— Хоук-паша! Рад видеть тебя, Гарри! — Сулейман раскрыл объятия, как только Гарри вошёл в его покои. — Мне сказали, что ты пропал в море.
— Я не принёс тебе хороших вестей, падишах.
— Я знаю обо всём от этого негодяя Барбароссы.
Он потерял Западное Средиземноморье, а ведь столько хвастался...
— Мне сказали, что Барбаросса в Константинополе.
— Да. Я посадил его под арест.
— За что? За то, что он проиграл сражение, о падишах? Но ведь это случилось из-за бури.
— Хорошо... — Сулейман погладил бороду. — Я отпущу этого мошенника. Один Аллах знает, на что он теперь годится.
— Мы просим, чтобы ты разрешил нам восстановить флот. Мы хотим отвоевать то, что потеряли. В этот раз мы победим.
«Или умрём», — подумал Гарри, вспомнив слова Рокселаны.
— Ты мне нужен здесь, Хоук-паша... Я окружён врагами.
— Ты, падишах? В Высокой Порте толпятся послы всех народов Европы, они ищут союза с тобой. Все называют тебя Сулейманом Великолепным.
— Сейчас я говорю не об иноверцах. Если будет нужно, я могу наказать их. Мои враги здесь, в Константинополе, в самом дворце.
«Мой Бог, — подумал Гарри, — ничего не изменилось».
— Падишах, — сказал он, — ты зря волнуешься. Ты по-прежнему не доволен великим везиром?
— Не говори мне об этом человеке, — прошептал Сулейман.
— Но я вижу его...
— Идущим во главе моих людей и доказывающим величие султана? Действительно, ты видел это, Хоук-паша. Он таким себя и считает. Ты знаешь, что он хвастается, что богаче меня? Ты знаешь, что он построил дворец в Истанбуле, затмевающий мой? Он болтает, что благодаря его гениальности выиграна война с персами...
— Ты ведь ездил в Персию, — сказал Гарри, пытаясь хоть что-то понять.
— На переговоры... И что я обнаружил там? Он переманил половину моей армии — люди слушают его больше, чем меня. Мне не оставалось ничего другого, как лицемерить. Мы вместе вернулись после того, как персы взмолились о мире, я встретил его таким триумфом, какого не было со времён императорского Рима. Но и теперь каждый день я всё больше чувствую угрозу, исходящую от него. Я послал в Тунис за тобой и Хайреддином, чтобы вы оказали мне помощь. Когда гонцы добрались до несчастного города, твой флот уже был разбит.
— Рассеян штормом, падишах, — поправил Гарри.
— Не имеет значения. Твоего флота больше нет. Всё, что я знал, — то, что тебя больше нет.
Но теперь я вернулся, падишах.
— Да. Послушай меня, Хоук-паша. Я освобожу Хайреддина из-под ареста, и вы начнёте строить новый флот. Найми людей столько, сколько нужно. Но не покидай Константинополь, пока я не разрешу. Понятно?
Гарри всё понял: султан собирался уничтожить своего везира. Но Гарри знал, что подозрения Сулеймана безосновательны, они навеяны наветами Рокселаны.
Дел было много. Гарри сразу же отправился во дворец Хайреддина и распустил стражу.
— Рад видеть тебя, старина! — Барбаросса обнял Гарри. — Узнав, что ты вернулся, я сказал себе: моим следующим посетителем будет или Гарри Хоквуд, или палач. Или ты пришёл в обоих обличиях?
— Я пришёл занять тебя работой, старина, — ответил Гарри, — нам надо многое вернуть.
Барбаросса похлопал его по плечу:
— И мы сделаем это, клянусь именем Аллаха! — Затем он посерьёзнел. — Я скорблю о смерти твоих жён, о Яне...
— Ты тоже потерял всех... А что случилось с твоими судами?
— Я не знал, что бывает такая погода. Всё произошло так неожиданно. Я видал внезапные шторма в Течении Львов, но не думал, что такие бывают на юге. В следующий раз я буду знать, что делать.
— Расскажи мне о Туглуке.
— Он был такой толковый юноша. Я отдал под его командование галеру. Она просто исчезла, Гарри, вместе с экипажем. Должно быть, вода залилась в вёсельные отверстия. Это был самый ужасный шторм, который я когда-либо видел.
— Что с Драгутом?
— Он жив. Сейчас он здесь, в Константинополе.
— Хоть он жив...
— Но что касается женщин... Я сомневаюсь, что ты любил кого-нибудь так, как ту русскую. — Он засмеялся. — Моли падишаха, чтобы он взамен дал тебе Рокселану.
