Хоквуды вышли из зала, на этот раз их никто не подгонял хлыстом. Их не выбросили во двор, а спустили вниз по лестнице.

— Наверное, нас ведут в темницу, — пробормотал Джон Хоквуд, — мужайся, мальчик.

К удивлению Хоквудов, они оказались в бане, пол которой был четырёхуровневым; от кипятка в огромных чанах шёл пар. В бане оказались четверо чёрных мужчин в набедренных повязках, их лица и грудь были гладко выбриты.

— Какие кругом странные люди, — пробормотал почти про себя Джон и, обернувшись к старшему из сопровождающих, который понимал по-гречески, спросил: — Где моя жена? — Он очень беспокоился о судьбе Мэри, оставленной на милость этим странным людям.

— Ваша женщина отправлена в гарем, — ответил сопровождающий.

— В гарем? — ужаснулся Энтони. В Константинополе этому слову придавали греховный характер.

— О ней там позаботятся, — заверил его турок.

— Что ждёт нас? — поинтересовался Джон.

— О вас тоже позаботятся, — ответил, турок, — это приказ эмира Мехмеда.

— Мехмед, — пробормотал Джон, — Так вот, значит, как его зовут.

— Нам хочется есть и пить. Пусть нам дадут немного вина, — попросил Энтони.

— По учению Пророка, винопитие — тяжкий грех, — отрезал турок. — Всё остальное вам дадут. Но сначала вы должны помыться.

Джон Хоквуд уже убедился; что народ Константинополя заботился о чистоте тела гораздо больше, чем англичане, но теперь они с Энтони поняли, что византийцев по сравнению с турками можно считать просто грязнулями. Они купались более часа и всё это время провели, стоя на верхнем уровне бани. Евнухи служили им, выполняя их желания. Холодная и горячая вода, омывая их тела, стекала вниз в огромный водосток. Чёрные пальцы мягко массировали их тела сладко пахнущими притираниями, они не пропускали ни одного изгиба; их волосы были намылены и высоко подобраны. Между делом евнухи о чём-то говорили своими неприятными высокими и одновременно грубыми голосами; по их интонации чувствовалось, что они восхищены габаритами и мощью пленников.

— Интересно, сколько раз в год мужчина проходит эту процедуру? — спросил Джон турка.

— Если нет военного похода, Хоук, мужчина моется каждый день, — ответил капитан, изумляясь вопросу англичанина.

Джон от удивления не знал, что и сказать.

После мытья в бане оба Хоквуда от усталости едва держались на ногах. Поднявшись по лестнице, они оказались в роскошных покоях с мягкими диванами и ковром на полу. Стопкой лежала турецкая одежда, их ждали блюдо с жареным барашком, кос-кос и кувшины с водой. Для бодрости пленникам был приготовлен напиток, называемый кофе, неизвестный в Англии, но знакомый им по Константинополю. Хотя едва ли там варили такой крепкий и сладкий кофе, как этот.

Хоквуды набросились на еду и, утолив голод, расположились на диванах.

— Отец, — спросил Энтони, — мы спасены?

— Не знаю, мальчик... Эмир Мехмед может приказать, чтобы мы сражались против византийцев. Ты готов к такому повороту событий?

— Да, — не раздумывая сказал Энтони, — теперь я ненавижу византийцев. Мы должны отомстить им за Вильяма... и спасти Кэтрин.

— Ужасно сознавать, что нам придётся сражаться под знаменем варваров против христиан.

— Ещё неизвестно, кто из них варвары, — размышляя, сказал Энтони.

— Они, сынок. Завтра нам предстоит тяжёлый день.

Обессиленный, Энтони решил заснуть. Его ломало после сложного похода, сожжённая солнцем кожа, натёртая бальзамом, горела, его члены ныли от ударов, полученных ранее, но мозг работал хорошо. Он поймал себя на мыслях об эмире, Молодом человеке, названном в честь Пророка, он вспоминал устремлённые на него взоры эмира. Потом Энтони наконец погрузился в сон, но вскоре неожиданно проснулся.

В дверях стоял человек, смотревший на него.

Энтони посмотрел на отца, но Джон Хоквуд крепко спал и даже громко храпел. Оружия в комнате не было.

— Оденься, Хоук-младший, — сказал незнакомец шёпотом; голос его был грубым и высоким. — Следуй за мной. Постарайся не разбудить своего отца.

