— Ах ты, гадина! — вырвалось у Клея. — И никто с ним не разделался?

— А кто мог разделаться? — пожал плечами Холмс. — Никто из попавших на его крючок не знал, от кого исходит шантаж. Меррей-то был лишь подставным лицом, хотя инициатива в раскрытии преступлений принадлежала ему. И вот, заметь: преступление оставалось нераскрытым и ненаказанным, преступник ускользал от закона, а мистер Нортон, фактически ничем не рискуя, получал громадные деньги, чаще всего большую часть награбленного, и процветал. Когда я всё это понял, у меня опустились руки. Ликвидировать явившуюся в Англию банду Линкеев можно было без труда, я сразу потянул за несколько ниточек и живо опутал этих джентльменов своей сетью. Но Нортон, от которого так важно было избавить Ирен! Что я мог с ним поделать? Ты знаешь не хуже меня, Джон, что шантаж карается в лучшем случае несколькими месяцами тюрьмы.

— А сокрытие преступлений? — удивился Джон.

— Это дело другое. Но в том-то был и весь ужас, что фактов, прямо доказывающих сокрытие Нортоном уголовных преступлений, не оказалось. Налицо были факты получения им крупных сумм денег, можно было и доказать его общение с несколькими известными гангстерами. Но почти все они к тому моменту уже прекратили своё существование: Нортон следил за теми, кто попадал в его сети, и на следующем же деле «топил» своего «клиента», то есть опять же через Меррея, передавал его в руки правосудия и отправлял в мир иной, страхуя себя от всяких последствий. Ральф был единственным свидетелем всех его преступлений, но господин адвокат крепко держал его на привязи, когда же тот захотел сорваться, Нортон с ним покончил.

— Так это было всё же не самоубийство? — морщась от отвращения, спросил Клей.

— Да нет, самоубийство. У Меррея в Солт-лейк-сити жила мать. Он её очень любил, примерно, как наш Джим Фридли свою старушку в Шотландии... Парня страшно пугало, что мать узнает о его преступлениях, пугало, что она не переживёт его смерти. Но вот она умерла. И Ральф решился: он в лицо сказал Нортону, что служить ему больше не будет, что всё расскажет полиции. За всё совершенное ему грозила смертная казнь, поэтому он предпочёл пустить себе пулю в висок, как за несколько лет перед этим сделал человек, которого он подставил. Перед самоубийством Меррей отправил в полицию полное признание, но его, как ты знаешь, перехватил Нортон.

Последнее, что я мог сделать для разоблачения этого человека, — арестовать Линкеев. Они, выйдя на след Ирен, невольно вышли и на Нортона, они многое узнали и могли рассказать о шантаже и представить доказательства того, что покойный Ральф Меррей действовал только как посредник Нортона. Банда оказалась в Лондоне, и приехали американские гангстеры не только, преследуя миссис Нортон, но наверняка собираясь заодно и как следует поживиться. Значит, была возможность их взять, и я был бы идиотом, если бы этой возможностью не воспользовался.

— Постой! — вдруг прервал товарища Джон Клей. — Постой, Шерлок! Я только хотел спросить тебя: а где всё это время была Ирен? Ну, пока ты собирал факты и доказательства, посылал телеграммы в Америку? Ведь на это ушёл месяц, а то и два.

— Положим, всего неделя. Я не черепаха, — обиженно произнёс Холмс.

— Неделя?! Не могу себе даже представить, когда ты успел. Ну, пускай, неделя. И где же миссис Нортон провела эту неделю. Ведь не мог же ты отправить её назад в гостиницу?

Неожиданно Шерлок покраснел.

— Конечно, не мог. Но она, видишь ли, вспомнила, что не заплатила в этой гостинице по счёту, и решила пойти и заплатить. Я не советовал ей этого делать, однако она стояла на своём.

— И ты пошёл с нею? — улыбнулся Джон.

— Ты потрясающе догадлив!

Рассказывая, Холмс принял свою любимую позу: закинув ногу на ногу и охватив руками колено. Его тонкие пальцы переплелись, сжались и слегка побелели. Только это и выдавало его волнение, да ещё глаза заблестели ярче обычного, и на левом виске появилась еле заметная светлая бисеринка пота.