— Упаси Господь, — буркнул Гарри.
Гарри проводил Барбароссу на пристань, по пути они обсуждали планы строительства больших и лучших, чем они прежде видели, галер, способных выдерживать худшие из штормов Средиземноморья и сражаться с кораблями Андреа Дориа.
— Может, рискнём выйти в Атлантику? — спросил Барбаросса.
— Сначала мы решим вопрос с Дориа, а уж потом... — пообещал ему Гарри. — Ты никогда не видел таких земель, они просто жаждут, чтобы ты собрал с них урожай.
Гарри послал Диниза, которому абсолютно доверял, организовать личную встречу с великим везиром, а сам вернулся во дворец Хоуков.
— Ты очень изменился, — сказала Эме. — Должно быть, ты сильно устал.
— Я действительно очень устал, — согласился Гарри. — И, возможно, поэтому чувствую себя совсем другим человеком.
— Султан простил тебе поражение?
— Это не было поражением, тётя. Султан дал мне возможность построить новый флот.
— Когда ты в следующий раз вернёшься, я буду мертва, — вздохнула она.
— Новый флот будет у нас только через год, а ты будешь жить вечно. Но сейчас я должен пойти к невесте.
— Гарри... — Эме взяла его руку. — Она ещё совсем ребёнок.
— Почему? Ей наверняка уже есть пятнадцать лет. Трессилия была не старше. И Яна тоже. Ты сама рассказывала, что вышла замуж за дядю, когда тебе было четырнадцать...
— Это было давно. — Эме прикусила губу. — И, Гарри, учти, что Трессилия была наполовину турчанкой, а Яна — варваркой. Эта же — юная леди. — Она криво улыбнулась. — Такие девушки более беззащитны, чем кто-либо из тех, кого ты знал.
— Ты сказала Фелисити, что с ней должно произойти? — нахмурился Гарри.
— Разве ты отсутствовал полгода или год? Что я должна была объяснить ей за эти несколько часов? Я сказала только, что независимо от того, что произойдёт, у тебя доброе и мягкое сердце.
— Я приложу все усилия, чтобы быть таким.
— Будь с ней помягче, умоляю тебя. Возможно, ты поймёшь, что обладаешь настоящим богатством.
Гарри взбежал по лестнице в свои покои. Он не спал на этой кровати два года. Последний раз он держал здесь Яну в своих объятиях.
Рабыни, открывая двери, низко поклонились. Фелисити стояла у открытого окна, глядя на Золотой Рог и портовую суету. Вёз сомнения, она видела, как Гарри возвращался...
Наконец Фелисити обернулась. Эме нарядила её как турчанку, у Гарри перехватило дыхание. В ней не было Яниного сластолюбия, которое сводило Гарри с ума, но девственная чистота и стройность Фелисити не менее возбуждали его.
Золотые кудри девушки были тщательно расчёсаны и в продуманном беспорядке спадали на плечи. Бледно-голубая феска неуклюже сидела на её голове. Бледно-голубой короткий жакет обтягивал её обнажённую грудь, оставляя лишь белую полоску тела; Фелисити старалась стянуть его руками. Ещё одна полоска белела ниже — её девичий живот. Шаровары не позволяли увидеть ничего, кроме очертаний её ног и тёмного пятна внизу живота, свидетельствовавшего, что Фелисити уже женщина. Гарри и девушка, не отрываясь, смотрели друг на друга, потом взмахом руки Гарри отослал слуг.
Гарри направился к ней, она сделала реверанс. Феска сползла с её головы, Фелисити нервно хихикнула, пытаясь подправить её.
— Я потренируюсь, — выдохнула она и залилась румянцем.
Затем она поняла, что её жакет распахнулся, и быстро стала стягивать его. Но руки Гарри оказались там раньше...
Груди её были девичьими, едва обозначенными холмиками, что делало их ещё более приятными. Он дотронулся до сосков и увидел, как они набухли; дрожь пробежала по её телу.
— Сколько тебе лет? — спросил Гарри.
— Пятнадцать, хозяин. — Она облизнула губы.
Гарри снял жакет и увидел её светящуюся белую кожу. От ветра и солнца лицо девушки немного заветрилось, но на теле кожа оставалась безупречно белой. От ловкого движения руки Гарри её шаровары упали на пол. И вновь его поразила эта девичья стройность, узкие бёдра, гладкие как шёлк, твёрдые холмы ягодиц.
