— Сейчас она закружится ещё больше, Хоук-младший. Ты должен убедить твоего отца пойти на службу к эмиру. И тогда все звёзды на небосклоне будут ему доступны. Но ты должен остаться предан мне и моему сыну. — Она улыбнулась и взяла его руки в свои. Её кофта неожиданно распахнулась, и руки Энтони коснулись обнажённой груди Мары. Грудь была упругой, как у девушки, но соски, казалось, заполнили его ладони. — Я говорила, что прошлой ночью видела тебя голого и грязного... Я сразу поняла, чего хочу и что могу сделать с таким мужчиной, как ты. Я решительная женщина, я вдова и эмир-валиде. Вот уже две недели у меня никого не было, и я храню свою страсть. Я овладею твоим телом, Хоук-младший, и вдвоём мы покорим мир.

Она встала, и его руки опустились на её бёдра. Её шаровары скользнули вниз, и Энтони благоговейно замер, разглядывая её обнажённую плоть... Его боль и усталость улетучились, как по мановению волшебной палочки.

Эмир-валиде расхохоталась, видя его выражение лица:

—У тебя не было женщины?

Энтони отрицательно покачал головой.

Мара сняла его руки с бёдер и жестом приказала встать.

— В таком случае ты действительно будешь моим, — сказала она. — В течение всей своей жизни тебе не найти ни одной женщины, которую можно было бы сравнить со мной. — Она развязала шнурок на его шароварах, и они спустились до колен. — Как долго я мечтала об этом, — страстно проговорила она и посмотрела ему прямо в глаза. — Но наша любовь будет тайной, Хоук-младший. Если ты хоть словом обмолвишься своему отцу или даже своему отражению в зеркале, я сама спущу с тебя шкуру.

— Но Кызлар-ага... — Энтони облизнул губы.

— Он никогда не предаст меня. — Она обнимала Энтони, и даже её угрозы не могли остановить его нарастающее возбуждение.

— Теперь иди ко мне, — мягко сказала она, — я научу тебя любить.

Эмир Мехмед II стоял на зубчатой стене Анатоли-хисар, вглядываясь через Босфор на Константинополь. Его окружали паши и советники. Халил-паша, великий везир, которого пленники приняли прошлой ночью за эмира; Заган-паша, порученец эмира; анатолийский хараджи[35]; Исхак-еврей; Балт-оглу, болгарский перебежчик, адмирал турецкого флота; Хамуд-паша, доверенное лицо эмира, и другие. Вместе с ними находились Джон и Энтони Хоквуды.

На вершине скалы, находившейся ниже уровня крепостной стены, как будто готовясь к нападению, выстроились янычары, их великолепное обмундирование сверкало в лучах утреннего солнца. У берега были пришвартованы семьдесят галер, которые представляли весь турецкий флот и вряд ли могли удовлетворить амбиции юного эмира. Но османцы плохо знают море, подумал Джон.

— Объясни мне, Хоук, почему Константинополь, находящийся в самом центре моих владений, всё ещё противостоит мне? А ведь мои сипахи поят лошадей водой Дуная и предки мои похоронены в тени гор Тавра... Действительно ли стены этого города неуязвимы? — размышляя вслух, спросил эмир.

— Нападению плоти и крови, о падишах, — ответил Джон, которого научили правильно обращаться к эмиру. — Если эти стены будут защищать решительные воины, город неуязвим.

— Есть ли в городе решительные защитники?

— В распоряжении императора менее пяти тысяч человек.

— Менее пяти тысяч человек? Моё войско во много раз больше.

— Пяти тысяч воинов достаточно, чтобы отразить атаку на город и победить.

— Ты считаешь, город не может быть взят? — Мехмед нахмурился.

— Вряд ли он падёт при осаде, о падишах, — предположил Халил-паша.

— Трусливый старик, — презрительно бросил Мехмед. — Осада? В течение двух лет эти стены осаждали арабы... и безуспешно. Я не собираюсь ждать два года. Мои янычары рвутся в бой, к победе. Если они не опрокинули до сих пор котелки, то только потому, что я эмир едва ли неделю. Я должен доказать им, что я — завоеватель такой же, как мой отец. Времени на ожидания у меня нет. — Эмир взглянул на Хоквуда. — Что ты знаешь о янычарах, Хоук?

