взять эту крепость, прежде чем спуститься в Каталонию. Ла-Унион хотел помочь осажденным общей атакой против французской линии, но, получив везде отпор, вынужден был удалиться, и город, придя в еще большее уныние, сдался 27 сентября (6 вандемьера). Дюгомье, не беспокоясь насчет тыла, готовился двинуться в Каталонию. В Западных Пиренеях французы, выйдя наконец из бездействия, вторглись в долину Бастан, взяли Хондарибию и Сан-Себастьян и благодаря климату этих мест собирались, как в Восточных Пиренеях, продолжать военные действия, несмотря на приближение зимы.
В Вандее война всё еще тянулась, медленная и опустошительная. После смерти Ларошжаклена Стоффле сделался его преемником в Анжу и Верхнем Пуату. Сапино командовал маленьким отрядом центра. Шаретт, прославившийся кампанией истекшей зимы, состоял начальником Нижней Вандеи, но домогался общего начальства надо всеми. Вожди собрались в Жале и заключили там взаимный договор по наущению аббата Бернье, друга и советника Стоффле, управлявшего краем от его имени. Аббат этот был так же честолюбив, как Шаретт, и ему хотелось устроить комбинацию, которая дала бы возможность приобрести влияние над всеми вождями.
Решили составить верховный совет и впредь делать всё согласно распоряжениям этого совета. Стоффле, Сапино и Шаретт взаимно утвердили друг за другом начальство в Анжу и в Средней и Нижней Вандее.
Война эта, без всякого уже возможного результата, сводилась к опустошению края. Республиканцы расставили по всей территории четырнадцать укрепленных лагерей. Из этих лагерей отправлялись отряды для поджога лесов. Жгли не только леса, но и изгороди, вереск и дрок, часто даже деревни, забирали жатву и скот и, основываясь на декрете, со всеми встречными поступали как с врагами. Вандейцы, которым надо было как-то существовать, продолжали среди этих ужасов возделывать свои поля и своим сопротивлением удлиняли войну. По сигналу вождей они неожиданно собирались, нападали на лагеря с тыла и нередко захватывали их или же, дав колоннам зайти подальше, кидались на них. А если уж им удавалось разбить республиканцев, они убивали всех до последнего человека. Затем они забирали себе оружие и, в сущности, нисколько не ослабив врага, слишком превышавшего их силой, всё же добывали средства продлить безнадежную и бесчеловечную борьбу.
В таком-то положении были дела на левом берегу Луары. На правом берегу, в той части Бретани, которая помещается между Луарой и рекой Вилен, образовался новый лагерь, по большей части из остатков вандейской колонны, истребленной при Савене, и поселян. Главой этой толпы был некто де Сепо. Этот корпус был приблизительно равен корпусу Сапино и служил связующим звеном между Вандеей и Бретанью.
Бретань тоже сделалась театром войны, только совсем другой, хоть и не менее ужасной. Шуаны, о которых мы уже упоминали, состояли из контрабандистов, оставшихся без дела, молодых людей, не захотевших покориться военной реквизиции, и нескольких вандейцев, уцелевших, подобно де Сепо, после Савене. Они просто разбойничали среди скал и в обширных лесах Бретани, особенно в громадном Пертрском лесу. Они не собирались, подобно вандейцам, большими отрядами, способными действовать в открытом поле, а передвигались шайками по тридцать, пятьдесят человек, останавливали курьеров, дилижансы, убивали мировых судей, мэров, республиканских чиновников, в особенности – покупателей национальных имуществ. К тем же, кто не покупал, а только арендовал имущества, они приходили в дом и заставляли их платить арендные деньги. Шуаны ломали мосты, портили дороги, подрезали оси телег, чтобы препятствовать подвозу в города продовольствия. Они пугали людей, возивших продукты на рынки, и не только пугали, а жгли и грабили их фермы. Не имея возможности военным порядком занять край, они явно поставили себе цель держать его в постоянном беспорядке. Менее согласные между собой, менее сильные, чем вандейцы, шуаны, однако, были опаснее и вполне заслуживали названия разбойников.
У них был тайный глава, о котором мы уже упоминали, – некто Пюизе, бывший член Учредительного собрания. После 10 августа он уехал в Нормандию, участвовал в федералистском восстании и после поражения при Верноне укрылся в Бретани. К большому уму, к редкой способности собирать элементы партии он присоединял крайнюю умственную и телесную энергичность и большое честолюбие. Его поразило положение Бретани как полуострова, значительное протяжение ее берегов, своеобразие края, покрытого лесами, горами, непроходимыми потоками; еще больше поразили его первобытные обычаи обитателей, говоривших на чужом языке, поэтому лишенных возможности общения с жителями остальной Франции, всецело подчиненных влиянию духовенства и втрое или вчетверо более многочисленных, чем вандейцы.
На основании всех этих данных Пюизе возымел мысль подготовить в Бретани восстание гораздо более страшное, чем то, вождями которого были такие люди, как Кателино, д’Эльбе, Боншан, Лескюр или Ларошжаклен. Соседство с Англией, удобные пункты, каковыми представлялись острова Гернси и Джерси, внушили Пюизе мысль привлечь Сент-Джеймский кабинет к участию в его планах. Ему не хотелось, чтобы энергия края тратилась на мелкие бесполезные разбои, и он старался организовать всё так, чтобы держать весь край в своих руках. С помощью духовенства Пюизе распорядился завербовать всех людей, способных носить оружие, и внести их в реестры, открытые во всех приходах. Каждый приход образовал группу, каждый округ – отряд; все отряды образовали четыре главных батальона: Морбиганский, Финистерский, Кот-дю-Нор и Иль-и-Вилен. А всеми этими батальонами управлял центральный комитет, представлявший собой верховную власть края.
