Эме знала, что взывать к Господу бесполезно. Если он не совсем бросил меня, он хочет, чтобы я пошла этой дорогой. И сделать это надо как можно лучше — так говорил Вильям.
Кызлар-ага поднялся с колен.
— Мой хозяин будет доволен, — сказал он. — Ты почти совершенна. Если бы ты была девственницей, он мог бы взять тебя в жёны. Он нетерпелив...
Эме внимательно смотрела на него. Как он мог столь интимно дотрагиваться до неё или до другой женщины и ничего при этом не испытывать?
Кызлар-ага открыл другую дверь.
— Пусть госпожа войдёт.
Эме, как будто очнувшись ото сна, наклонилась, чтобы поднять одежду.
— Госпоже не нужна одежда, — сказал Кызлар-ага.
Эме выпрямилась и пошла к двери. «Спокойно, — говорила она себе, — спокойно».
Пройдя мимо него, Эме остановилась и удивлённо огляделась. Наверное, она попала в баню. В помещении находилось несколько роскошно драпированных диванов. Ступеньки вели к мраморному полу, в центре которого возвышалась мраморная плита, скорее похожая на жертвенный алтарь. Ещё три ступеньки спускались к третьему уровню, тоже мраморному, хотя и покрытому деревянным настилом, от которого отходило несколько больших водостоков. На каждом уровне была своя дверь, но в комнате было пусто. Через огромные люки в потолке проникал свет.
В самом низу стояли два огромных деревянных котла с водой, от одного из них поднимался пар. Эме удивила установленная в стене второго уровня жаровня с огнём, над которой крепился шест. На шесте висел металлический сосуд, распространяющий наиболее соблазняющий аромат.
Её собираются здесь кормить? Или варить?
К ужасу Эме евнухи вошли в помещение сразу за ней. Один из них запер двери; все они начали раздеваться.
«Надеюсь, они не будут раздеваться догола, — подумала Эме. — Теперь-то я точно потеряю сознание».
Но евнухи остались в набедренных повязках.
Кызлар-ага указал на мраморную плиту:
— Пусть госпожа ляжет.
«Чтобы вынести какое-нибудь грязное оскорбление?» — в ужасе подумала Эме, но вслух спросила:
— Для чего?
— Госпоже удалят волосы, — объяснил Кызлар-ага.
Эме, раскрыв рот, уставилась на него, потом на евнухов, стоявших в ряд и смотревших скорее на её лицо, чем на тело. Почему-то их безразличие оказалось переносить тяжелее, чем если бы они проявляли какие-либо желания. Мысль о том, что её обреют, показалась Эме хуже, чем мысль об изнасиловании.
Эме спустилась по ступенькам и легла на плиту. От холодного мрамора её кожа стала гусиной.
Кызлар-ага встал позади Эме, поднял её голову и собрал все её волосы наверх.
Один из евнухов подошёл с другой стороны с подносом в руках. На подносе лежал изогнутый нож, длиной около восьми дюймов.
Кызлар-ага поднял правую руку Эме.
— Госпожа должна лежать совершенно неподвижно, — сказал он. — Я ловкий человек, но даже я могу не справиться с резким движением.
Эме медленно втянула воздух, когда он начал точить нож. В это время другой евнух обильно напудривал ей подмышки. Бритва нежно заскоблила кожу. Левая подмышка была обработана таким же образом.
— Пусть госпожа раздвинет ноги, — приказал Кызлар-ага.
«Как удивительно, — подумала Эме, — я даже не собиралась сопротивляться ему... хотя ещё сегодня утром такое предложение любого мужчины, кроме мужа, вызвало бы у меня обморок».
Эме закрыла глаза, пальцы евнуха втирали порошок. Ощущение было очень приятным, и ей ничего не оставалось, как сохранять спокойствие. Кызлар-ага начал брить, склонившись над её лоном.
— Тем госпожам, которые сопротивляются, — приговаривал он, — удаляют волосы, выдёргивая их по одному. Это очень больно, и кожа остаётся раздражённой какое-то время. Ты поступаешь мудро, подчиняясь правилам гарема, госпожа.
Эме закрыла глаза. Бритва двигалась меж ног, направляемая умелыми и безразличными пальцами. Она собрала всё самообладание и лежала спокойно.
— Пусть госпожа встанет, — сказал ага.