— Я знаю славу о них.

— Янычары — и наша сила, — сказал. Мехмед, — и наша слабость. Когда мой великий предок Осман пришёл с Востока, его войско состояло только из тюрок. Наша кавалерия была самой сильной в мире. Да и сейчас лучше её нет... Осману не нужна была пехота. Его сын Орхан понял, что всадники не способны штурмовать крепостные стены. Он приказал набрать людей в пехоту, их назвали яя, или пешие солдаты. Они были на службе у эмира и платили им серебряную монету в день. Мои люди как ветер, они не умеют повиноваться, их объединяет только стремительный порыв. Но ветер не может взять стен города. Сын великого Орхана, Мурад-хан Гази, поразмыслив, решил создать войско, которое умело бы только воевать и подчиняться. Все янычары по рождению христиане, ещё детьми их выкупили у родителей и воспитали в мусульманской вере.

Эмир медленно перевёл взгляд на Энтони, стоявшего около отца. Сердце Энтони часто забилось, но он понял, что эмир ни о чём не догадывается. Никто из этих людей, даже его отец, не знал истинного смысла жизни. Никто из этих людей никогда не приникал к пульсирующим бёдрам самой прекрасной женщины в мире и не слышал её страстных стонов...

— Новобранцев назвали янычарами, что означает «новое войско», — продолжал Мехмед. — В настоящее время они подчиняются жестокой дисциплине и живут отдельно в своих очагах. Они преданы эмиру, как собаки. Как, спросишь ты, можно этого добиться? Ими командует «чорбаджи», или кашевар. У него в подчинении «ашжибаши», или шеф-повара, их адъютантов называют «сакабаши», или водовозы. На их кроваво-красном знамени вышит полумесяц и меч Омара, их полковой тотем — котелок с мясом. Ты правильно назвал их силой, которую боится весь мир. Янычары знают об этом. Они понимают, что чувствуют люди, когда узнают о том, что янычары переворачивают свои котелки. За время моего правления они не делали этого. Янычары ждут, когда их поведут на врага. Это должно произойти очень скоро.

Пальцы эмира подрагивали. О чём, интересно, мечтал этот могущественный человек, понимавший, что его сила зиждется на переменчивом и таящем жар вулкана урагане? Опираясь на ужасающую мощь, он должен пронестись сквозь свою жизнь...

Джон Хоквуд уже принял решение, понимая, что только этот молодой человек может спасти и его самого, и его семью. Кроме того, эмир нуждался в знаниях Хоквуда даже больше, чем император Константин. К тому же Джон больше не считал себя обязанным Константину, потому что он, несмотря на заверения в дружбе, не заступился за Вильяма, не спас его... Теперь византийцы заслуживали только мести.

— Я научу тебя, как взять Константинополь, о падишах, — сказал наконец Хоквуд.

Среди людей, Окружавших эмира и немного понимавших по-латыни, прошёл шорох.

— Говори, — приказал Мехмед.

— Нужно будет как следует подготовиться. Даже целой армии, о падишах, недостаточно для штурма города. Тебе нужны корабли, их должно быть намного больше, чем сейчас.

Мехмед взглянул на Балт-оглу, адмирал энергично закивал головой.

— Корабли будут, — сказал Мехмед, — их начнут строить завтра. Ты думаешь, корабли смогут взять Константинополь, Хоук?

— Корабли не дадут пополнять город свежими силами и продовольствием. Следующее, что потребуется, — ружья для янычар. В Константинополе уже есть ружья.

Мехмед вопросительно посмотрел на Заган-пашу.

— Я говорил тебе об этом, о падишах, — откликнулся Заган, — на Косовом поле у христиан были ружья. Используя их, они опустошили наши ряды. Я рассказал об этом Великому Мураду, и он поклялся запомнить это. Но тогда он был уже болен...

— Мы закупим ружья, — сказал Мехмед. — Ты считаешь, Хоук, что ружьями можно взять Константинополь? Ружьями и кораблями?

— Ружья и корабли позволят твоим янычарам сражаться с христианами на равных, но и они не смогут разрушить стен Константинополя... Только пушки способны на это...

— Пушки! — воскликнул Мехмед, и снова в его окружении послышался шёпот. — Мои люди ничего не знают о пушках.