— Мы пошли туда в тот же вечер, сразу после того, как я выслушал рассказ миссис Нортон. Пошли пешком, хотя погода была не для прогулок — стоял сырой, промозглый вечер, да ещё и туман сгущался, местами становясь совсем непрозрачным, как молоко. По дороге Ирен вдруг принялась рассказывать мне, как некогда жила в Америке, как к негодованию родителей надумала стать актрисой, как судьба послала ей несколько выгодных предложений, и затем она попала в Ла-Скала, лучший в мире оперный театр. Признаюсь, я слушал немного рассеянно — мысли мои были только о том, как помочь ей. Но постепенно её низкий мелодичный голос увлёк меня, мне захотелось вслушаться в то, что она говорит, оторваться от размышлений. Я даже невольно включился в разговор, рассказал, как сам однажды побывал на спектакле в Ла Скала и был счастлив, что можно просто сидеть в ложе, наслаждаясь музыкой и великолепными голосами певцов. Но едва вышел из театра, как на моих глазах некий господин застрелил женщину, и, мало того, что я оказался свидетелем этого преступления — никто больше толком ничего не видел, так ещё и прибывший на место комиссар карабинеров узнал меня (где только видел?) и начал упрашивать, чтобы я помог найти убийцу! Конечно, я помог — в ту же ночь и нашли, но с тех пор театр Ла Скала вспоминался мне, увы, как очередное место расследования.

До гостиницы мы дошли за полчаса. Было уже одиннадцать вечера, и пришлось долго звонить, а потом и стучать в тяжёлую дубовую дверь, прежде чем нам наконец отворили. Пожилой привратник с очень недовольным видом повёл нас к портье, которому Ирен и протянула деньги. Портье крайне удивился: «Но... леди — ваш долг уже оплачен!» — «Кем?» — быстро спросила Ирен. «Джентльменом, который прибыл сегодня утром. Он вас разыскивал. И даже снял номер, соседний с вашим».

Конечно, я сразу понял, кто это был. Думаю, и Ирен это поняла. Когда я кинулся вверх по лестнице, она побежала за мной и на верхней площадке догнала. Без всяких церемоний схватила за руку, даже оттолкнуть попыталась. «Остановитесь! Не надо!» — воскликнула она. Впервые в её глазах был настоящий страх. «Что вы! — удивился я. — Это же не те, кто вас преследует. А этот господин мне не опасен». На лице Ирен возникло отвращение, и она бросила, отведя взгляд: «Сэр, он ещё опаснее».

— Так в гостиницу пожаловал сам мистер Нортон? — вновь прервал рассказчика Джон Клей. — Упорный негодяй.

— У его упорства были причины. Ирен могла сильно ему повредить. Уже повредила, как ты понимаешь. Не буду описывать свой разговор с ним. Он меня сразу узнал, из чего я заключил, что моя персона интересовала его и прежде. На вопрос, для чего он приехал, мистер Нортон ответил, что не теряет надежды вернуть свою «беспокойную супругу», а заодно хочет избавить её от опасности. «А вы, сэр, — спросил он меня, — тоже хотите встать на защиту моей жены? Право, и не знаю, чем она не угодила новоорлеанским бандитам!». На этом я прервал разговор — пока что мне нечего было предъявить господину адвокату, а от пустых рассуждений положение бы не изменилось. Мы с Ирен покинули гостиницу, и Нортон не сделал попытки её удержать. На улице она обернула ко мне залитое румянцем лицо и прошептала: «Вы видели? Он же издевается надо мной! Он давно это делает. В конце концов это для него плохо закончится, мистер Холмс! Знаете, у меня есть револьвер!». «Очень хорошо! — сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Оружие никогда не мешает иметь — мало ли что. А теперь нужно уйти отсюда как можно скорее».

Ирен, я это видел, готова была со мной согласиться и уже сделала шаг, но вновь остановилась. «Надо ещё решить, куда теперь идти! — сказала она задумчиво. — Если просто сменить гостиницу, меня найдут быстро». Я не успел ей ответить, хотя ответ у меня был готов. Однако в это самое мгновение какая-то тень упала на тротуар возле нас — кто-то выступил из-за угла, и я вдруг понял, что это уже было. Когда мы с Ирен шли к гостинице, когда переходили улицу, сзади скользнула точно такая же тень — те же очертания низко надвинутого кепи, тот же сутулый контур спины. Случайность? Таких случайностей, как правило, не бывает. Я едва успел схватить Ирен за руку и прижать к стене. Полыхнул огонь, ударил выстрел. Пуля прошила край пелерины моего пальто. Я выстрелил в ответ, целясь не в голову, а в руку стрелявшего. Он с криком уронил оружие, но из-за его спины выдвинулся второй. Выстрелить этот второй не успел, я упредил его, на этот раз стреляя по ногам. Снова крик боли, обе тени метнулись прочь, я — за ними. Возможно, у меня в этот момент не сработал привычный рефлекс, рефлекс опасности. Обычно я всегда чувствую её. Третий бандит бросился на меня из-за угла, когда я уже выскочил на мостовую, чтобы пуститься вдогонку за беглецами.