Энтони медленно поднялся, обдумывая, не разбудить ли ему отца.

— Тебе будет лучше» если ты сделаешь так, как я сказал, — предупредил евнух, как будто читая его мысли.

Энтони сообразил, что с ним ничего не случится и что евнух выполняет приказ эмира. Если бы эмир хотел наказать его, то, конечно, не стал бы это делать ночью. Энтони натянул шаровары, отличавшиеся от плотно облегавших штанов, к которым он привык, и расшитую рубаху. Сунув ноги в мягкие сапоги, облегавшие, но способные растягиваться, он вышел из комнаты.

— Надень и это, — скомандовал евнух и протянул Энтони плащ с капюшоном из какого-то грубого материала.

— Теперь идём, — сказал евнух.

Энтони последовал за ним, чувствуя, что ему не по себе, но понимая, что должен выглядеть как турок, пусть даже и слишком высокий.

— Кто ты? — спросил Энтони.

— Я Кызлар-ага, — ответил человек. — Я господин всего самого важного. Можешь звать меня Челеби.

— Твоё имя Челеби?

— Челеби это титул, Хоук-младший. Он значит «хозяин».

Они спустились по лестнице, охраняемой ночной стражей. Кызлар-ага прошёл мимо, и охранники даже не спросили его о том, кто с ним идёт. Возможно, этот человек действительно был здесь хозяином. Как, интересно, он связан с эмиром? Они пересекли двор и направились к воротам.

— Куда мы идём? — спросил Энтони.

— Кое-кто хочет поговорить с тобой, — ответил ему евнух.

Может быть, это мама, подумал Энтони. Они вышли с территории крепости и направились к походному стану. Он был даже больше, чем показалось Энтони с первого взгляда прошлой ночью. В бледном свете луны выделялось множество разнообразных шатров, стоявших стройными рядами. С тыльной стороны к шатрам были привязаны лошади. Эти сооружения вряд ли можно было, назвать шатрами, они походили на большие разборные полотняные дома и, очевидно, состояли из нескольких помещений разной высоты.

Этот «городок» патрулировался вооружёнными охранниками, но, как и внутри крепости, никто не задержал Кызлар-агу, когда они с Энтони проследовали мимо них. Подойдя ко второму по величине шатру, они откинули занавеску, служившую дверью, и оказались в маленькой комнате.

— Жди меня здесь, — сказал спутник Энтони и, отодвинув ещё одну занавеску, пригласил его войти.

Энтони осмотрелся. За внутренней занавеской мерцал свет, но в помещении было темно. Энтони почувствовал, что в помещении, кроме него, никого нет.

Вскоре Кызлар-ага вернулся.

— Сними плащ, — приказал он.

Энтони повиновался, потому что совершенно не понимал, что с ним происходит.

— Теперь нагнись, — опять приказал ага.

Энтони повиновался, и ага завязал ему глаза.

— Если тебе дорога жизнь, не снимай повязку, — сказал ага. — Теперь идём.

Взяв Энтони за руку, человек повёл его во внутренние покои. Через повязку пробивался яркий свет, ноги Энтони утопали в мягких коврах. Они миновали ещё одну занавеску, которая коснулась лица Энтони. Внезапно аромат, ласкавший обоняние Энтони с момента, когда они попали в громадный шатёр, лавиной нахлынул на него.

— Стань на колени, — прошептал ага.

Энтони повиновался и услышал слова аги, говорившего скорее всего по-турецки.

Are ответил женский голос. Энтони вскинул голову. Голос был нежный и одновременно уверенный.

Ага снова и более настойчиво что-то сказал.

«Боже мой, — подумал Энтони, — интересно, что они обсуждают?»

В голосе женщины послышались командные нотки. Ага мгновенно выполнил приказ, понял Энтони, потому что услышал, как он удалился.

Энтони всё ещё стоял на коленях.

— Сними повязку, Хоук-младший, — приказала женщина.

— Мне сказали не делать этого... госпожа, — сказал Энтони. — Иначе я могу поплатиться жизнью.

— Твоя жизнь в моих руках, — сказала женщина. — Сними повязку.

Энтони не раздумывая развязал узел на затылке. Как от яркого света он зажмурился и не сразу открыл глаза. Сначала на него произвели впечатление цвета убранства покоев: серо-голубые ковры, розовые и бледно-зелёные подушки на диванах, даже стёкла в лампах были цветными.