Четыре дня назад Уотсон получил письмо, на котором стоял штемпель со страшным и долгожданным словом: «Перт.» Доктор ждал этого письма, обрадовался ему, но когда нетерпеливо вскрыл конверт, был поражён содержанием послания. Мысли его понеслись вихрем, и первой отчётливой мыслью было: «Господи помилуй, он остался собою! Даже нет, пожалуй, стал собою ещё больше, чем был...»

Кроме невероятной и утопической просьбы о расследовании преступления, произошедшего девять лет назад, кроме подробного описания этого преступления и некоторых, сделанных вскользь рассуждений и выкладок по поводу возможного расследования, письмо Шерлока Холмса содержало ещё одну просьбу — навестить миссис Нортон. «Передайте ей поклон и постарайтесь убедить, что со мной всё хорошо. Если, слава богу, увидите, что она успокоилась и пришла в себя, то никогда уже к ней не ходите». Так закончил своё письмо с каторги мистер Шерлок Холмс.

Уотсону даже не пришло в голову не выполнить в точности всё, о чём просил его друг. Он и прежде никогда не оспаривал его решений.

Но неприятности начались со следующего же дня.

В письме Холмс называл имя частного сыщика Баркера, человека, показавшего себя прежде неплохим специалистом, и просил предложить расследование именно Баркеру, разумеется, за приличное вознаграждение. Однако в полицейском управлении доктору сказали, что мистер Баркер примерно полгода назад заявил категорически о своём намерении прекратить прежние занятия, то есть навсегда оставить профессию частного сыщика. Причиной тому, как полагал давний знакомый Уотсона, инспектор Этелни Джонс, послужила пуля, всаженная в мистера Баркера неким лондонским специалистом по сейфам. Рана была пустяковая, но испуг оказался куда болезненнее, и сыщик-эстет, носивший дымчатые очки и обожавший светлые перчатки, счёл, что такую нервную работу лучше оставить, пока не поздно, то есть пока другой какой-нибудь нарушитель закона не выстрелит более метко.

Всё же Уотсон узнал адрес Баркера и решился съездить к нему, предварительно уведомив его телеграммой о предстоящем посещении. Визит он отложил на день вперёд, дабы дать возможность детективу собраться с мыслями и не показаться ему неучтивым, а перед этим отправился к миссис Нортон.

Он нашёл Ирен в одном из скромных кварталов, где селятся обычно люди самых незначительных средств. Она снимала крошечную квартиру из двух комнат, и на входной двери этой квартиры висела небольшая дощечка с надписью: «Миссис Ирен Адлер. Уроки музыки». Итак, бывшая блистательная актриса, знаменитая авантюристка, сделалась незаметной учительницей музыки, вернув себе при этом фамилию, под которой когда-то блистала...

Едва квартирная хозяйка доложила о приходе доктора Уотсона, как миссис Ирен сама выбежала в прихожую, и по её лицу Уотсон понял, что его прихода, известия от него она ждала каждый день, каждый час, каждую минуту. И последнее раздражение, ещё таившееся в нём, исчезло. Ирен в простом чёрном платье, с простой причёской, бледная, усталая, показалась ему вдруг ещё красивее, чем в тот день, когда он впервые увидел её восемь лет назад, когда она в шелках и перьях стояла на ступенях своего красивого особняка, на фоне освещённых ярким заревом стеклянных дверей.

— Что, доктор, что? — спросила она, и голос выдал все чувства, которые сумело скрыть лицо.

— Я получил письмо, — просто сказал Уотсон. — Вот, если хотите.

Минуту назад он не собирался давать ей этого письма, но теперь не удержался и протянул конверт, сам себе удивляясь. Она схватила белый прямоугольник и, взглянув на него, вскрикнула:

— Это не его почерк!

— Внутри его, — успокоил её Уотсон. — А разве он вам писал уже?

— Нет. Но вы же видите, почерк грубый, неровный. Почерк необразованного человека. И рука дрожит, как у пьяницы. Скажите, что там написано? Шерлок... Мистер Холмс здоров?

— Он об этом не пишет. По-моему, да. Прочитайте.

Ирен прочитала письмо, задумалась, прижав его к груди, потом спросила:

— Ну и как вы нашли меня? Успокоившейся? Вы больше не придёте?