Эме открыла глаза, села и посмотрела на себя в зеркало. Она подумала, что никогда не видела, как выглядит по-настоящему зрелая женщина. Краска смущения залила её щёки, она удивлённо огляделась, опустив ноги на пол. Евнухи были чем-то заняты, суетясь вокруг металлического сосуда, двое из них что-то энергично перемешивали в нём.
— Тебе будет сейчас горячо, госпожа, — сказал Кызлар-ага, — но это ощущение скоро пройдёт. Теперь встань на пол, а руки разведи в стороны.
Эме повиновалась, удивляясь, что она подчиняется приказам этого существа. На самом деле ей было даже интересно узнавать, что с ней будут делать дальше. Принесли тяжёлый кувшин и поместили его над нею. Несколько капель коричневой обжигающей смеси попали на её левую руку и вызвали дикую боль. Было страшно горячо. Последовал новый приступ боли, когда немного тягучей смеси было вылито на её правую руку. Евнухи быстро размазали массу по коже, покрыв её руки от кистей до плеч.
— Это смесь сахара и лимона, — сказал Кызлар-ага. — Теперь ты должна оставаться совершенно спокойной. Процедура требует большого умения. Не вини меня, если пошевелишься. Малейшее движение, и твоя кожа начнёт облезать.
Кызлар-ага обошёл вокруг помоста и приблизился к Эме, натянув шёлковую нить. Положив нитку на плечо Эме, он мягко нажал, и она вошла в коричневую смесь, покрывавшую кожу. Потом медленно и осторожно он повел нитку вниз по руке Эме, снимая густую массу, а вместе с ней и волоски, покрывавшие её руки. Евнухи и сама Эме с интересом и любопытством следили за движениями Кызлар-аги. Мягкие волоски исчезли, кожа стала абсолютно чистой.
Обработав руки Эме, Кызлар-ага заставил её снова лечь и занялся ногами. Потом она встала на колени, и ей очистили спину, потом она снова легла, и ей ещё раз обработали подмышки.
— Теперь предстоит самая трудная часть дела, госпожа. Советую лежать спокойно, — улыбаясь, сказал Кызлар-ага.
Эме закрыла глаза. Она не могла спокойно смотреть на евнухов — таких близких, таких горячих, но не испытывающих ни капли физического влечения. Той же массой покрыли её груди, хотя ей казалось, что на ней и волосинки не осталось, живот до паха и между ног. Испугавшись, что они поранят её там, внизу, Эме почувствовала приступ отчаяния. Она невольно вздрогнула и получила предостерегающий шлепок по бедру.
— Я начинаю, госпожа.
Сначала Эме пыталась задерживать дыхание, но потом стала медленно и редко дышать. Она почувствовала движение нитки, скользившей меж её грудей; помощники евнуха осторожно держали её за соски, раздвигая холмики грудей, чтобы нить Кызлар-аги уверенно прошла меж ними.
Груди её отпустили, и нитка прошла по животу. Эме напрягла мышцы, почувствовав, что она движется по лону. Ещё раз Эме ощутила прикосновение пальцев на внутренней стороне бёдер... Ей раздвинули ноги так широко, что она испугалась, как бы её не разорвали на части. Эме приготовилась кричать от ожидаемой боли, но боли не было. Она ощутила лёгкое поглаживание и, подняв глаза на Кызлар-агу, увидела, что он улыбается.
— Ты послушная госпожа, — похвалил он. — Теперь настало время принять ванну.
Эме соскользнула на пол. Евнухи уже спустились вниз, где помещались огромные баки. В руках они держали серебряные чаши.
Сначала Эме поставили на колени, и Кызлар-ага тщательно вымыл ей голову ароматным мылом. Затем волосы ополоснули и перевязали лентой. Эме поставили на деревянный настил и несколько раз окатили горячей водой. Она заметила, что вода была мыльной.
— Пусть госпожа ляжет.
Эме повиновалась и вытянулась на мокрых досках настила. Евнухи растирали её тело от шеи до пяток. Она чувствовала, как тепло, ощущение чистоты и лёгкости переполняют её. Эме почувствовала, что теперь не боится евнухов и не стесняется мужских рук, касающихся её. Казалось, ничего страшного не может с ней произойти по сравнению с тем, что уже произошло. Неведомое прежде возбуждение оставалось в ней и даже нарастало.
Процедура купания была завершена, её заставили встать и семь раз окатили холодной водой.