— Скажите мне сами, приходить мне или нет, — доктор говорил очень мягко и печально. — Видите ли, Холмс хочет, чтобы вы успокоились.

— Чтобы я забыла? — у неё сверкнули глаза, но тут же погасли. — Странно, что он на это надеется.

— Как вы живете? — задал Уотсон ненужный вопрос.

— Хорошо, сэр. Очень-очень хорошо.

Они говорили недолго. Уже уходя, доктор вдруг остановился на пороге и спросил:

— Могу я попросить вас... меня мучает вопрос, но я не знаю, как задать его.

— Я знаю, как его задать! — воскликнула Ирен. — Кто убил, правда? Он или я?

— Да, — кивнул доктор. — Это невыносимое сомнение...

— Я убила!

И она вдруг рассмеялась.

— Вы лжёте, — покачал головой Уотсон.

— Нет, не лгу. Я убила, я! Так уж вышло, доктор Уотсон. В своей жизни я никому не принесла счастья.

На другой день после визита к миссис Адлер доктор поехал в Чизик, на другой берег Темзы, и там, среди небольших изящных вилл, отыскал и особнячок мистера Баркера.

Баркер принял доктора, угощал сигарами и кларетом, показал своего любимца, громадного чёрного дога по кличке мистер Блэк, но от предложения заняться давним делом о пропаже «глаз Венеры» и убийстве их хозяина отказался наотрез. Ему не улыбалось снова окунаться в полную интриг и неожиданностей жизнь, из которой он недавно так легко вынырнул.

Я не бог знает как богат, доктор, — говорил он, — но буду уж лучше жить поскромнее, не рискуя больше своим бренным телом. Оно знаете ли, стало мне особенно дорого, после того как в нём сделали дыру...

И вот Уотсон ехал домой, а в голове его неотступно и беспощадно вертелся один-единственный мучительный вопрос: «Что же делать? Что делать? Что теперь делать?» И в самом деле, что? Обратиться в полицию? Ну, там его просто поднимут на смех, или, быть может, из уважения к прошлому Шерлока Холмса ограничатся уговорами выкинуть это всё из головы. Но выполнить просьбу Холмса необходимо, не то чего будет стоить вся их многолетняя дружба? И как он посмотрит в глаза своему другу, когда тот вернётся? О том, что Холмс возвратится в Лондон ещё очень не скоро, доктор старался не думать.

Мысли его вдруг вернулись к Ирен Адлер, к их вчерашней их встрече, и Уотсон подумал, что, пожалуй, и в самом деле эта непонятная женщина будет ждать, будет хранить верность человеку, который, не раздумывая, против её желания, взял её вину на себя.

После смерти мужа Ирен получила в наследство всё его громадное состояние, но не взяла ни цента из этих денег, полученных самым грязным путём, а раздала миллионы Нортона в благотворительные организации. Она только отдала распоряжение прислать из Америки её немногочисленные драгоценности и перевести деньги, вырученные от продажи нью-орлеанского дома, очень скромного и очень дешёвого. Несомненно, на эти деньги Ирен и сняла свою маленькую квартирку, на эти деньги купила фортепьяно, этими деньгами оплатила долги за судебные издержки, ибо она нанимала адвоката, дабы доказать... свою вину!

«Да, она будет ждать, — думал Уотсон, — будет... Ну, и что толку? Что останется ему, да и ей, когда семь лет тоски отнимут их последние жизненные силы?»

— Тпр-р-р!!! — отчаянно закричал в это самое мгновение кэбмен, кэб резко дёрнулся и круто остановился. А затем пронзительный высокий голос слабо возопил:

— Господи Иисусе!

— А, дьявол! — с ужасом вскричал кучер. — И куда же её понесло?! Сэр, мы, кажется, человека задавили..!

Уотсон мгновенно очнулся от своих мыслей и кубарем вылетел из экипажа. Почти под ногами у лошадей он увидел лежащую на мостовой скорчившуюся фигурку в чёрном пальто. Старомодная шляпка с дырявой пышнейшей вуалью валялась рядом, и ветер беспрепятственно трепал седые букли угодившей под копыта старушки.

— О, боже! — вскрикнул доктор и ринулся к упавшей, почти не сомневаясь, что она мертва.

Но, схватив её сухую, затянутую в кисейную перчатку руку, он ощутил слабое и прерывистое, но заметное биение пульса.